Байрёйтский фестиваль сегодня
3147
0
В Байрёйте заканчивается вагнеровский фестиваль. Он проходит в 101-й раз в знаменитом Фестшпильхаусе на Зеленом холме под руководством правнучек Рихарда Вагнера Катарины и Евы Вагнер-Паскье. Главным событием этого лета стала премьера «Летучего голландца» с немецким маэстро Кристианом Тилеманом за пультом.
Это тот самый злосчастный спектакль, в котором не состоялся столь ожидаемый дебют мариинского баритона Евгения Никитина, о чем было уже сказано так много. По фотографиям в буклете можно было догадаться, что участие российского певца явно придало бы значительности постановочному решению, хотя заменивший Никитина корейский вокалист Самуэль Юн достойно спел главного героя оперы.
1/7
Впрочем, вполне возможно, что Никитин еще и возникнет в Байрёйте в каком-то виде. Во всяком случае, он повел себя исключительно деликатно, не затаив обид.
Приглашение Яна Филиппа Глогера, молодого (30 лет) режиссера из Германии в Байрёйт уже не выглядит хулиганством со стороны руководства фестиваля после аналогичного приглашения 3 года назад рижского дирижера Андриса Нелсонса на «Лоэнгрина», чтобы он аккомпанировал патриарху немецкого режиссерского театра самого радикального направления Хансу Нойенфелсу.
Этот роскошный «Лоэнгрин», выстроенный в форме эксперимента олигархов над людьми-крысами и извергающий при этом лавы едкой революционной романтики, продолжает оставаться самым мощным высказыванием на вагнеровскую тему за последние несколько лет. В свои тридцать с небольшим Нелсонс – самый успешный и перспективный из учеников проживающего в Петербурге маэстро Мариса Янсонса – ловко расправляется с романтическими загадками Вагнера, а в 2016 он уже ангажирован на нового «Парсифаля» в Байрёйте. Правда уже без надежного плеча Нойенфелса – ставить этого «Парсифаля» будет актуальный немецкий художник Йонатан Меезе (два года назад он оформлял оперу «Дионис» Вольфганга Рима на Зальцбургском фестивале).
Глогеру оказалось не под силу тягаться со старым театральным волком Нойенфелсом, который умеет высказываться глобально, с включением мировых исторических реалий, но бойкую историю, захватывающую внимание ровно на пару с лишним часов, пока длится опера, он сочинить сумел. В его спектакле нет ни моря, ни кораблей, ни моряков. Дело происходит в самом банальном на свете месте — на фабрике.
Даланд, отец романтичной девушки Сенты, представлен владельцем маленькой вентиляторной фабрики. Как все деловые люди он думает только о сделках и прибыли. Сента работает кем-то вроде дизайнера – мастерит всякие крепости из картона и красит их красной краской. Она очевидный аутсайдер – не имеет ничего общего ни с коллегами – серыми мышками в костюмчиках, ни с отцом, ни с другом детства Эриком, который тоже работает на фабрике и пристает к ней рядовыми ухаживаниями.
Как раз утром того самого дня, когда отец представит ей своего нового зарубежного партнера – голландца, в качестве перспективного жениха, Сента склеила из картона большого Щелкунчика и крохотный кораблик, надеясь однажды в реальности встретить человека из воображаемого мира, которому она была бы по настоящему нужна. И режиссер подбрасывает ей такого человека – мультяшного героя из киберпространства. Странноватого вида мужчина выходит из паутины проводков с мигающими диодами, на выбритой части его головы наклеены черные звездочки, под которыми сидят жучки, в руках его модный пластиковый трейлер, один из тех, с которыми снуют по аэропортам командировочные менеджеры.
Даланду и Рулевому (здесь – энергичному топ-менеджеру), упаренным после трудового дня в офисе и валяющимся в расслабляющей лодочке, вышедший из светящейся схемы человек с чемоданом полным долларовых купюр кажется поначалу гостем из подсознания, но как только незнакомец начинает говорить, они охотно принимают его за коллегу-бизнесмена. Голландец представляется как проклятый человек, который вынужден скитаться по морю, и лишь раз в семь лет получает возможность сойти на землю и поискать девушку, которая, став ему верной женой, избавила бы от мытарств. Прямо на глазах у Сенты замаскированный киборг режет вену, но не умирает, как полагается в таком случае. Сенте нравится загадочный иностранец все больше и больше. А когда голландец выкладывает на середину сцены и картинно сжигает «противные» баксы, Сента клянется, что станет ему верной женой.
Знаменитая сцена, когда голландские моряки смешиваются с норвежцами и своим хором наводят ужас на последних, решена Глогером в духе дурного ужастика. Андроиды с полуистлевшими лицами буквально «вываливаются» на обычных людей из мелькающей огоньками микросхемы как поделки Виктора Франкенштейна.
В финале, когда по идее Сента, по ошибке уличенная в неверности, должна броситься со скалы, а корабль голландца утонуть, чтобы герой наконец-то обрел обычную человеческую смерть, происходят вещи мало романтические. Сента закалывается ножницами, Голландец делает нечто аналогичное.
Но версия, которую показывают сейчас в Байрёйте (Вагнер много раз переделывал свой первый спектакль 1843 года) имеет еще один малый финал. Режиссер с его помощью пытается похохмить над романтиками. После смерти герои, как известно, воссоединяются – это существует во всех версиях. Но в этой поздней есть еще пять минут умиротворяющей музыки. Глогер возвращает нас на фабрику Даланда, где работницы делают уже не вентиляторы, а вульгарные статуэтки в форме целующихся Сенты и Голландца.
Работа режиссера в целом не особенно убедительная, хотя его критика мира кибернетики, засасывающего людей все больше и больше, выглядит симпатично. Но с пейзажной, ярко выражено маринистической музыкой Рихарда нашествие киборгов никак не вяжется. Картинка плывет и не тонет, как пенопласт по воде.
Тилеман, который признался, что считает партитуру «Голландца» самой трудной для исполнения в байрёйтском Фестшпильхаусе, так как она писалась не для этой особой акустики, а для обычного театра, проработал материал с особым тщанием и выдал продукт исключительной красоты. Он лично присутствовал на репетициях с певцами, излагая им смысл пометок Вагнера в партитуре. Рихард так пекся о сценической составляющей своих опер, что подробно расписывал, где солист должен находиться, как петь ту или иную ноту и т.д. Кристиан всегда имеет дело с вагнеровскими оригиналами, предпочитая их любым новым изысканиям. Он изо всех сил хочет перевоплотиться в Вагнера-дирижера, жертвуя зачастую своим авторским видением, которым так бравируют его коллеги. Присутствовать при этих перевоплощениях очень интересно, даже если волшебная палочка уносит Тилемана в иные дали.
В новом «Голландце» ярко читались автобиографические подробности, ведь Вагнер писал музыку штормов по собственным впечатлениям от пережитой во время путешествия бури. На сцену, мелькающую жучками, лучше было в такие ответственные моменты не смотреть, чтобы романтическое наваждение не пропало...
В этом, как и в прошлом сезоне, фестиваль проходит без тетралогии. Новое «Кольцо нибелунга» грянет в следующем году и будет приурочено к празднованию 200-летия со дня рождения Вагнера. Продирижирует всеми четырьмя спектаклями наш соотечественник Кирилл Петренко, который к этому времени уже сменит Кента Нагано на посту музыкального руководителя Барской Оперы. Режиссировать это «Кольцо» будет шеф берлинской «Фольксбюне» Франк Касторф, революционер немецкой сцены с большим стажем. Также в афише останется «Лоэнгрин» с Нелсонсом и крысами, прошлогодний «Тангейзер» Себастьяна Баумгартена и нынешний «Летучий Голландец».
В 2014 повторят сценарий 2013 юбилейного — премьер не будет, хотя вводы в роли и смены дирижеров вполне возможны. В 2015 Катарина Вагнер поставит нового «Тристана» вместе со своим любимцем Тилеманом, в 2016 — новый «Парсифаль» с Нелсонсом и Меезе (предыдущий спектакль Херхайма сыграли в последний раз уже без дирижера премьеры Даниэле Гатти, который намеренно «хоронил» темпы, но с перспективным «скоростным» швейцарцем Филиппом Жорданом, музыкальным шефом Парижской Оперы, подготовившим там несколько лет назад полное «Кольцо», по слухам с ним тоже ведутся переговоры о последующем сотрудничестве на Зеленом холме).
И напоследок, хочется сказать о двух спектаклях — плохом и хорошем. Начну с хорошего, с «Тристана и Изольды» — старого уже спектакля Марталера, который после премьеры возобновлялся в Байрёйте несколько раз, и после этого лета, зафиксированный на DVD, к сожалению, выходит в тираж. Но это стопроцентно качественная продукция, проверенная временем. Может, дело в дирижере Шнайдере, для которого «Тристан» стал своего рода вечерней молитвой, читаемой наизусть.
Чистый звук, безнадрывное повествование о вечных любовниках, которые у Марталера последовательно акт за актом опускаются с гламурной верхней палубы на обшарпанное дно (или трюм) корабля. Ничего не происходит, время не движется, только эти двое — Тристан и Изольда (Роберт Дин Смит и Ирен Теорин) страстно телеграфируют о своей любви без оглядки друг на друга, без касаний: в пустоту, во вселенную, в космос, мировой океан. Марталер и его сценограф Анна Фиброк пересматривали перед постановкой хит Бунюэля «Золотой век», где используется музыка «Тристана», и сумели вслед за ним рассказать о любви без мелодраматических подробностей. Кажется, Вагнер имел в виду что-то похожее.
А плохое — это байрёйтский «Тангейзер», который утратил свое главное притягательное звено — Хенгельброка, собравшего прозрачную авторскую партитуру на основе черновиков, но дирижировать опусом дальше отказавшегося. Сценография как-то не так раздражала, пока было любопытство к музыкальной новинке. Сегодня же, когда за пультом стоит Тилеман с его романтическим взглядом на вещи, спектакль воспринимается как нечто малохудожественное.
Постановщик Баумгартен, известный как чуткий к музыке человек, в целом, тоже оказался заложником противной сценографии. Для воплощения идей ему просто не хватило пространства. И действие, гонимое страстным Кристианом, вязнет в бытовухе. Три акта, 2 часовых антракта, жара и духота, но уходить люди не решались. Из благословенного и непроветриваемого Фестшпильхауса уходить не принято.
Фото: Bayreuther Festspiel / Enrico Nawrath
Ссылки по теме
Рекомендуем
Театры и фестивали
Персоналии
Летучий голландец, Тангейзер, Тристан и Изольда
Произведения
0
0
Всё об опере в России и за рубежом
