С середины ноября по конец декабря, практически до самого Нового года на сцене Дворца Гарнье гостила блистательная россиниевская «Золушка» - спектакль, купленный в Баварской государственной опере и прокатываемый в Парижской национальной опере периодически. И оно вполне понятно почему: искромётная, до умопомрачения красивая классическая постановка великого (пожалуй, теперь мы уже имеем полное право говорить так) и непревзойдённого Жана-Пьера Поннеля – это всегда встреча с подлинно прекрасным, это всегда праздник для глаз и мозговых извилин. Это один из наиболее популярных, наиболее посещаемых парижанами спектаклей – настоящее украшение исторической сцены «Гранд-опера».

Эту «Золушку» ещё можно будет посмотреть в марте, а автору этих строк выпал последний спектакль 2012 года, в самое католическое Рождество. Непередаваемое удовольствие – эта постановка Поннеля, игривая и изящная одновременно.

Его «Золушка» хорошо известна: есть видеозаписи спектаклей других театров с аналогичной концепцией и сценографическим решением. В Советском Союзе её показали в 1974 году на гастролях «Ла Скала», и тогда она произвела настоящий фурор: несмотря на то, что в программе гастролей был редкий «Симон Бокканегра» с обворожительной Миреллой Френи, величественная «Норма» с безупречной вокалисткой Монсеррат Кабалье и «опера опер» «Аида» с неистовой Фьоренцей Коссотто, всеми признавалось, что кульминацией миланского вояжа в Москву оказалась всё же «Золушка».

Вот, что писали тогда об этом спектакле в советской прессе. «”Это — спектакль-классика! — сказал Б. Покровский. — Единство музыки с режиссерским решением поистине фантастическое. Каждый жест, движение, слово прямо вытекают из партитуры Россини”… В декоративном оформлении оперы Жан-Пьер Поннель сумел передать особенности россиниевской сценографии, сочетая нарядность и изысканность старинной гравюры с бытовыми деталями. Зрителей привлекал безыскусной достоверностью рваный колпак дона Маньифико; умиляла подушка, с которой капризные дочери его обращались, как с грудным ребенком, намочившим пеленки; не шокировало неглиже девушек, собирающихся на бал, ни полуразвалившаяся лестница, ни ночной горшок в руках хозяина дома. И все это вписывалось в нарядную рамку портала, причудливо разрисованного в стиле XVIII века. Быстро меняющийся фон непринужденно переносил действие из захламленного особняка Маньифико в роскошный дворец, зрительно создавая два плана сказки — реальный и волшебный. Бытовые штрихи в поведении комедийных персонажей органически сливались с высокой лирикой дуэтов Анджелины-Золушки и принца Рамиро (его в приподнято романтической манере пел Луиджи Альва), с волшебными превращениями — тень кудесника Алидора, выраставшая перед изумленной Золушкой – это было овеяно поэзией, где-то грустной, а в большинстве сцен сверкающей неподдельным весельем».

Всё то же можно сказать и о мюнхенской «Золушке» Поннеля, которую бережно воссоздал для Парижа Гриша Азагарофф. Это спектакль традиционный, реалистичный – насколько реалистичной может быть сказка Шарля Перро – сделанный с любовью и со вкусом, где каждая мизансцена продиктована исключительно музыкой, желанием максимально донести до публики то, что хотел сказать великий Россини в своей партитуре. Необыкновенно красивая сценография, отсылающая нас к галантному веку с его рококошной утончённостью и даже барочной приторностью, подробная, местами дотошная, но не грубая, не многословная, всё равно оставляющая послевкусие удивительной взвешенности, гармонии. Роскошные костюмы (также поннелевские – как и все оформление спектакля), настолько вычурные, настолько же и изящные – удивительное свойство поннелевского видеоряда: при всех подробностях изображаемого – никакой тяжеловесности!

Мизансцены изобретательны, порой до циркачества, но опять же, обилие движения не создаёт суеты, но исключительно придаёт действу динамизма. А сколько здесь юмора: зритель хохочет на протяжении всей оперы, буквально от первой ноты до последней. Над глупыми и зловредными золушкиными сестрицами зал потешается весь вечер: их угловатые движения, немыслимые кринолины, капризные лица – всё играет на пародийность, гротесковость этих персонажей. Совсем иначе показаны Анджелина и Рамиро: это лирическая пара, случайным ветром занесённая в буффонную стихию комической оперы. Им здесь немного неуютно, им всё время хочется укрыться от посторонних глаз и побыть вдвоём – и режиссёр придумывает постоянно им какие-то микроуголки, где хоть на несколько мгновений влюблённые могли бы уединиться…

Трудно писать о совершенстве. Здесь либо нужен целый трактат, в подробностях описывающий каждую гениальную мелочь, каждую чудесную находку, либо необходимо высказать несколько слов подлинного восхищения и затем умолкнуть из уважения к шедевру. Автор этих строк предпочитает второе, тем более, что жанр короткой рецензии не оставляет здесь особого выбора.

«Золушка» Россини на парижской сцене

Если постановка вызвала искренне восхищение вашей покорной слуги, то музыкальное решение столь однозначно удачным не было. Никаких претензий к оркестру под управлением Риккардо Фрицци: россиниевская лёгкость, это вечное шампанское, маэстро вполне под силу. Он способен добиться этого от музыкантов, которые ещё вчера играли что-нибудь из традиционного тяжёлого репертуара, игривости, воздушности, грациозности. Виртуозность пассажей, сложнейшие ансамбли этой оперы, головокружительные темпы, искристость речитативов – много ли маэстро сегодня в мире способны сделать это достойно, не хуже, например, чем великий патриарх россинианства Альберто Дзедда? Фрицца это может: его любовь к бельканто и в особенности к стилю Россини – самая искренняя и последовательная: маэстро работает над собой постоянно и добивается впечатляющих результатов.

Певцы, с которыми ему довелось это делать в этот раз в Париже, далеко не все столь отзывчивы на энтузиазм маэстро. Кто-то не вполне понимает стиль музыки, хотя, казалось бы, давно специализируется именно на Россини (в наш век, по крайней мере, на ведущих сценах Европы трудно найти «неспециализированные» составы исполнителей той или иной музыки – правда, это далеко не всегда гарантия высочайшего качества), кто-то стилистикой как раз владеет, но не обладает прочими достоинствами.

Наибольшие сомнения у меня вызвал соотечественник Максим Миронов в партии Рамиро. Голос выделанный и виртуозный, вполне подходящий для избранного репертуара, но… катастрофический маленький, совершенно не справляющийся с залом Гарнье даже и при ювелирном оркестровом сопровождении маэстро Фрицци. Порадоваться бы за русского, столь тонко чувствующего стиль Россини, но, увы… Живая опера – искусство жестокое, что бы ни говорили, а выходя в залах типа «Гранд-опера», огромных, обнажающих певца чашах, хочешь – не хочешь, а необходимо предъявить объём, полётность, пробивную способность голоса. От этого не уйти никуда. Весной эту партию во Дворце Гарнье будет исполнять Антонино Сирагуза – полный антипод Миронову, лишённый как его недостатков, так и достоинств: яркий, сильный, порой слишком крупный для Россини голос, небезупречный в колоратурах и напряжённый, тяжеловесный в верхнем регистре… Найти достойного Рамиро Парижской Опере пока не удаётся…

А вот два буффонных персонажа – один злой, другой добрый – получились на отлично: таких певцов ещё поискать! Никола Алаймо (Дандини) и Бруно де Симоне (Маньифико) владеют и стилем композитора, и голоса их – в самую пору для исполняемой музыки и данного зала, а уж насколько фееричен их комический дар – слов подобрать сложно. Это не просто буффонность высшего пилотажа, это настоящий цирк, но исполняются все актёрские трюки столь легко, без малейшей потери в качестве вокала, что диву даёшься – и как такое возможно вообще?! Столь же уморительна и абсолютно состоятельна женская буффонная пара: Анна Волл (Тисба) и Клаудия Галли (Клоринда), которой дали блеснуть в её виртуозной арии, словно купаются в россиниевской музыке – пение и игра лёгкие, непринуждённые, естественные.

Откровенно слабым Алидоро оказался румын Адриан Сампетрян: у певца нет настоящих низов, да и вообще по большому счёту голоса как такового – он может быть и немаленький сам по себе, но не звучный, не полётный, загнанный в затылок. Не люблю резких оценок, но, право, этот вокалист в касте Парижской Оперы мне показался сущим недоразумением.

Ну и о главном: у оперы «Золушка» была героиня! Марианна Пиццолатто с её тёплым, красивым и очень подвижным меццо – исключительная Анджелина, что называется, попадание в самое яблочко. У певицы, возможно, и нет большой харизмы, но в роли бедной падчерицы это особо-то и не нужно: ходи, опустив глаза долу, и иногда украдкой поглядывай на Рамиро – Пиццолатто делает это превосходно, вполне естественно изображая скромницу. И поёт красивым звуком – тоже, весьма скромным поначалу, готовясь к финальному рондо, в котором она разворачивается во всю мощь своего дарования и убивает публику «Гранд-опера» наповал звучащим потоком неописуемой, красоты, головокружительными фиоритурами, исполненными ювелирно в бешеном темпе. Сегодня очень часто говорят об упадке вокала. Когда встречаешься с такими певицами как Пиццолатто, то понимаешь, что не всё потеряно: пожалуй, такие выдающиеся Золушки прошлого как Джульетта Симионато, Фьоренца Коссотто, Тереза Берганца или Лючия Валентини-Террани могли бы позавидовать её технической оснащённости.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru