Знаменитый нью-йоркский театр «Метрополитен-опера» в конце сентября открыл свой очередной сезон весьма приятно для русского меломана – великой оперой Чайковского «Евгений Онегин». Это одна из трёх русских опер, которые будут идти на первой американской сцене в этом сезоне, помимо неё афишу также украшают оперы «Нос» Шостаковича и «Князь Игорь» Бородина. Первая из них – продукция трёхлетней давности, другая – премьера этого сезона, которая ожидается в феврале 2014 года.

Необходимо заметить, что русская опера не так уж и часто появляется в репертуаре «Мет», например, в прошлом сезоне в афише не было ни одного названия, в позапрошлом – только «Хованщина» Мусоргского. В последние полтора-два десятилетия русские опусы появлялись на сцене «Мет» главным образом благодаря усилиям Валерия Гергиева, являвшегося в течение ряда лет главным приглашённым дирижёром нью-йоркского театра и продолжающего с ним весьма активное сотрудничество.

Именно Гергиев исполнил в 1990-2000-е годы здесь того же «Онегина», «Пиковую даму», «Бориса Годунова», «Войну и мир» и другие оперы, кроме того он неоднократно привозил сюда русские оперы в исполнении Мариинского театра.

Нынешний сезон можно сказать – выдающийся по количеству русских опер в афише «Мет»: такого обилия давно не наблюдалось. Популярность русской музыки в Америке и в частности в Нью-Йорке растёт, возможно, в скором будущем русский репертуар окажется способным конкурировать здесь если не с итальянским, то с немецким и французским, и на сцене «Мет» появятся не только самые популярные из опер Чайковского и Мусоргского, но и другие их опусы, а также произведения Глинки, Римского-Корсакова, Прокофьева и др.

«Евгений Онегин» за всю историю «Мет» был исполнен здесь 140 раз, начиная с первой постановки 1920 года, в которой пели Клаудия Муцио, Джузеппе де Лука, Джованни Мартинелли и Адам Дидур (опера шла по-итальянски). Затем после долгого перерыва «Онегин» вернулся на эту сцену в 1957 на английском, чуть позже возобновлён в 1964.

В 1977 году состоялась первое исполнение на русском языке (солисты – Ш. Милнс, Т. Жилис-Гара, Н. Гедда, М. Талвела) – именно в этом спектакле два года спустя серию представлений пели советские вокалисты М. Касрашвили и Ю. Мазурок. Спектакль значился в репертуаре театра рекордно долго – до 1992 года. В нём пели такие русские исполнители как С. Лейферкус, Л. Казарновская и др. В 1997 году была представлена новая версия Роберта Карсена со сплошь русским составом исполнителей (Г. Горчакова, В. Чернов и др.), где самым долгожданным дебютом оказалось первое выступление в «Мет» И. Архиповой. Эта постановка продержалась до 2002 года и была возобновлена в 2007 с новым, уже интернациональным составом исполнителей, среди которых были Р. Флеминг, Д. Хворостовский, Р. Варгас и др.

* * *

Нынешний «Онегин» нов только для Нью-Йорка, но не является оригинальной продукцией американского театра: впервые спектакль Деборы Уорнер появился в Лондоне, в Английской национальной опере в ноябре 2011 года. Таким образом – это совместная работа двух театров. Правда для США редакцию делала уже не сама Уорнер, которая ныне по нездоровью временно не занимается творческими вопросами, а её партнер по лесбийскому браку ирландская актриса Фиона Шоу – именно это обстоятельство сыграло немалую роль в активизации ЛГБТ-сообщества по поводу первой премьеры «Мет» сезона 2013/14.

Как известно, представители секс-меньшинств направили петицию руководству «Мет» накануне открытия сезона, требуя от него посвятить эту работу борьбе геев и лесбиянок за свои права по всему миру – именно «Онегин» показался им для этого наиболее удачным названием ввиду нескольких причин: нетрадиционной сексуальной ориентации Чайковского, Уорнер и Шоу, а также вследствие того, что Валерий Гергиев и Анна Нетребко, участвующие в этом представлении, открыто поддержали недавно принятый российский закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Однако «Мет» активистам отказал в этой просьбе, подчеркнув, что не желает делать политическую акцию из произведения искусства – такую взвешенную позицию руководство театра проявило даже несмотря на то, что в самом «Мет» представители ЛГБТ-сообщества имеют весьма крепкие позиции, – достаточно вспомнить, что многолетний шеф театра Джеймс Ливайн принадлежит именно к ним.

В самой постановке Уорнер – Шоу нет ни малейших намёков на нетрадиционные сексуальные отношения, чего, пожалуй, можно было бы ожидать от такого тандема, но постановщицы не стали искусственно инсталлировать в ткань произведения мотивы, которых в нём нет. Вообще работу Уорнер можно счесть образцом в целом корректного отношения к исходному материалу: хотя постановку и нельзя назвать классической в полном смысле слова, поскольку в ней присутствуют значительные отходы от изначальных установок Пушкина – Чайковского. И всё же по своему духу, общему настроению, образному миру в общем плане она соответствует традиционным представлениям об «Онегине». Режиссёр внимательно и подробно работает с артистами, выстраивает взаимоотношения между персонажами, стремится уделить внимание мелким деталям, нюансам пластики. Полагаю, что немалую позитивную роль сыграло то, что в спектакле заняты в основном русские артисты, многие из которых имеют большую практику пения именно в этой опере, ну а самое главное – хорошо знающие и само музыкальное произведение и его литературную основу, прекрасно понимающие, о чем оно написано.

Есть в постановке Уорнер и моменты, которые могут показаться не вполне убедительными. Во-первых, это временной сдвиг, ставший в последние годы своего рода новым клише – играть «Онегина» не в костюмах и обстановке пушкинского времени, а в более позднюю эпоху – хотя это, безусловно, всё тот же 19 век и для кого-то, кто не разбирается в деталях, это вообще может пройти незамеченным. Во-вторых, это грубо поставленные танцы в первой картине, самым нелепым образом «совмещённые» с крестным ходом: их «народность» явно преувеличена, граничит с безвкусицей, если не вульгарщиной, и элементарным непониманием русских патриархальных реалий позапрошлого века. В-третьих, это решение вывести заключительную картину на улицу. У Пушкина мы читаем:

Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня перед ним, одна,
Сидит не убрана, бледна.
Письмо какое-то читает
И тихо слёзы льёт рекой.
Опершись на руку щекой.

У Уорнер княгиня не просто при полном макияже, но оба несостоявшихся любовника запакованы в зимние одежды, а их объяснение происходит под снегопадом на одной из петербургских набережных, сильно напоминая знаменитую Сцену у Канавки из другой оперы Чайковского. Конечно, не криминально, но утрачена вся интрига заключительной сцены, когда добивавшийся несколько месяцев встречи с Татьяной Онегин самочинно и неожиданно приходит к ней в дом, находит её в совершенно «разобранных» чувствах и, тем не менее, получает решительный отпор. У Уорнер Татьяна совсем другая – она, конечно, неслучайно пришла на это финальное объяснение со своим бывшим кумиром: решение само по себе, быть может, любопытное, но несоответствующее Пушкину и Чайковскому.*

Сценография Тома Пая также не всегда попадает в точку. Наиболее впечатляющи две картины второго действия – ларинский бал и дуэль: в первой вполне точно передана обстановка провинциального дворянского веселья, во второй – завораживающий своей красотой хмурый осенний пейзаж скромных и непритязательных средне-русских болотистых топей. Интересен и петербургский бал, где массивные белые колонны сразу отсылают к классическим образцам трактовки «Онегина». Наименее удачны три первые картины оперы, разворачивающиеся в какой-то подсобке имения Лариных, заставленной ящиками с овощами, как где-нибудь на складе или овощной базе. Надо заметить, что антракты в «Мет» и перемены декораций между картинами просто чудовищно огромны: где сокрыты грандиозные технические возможности первого театра мира, для автора этих строк осталось большой загадкой.

От музыкальной интерпретации знаменитой оперы осталось двойственное впечатление. С одной стороны, безусловное вокальное мастерство всех исполнителей, с другой – местами ощущение, что в итоге публике была представлена какая-то другая опера – только не «Евгений Онегин». Прежде всего, смутили темпы Валерия Гергиева, который растягивал фразы, замедлял действие, делая многочисленные и псевдомногозначительные ритенуто и ферматы. Впрочем, хорошо, что маэстро почти нигде для контраста не устроил истерики, чем он частенько грешит (в опере есть картины, где можно было бы «поддать жару»), за исключением разве что ларинского бала, прозвучавшего по-веристки, с надрывом. Но в целом «сонное царство», которое он сотворил из лирической, но все-таки вполне динамичной оперы не убедило, да к тому же создавало множество чисто технических проблем вокалистам. Все участники спектакля всё-таки большие мастера и никто из них в итоге не задохнулся при таких медитативных темпах, но к чему так уж испытывать вокалистов на прочность? Наверняка у маэстро есть на то какое-то свои резоны, какая-нибудь вполне логичная концепция, но из зала всё это слушалось неубедительно. Тем не менее, оркестр «Мет», конечно же, коллектив очень высокого класса: великолепные соло, замечательные унисоны в группах инструментов, общая музыкальность, красивые тембры – все это было с роскошеством продемонстрировано в памятный вечер, точнее в памятный полдень, ибо автор присутствовала на дневном спектакле 5 октября (четвёртый спектакль новой постановки, впервые прошедшей в театре 23 сентября) – том самом, который через HD-live-трансляцию демонстрировался на весь мир. Не меньших похвал заслуживает и хор, который кроме слаженности и красоты голосов продемонстрировал очень хорошее, практически идеальное для иностранного коллектива русское произношение – коучи поработали на славу!

Дебюта Анны Нетребко в партии Татьяны ожидали давно. Её прежняя колоратурная специализация всегда вызывала вопросы, а вот крепкие лирические партии ей в самую пору, особенно сейчас, когда голос певицы стал более полновесным и вполне пригодным для лирико-драматического амплуа. Впервые одну из главнейших женских партий русского репертуара певица спела несколько месяцев назад в Вене, но те выступления слышали лишь посетители Штаатсопер, а метовский дебют стал достоянием самой широкой общественности благодаря трансляции. Ощущения от этой работы певицы противоречивые. С одной стороны, её притязания на подобный репертуар не кажутся завышенными: после Иоланты, Микаэлы или Мими петь Татьяну, в общем-то, вполне естественно, певица не испытывает трудностей ни по тесситуре, ни в драматически напряженных сценах, где нужна не просто плотность, но даже мощь голоса (заключительная картина). С другой, в пении отсутствует какая-то лёгкость, поэтичность, прозрачность (хотя пиано Нетребко, конечно, владеет), которая ещё лет десять назад была, например, в её Наташе Ростовой. Сцена письма спета столь плотным, даже жирным звуком, с таким эмоциональным напором, что создавалось полное впечатление, что певица отработала знаменитый монолог Иоанны из «Орлеанской девы» - не меньше. Сценически артистка Нетребко едва ли подходит сегодня к образу юной Тани Лариной. И дело не в том, что её габариты стали более внушительными (в конце концов, нигде не написано, что Татьяна была тощей как щепа, а оперная сцена знавала вполне успешных исполнительниц этой роли, которые не отличались чрезмерной утончённостью – М. Касрашвили, Е. Прокину или Г. Горчакову). Здесь другое – в пластике, в поступи, словом во всём облике сквозит красивая русская женщина, яркая и соблазнительная, но никак не мечтательная провинциальная дикарка. В последних двух картинах, когда публике является гранд-дама высшего общества, Нетребко абсолютно на своём месте, красный цвет на греминском балу ей необыкновенно идёт. В то же время крайне неудачен костюм ларинского бала: артистка сильно смахивает на кустодиевскую купчиху за чаепитием (художник по костюмам – Хлоэ Оболенски).

В отличие от Нетребко никаких вопросов не вызывают прочие женские персонажи оперы. Великолепна Ольга в исполнении белоруской певицы Оксаны Волковой – может быть ей несколько недостаёт контральтовой роскоши а ля Тамара Синявская, но партия сделана очень музыкально и аккуратно, а образ юной шалуньи у артистки получился вполне законченным. Выше всяких похвал маститая Лариса Дядькова в партии Няни – пение не только профессиональное, но какое-то искреннее, сердечное, задушевное, отчего образ получается исключительно достоверным и привлекательным: пожалуй, всякий, кто слушает и смотрит на эту работу певицы, невольно вспоминает своё счастливое детство и любимую бабушку. Хороша и Елена Заремба в партии Лариной-старшей – красивое, стильное лицо, высокий рост и аристократические повадки делают помещицу несколько более европейской, нежели традиционно принято у нас, но в концепцию Уорнер это вписывается органично, кроме того, звучит Заремба по-прежнему восхитительно, её густое меццо переливается всеми возможными красками. Кстати, в этот раз обе второстепенные женские партии отданы низким голосам – любопытно и необычно было слушать дуэт двух контральто в первой картине оперы.

Мужской состав был также профессионален, но есть некоторые комментарии и по нему. Оба польских певца, исполнявшие главные партии, до конца не сумели избавиться от акцента, хотя, быть может, что для сноба-денди Онегина, что для поэта с «геттингенской душой» Ленского это не так уж и плохо – добавляет определенных шарма и пикантности.

По вокалу из них двоих наиболее убедил Пётр Бечала, чьё пение было не лишено лирической задушевности и одновременно белькантового совершенства: превосходные легато и филировка, осмысленная фразировка, звонкие верха позволяют говорить о нём, как об одном из лучших исполнителей партии Ленского в наши дни. Мариуш Квечень нарисовал слишком брутального, грубоватого Онегина – не столько игрой (здесь скорее было больше цинизма, что тоже вызывает вопросы), сколько именно пением: оно было технически безупречным, но всё-таки несколько тяжеловесным и назидательным, напоминая суровые вердиевские баритональные образы типа Набукко или Амонасро. Тем не менее, оба поляка заслуживают всяческих похвал, а высказанные замечания не носят принципиального характера.

Под стать центральной мужской паре оказался и мариинец Алексей Тановицкий в партии Гремина, спетой раскатистым, мощным, настоящим русским басом, сотрясавшим стены «Мет» и оставившим большое впечатление. А вот кто совсем был плох, так это Джон Грэм-Холл в партии Трике: тремоляция этого вокалиста не делает чести прославленной сцене «Мет» — как бы незначительна ни была партия комического француза.

Новый «Онегин» на первой нью-йоркской сцене в целом можно считать удачным приобретением театра, несмотря на все замечания, которых набралось предостаточно. На фоне нынешнего режиссёрского экстремизма, вседозволенности и откровенной глупости эта постановка смотрится вполне приемлемой и даже уважительной версией, а её музыкальные достоинства, в общем-то, уравновешивают некоторые недостатки. Конечно, руководству театра следовало бы отказаться от стереотипов и внимательно посмотреть вокруг: кроме Анны Нетребко есть ещё немало очень неплохих русских певиц, гораздо в большей степени подходящих для партии Татьяны (да и не только русских), а русскую музыку в мире успешно делает отнюдь не только Валерий Гергиев.

Примечание редактора:

* Следует добавить, что подобное решение вовсе не оригинально и встречалось в постановочной практике, например, в мариинской постановке 2002 года Моше Ляйзера и Патриса Корье.

Автор фото — Ken Howard / Metropolitan Opera

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru