У многих, рожденных в СССР, имя Сергея Баневича связано скорее с главной музыкальной темой фильма «Никколо Паганини» (1982) или песней «Дорога без конца» на стихи Татьяны Калининой в исполнении Альберта Асадуллина. Это детское воспоминание не могло не настроить на ожидание чего-то окрыляющего, лёгкого, праздничного и фееричного.

29 ноября я побывал на утреннем спектакле премьерной серии новой постановки этой оперы в Большом театре, и… до сих пор не могу найти слов, чтобы описать своё потрясение!

Не буду рассказывать о том, когда и как состоялось моё первое знакомство с оперой «История Кая и Герды», но тогда – при первом приближении – мне показалась затянутыми второстепенные эпизоды; рыхло-импульсивной интродукция про зеркальные осколки; лишней, на первый взгляд, партия Фонарщика (да и какой он фонарщик? Он же – рассказчик!), кукольно-балетное представление об Оловянном солдатике (к чему оно? К тому, чтобы раненый злом Кай ещё раз продемонстрировал собственную ужаленность?).

Всё рассыпалось на самодостаточные фрагменты, никак не склеивающиеся в одно целое. Печальными ощущались «пустые» проигрыши, когда на сцене ничего вроде бы и не происходит… Главное же, что вызвало моё недоумение, – избыточная медитативность вокально-музыкальных характеристик детей: какая-то неизбывная грусть сквозила в мечтательном монологе Кая, в дуэте Кая и Герды, в бесконечном миноре всех выступлений положительных героев. На фоне докучных «добрых сил» более ярко окрашенное «зло» в этой опере непроизвольно вызывало симпатию, отчего вся музыкальная драматургия произведения казалась мне лишенной соразмерности и соответствия естественному разделению всего сущего на хорошее и дурное. Ведь даже в праздничных уличных сценах построение музыкальных фраз нисходящей гаммой создавало ощущение, что у автора музыки не было детства, а финальный реквием вместо радостного апофеоза вызывал скорее желание «умереть, уснуть»... Эта неразвлекательная эсхатологичность, казалось, пронизывает музыкальные характеристики даже совсем невинных персонажей. Например, появление Бабушки ничего хорошего, судя по траурным аккордам, не предвещает, а мрачная тональность кульминационного монолога Фонарщика при недостаточно филигранной подаче сама собой вызывает в памяти строки «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» Это что, опера-сказка или опера про войну?..

И вот – нынешний спектакль!

Опера Баневича – действительно про войну: про войну Света с Тьмой. Отсюда и тонко использованная художником Валерием Левенталем пересортица костюмов: поначалу меня страшно нервировал чёрный наряд Снежной Королевы, навевавший ностальгические воспоминания о белой норковой шубе Царицы Ночи в «Волшебной флейте», идущей на этой же сцене в постановке Г.Вика. Внятная дикция певцов высветила не только фантастически глубокий текст либретто Татьяны Калининой, который почему-то всегда теряется в немногочисленных записях фрагментов этого произведения, но и душераздирающий нерв музыки С.Баневича, которая при всей своей неразвлекательной дидактичности вселяет в душу столько радости, столько тепла, столько света, что хочется переслушивать её снова и снова.

В сказках Андерсена Любовь - единственное средство спасения главных героев. А отсутствие любви – главная причина гибели. Тема готовности отдать свою жизнь за другого – во всех историях Андерсена неизменна. Эта готовность к самопожертвованию не просто даёт силы и дарит бесстрашие (ведь если мы уже решили расстаться с жизнью ради спасения любимого человека, - что же нас ещё может напугать?!): эта готовность – один из главных диагностических признаков Любви. Если мы готовы, не раздумывая, отдать жизнь за другого человека, - значит, мы действительно любим. Если нам требуется всё взвесить или обдумать, - значит, любви в нашем отношении к этому человеку нет ни капли…

И когда я понял, что основная тема оперы Баневича-Калининой – это тема битвы Любви с Нелюбовью, в моём мировосприятии что-то покачнулось. Само понятие нелюбви существенно меняет контекст восприятия всего произведения. Отсутствие любви означает присутствие… смерти. То, что не освящено любовью, поцеловано ледяной пустотой Вечности – слова, которое Кай никак не может сложить из ледяных осколков в чертогах Снежной Королевы. Ведь предлагает же Маленькая разбойница Герде «забыть» Кая: зачем спасать того, кто сам сбежал? Ну, в самом деле: если бы Кай не увлёкся своими фантазиями, если бы не распахнул окно навстречу леденящей бесчувственности, не было бы никаких проблем. В том, какую опасность таит эта наивная открытость неизведанному, – один из сокровенных смыслов и сказки Андерсена, и оперы С.Баневича. Готовность испытать неизведанные чувства, эмоции, ощущения очень часто чревата приобретением такого опыта, от которого избавиться потом невозможно, потому что жизнь – не сказка. Стоит ли ходить далеко за примерами, чтобы понять: любая из известных зависимостей берёт своё начало в стремлении человека расширить палитру своих ощущений и переживаний. И психологическая природа большинства известных зависимостей – лишнее тому подтверждение: ведь почти всегда в основе этих зависимостей лежит скука, неумение или нежелание приносить пользу людям, неумение или нежелание Любить…

Что вселяет в маленькую Герду уверенность, что она не только найдёт Кая, унесенного в бескрайнюю бездну северного сияния, но и сумеет его вернуть? Эта вера в силу собственного чувства не укладывается в голове… У нас, у современных людей, приходящих в театр для услаждения собственных ожиданий, эта наивность ассоциируется исключительно со сказочной невероятностью. А ведь сколько в нашей жизни реальных примеров того, как чья-то любовь защитила нас от необдуманных поступков, как любовь наших близких возвращала нас из мрака отчаяния и безрассудства. Скольких людей наша любовь спасла от непоправимых шагов? И мы не воспринимаем это как чудо. А, собственно, почему?.. Потому что не знаем, что было бы, если бы любящий человек не оказался рядом, не захотел защитить нас силой своей веры в то, что мы лучше, чем кажемся окружающим и, порой, самим себе? Нет ничего случайного на свете. И каждая встреча в нашей жизни, каждый человек что-то обязательно значит. Если мы не можем понять смысл какой-то встречи, - это не значит, что этого смысла нет. Это говорит лишь о нашей неготовности понять что-то очень важное... Кай случайно попадает в дом, где живет Бабушка с Гердой. И только в финале истории мы понимаем, какую роль эта встреча сыграла в жизни бездомного мальчика.

Конечно, опера Баневича – не простая музыкальная иллюстрация к известной сказке: как любое серьёзное произведение, как любая вдумчивая интерпретация, «История Кая и Герды» даёт нам новое знание о том, о чём мы помнили, но чего не понимали. И та работа, которую проделал коллектив Большого театра, чтобы донести до слушателя и зрителя подлинный смысл несказочного откровения авторов этой оперы, - неоценима.

С высоты представлений об идеальном воплощении столь сложного материала можно предъявить несколько претензий к мизансценной организации представления (например, такому приёму, как направленное в зрительный зал оружие, после трагедии «Норд-Оста», на мой взгляд, дорога на сцену должна быть всё-таки закрыта), но в целом режиссуру Дмитрия Белянушкина нужно признать безупречной. Остроумные пластические и хореографические находки (балетмейстер – Наталья Фиксель) либо идеально вписываются в музыкальный рисунок оперы, либо органично вытекают из партитурной канвы произведения. Даже весьма рискованный хор и танец разбойников во главе с травестийным образом Атаманши в исполнении баса сделан постановщиками в лучших традициях пародийных шоу и не вызывает никаких замечаний с точки зрения хорошего вкуса. Достаточно вспомнить один эпизод в изображении чертогов Снежной Королевы, во время которого стражники повелительницы Вечности уносят окоченевшую девочку со сцены за кулисы. Этот штрих удивительно ёмко показывает, что бы случилось с Каем, если бы Герда его не спасла: эта почти незаметная деталь создаёт настолько исчерпывающий образ пропасти, в которую погружается Кай, что достойна отдельного восхищения.

Сценография и костюмы Валерия Левенталя в обрамлении великолепно сделанного света Дамира Исмагилова настолько органичны, что сложно себе представить более чуткое и более проникновенное оформление этой музыки. Немного царапнуло моё представление о безупречности композиции изображение на одном из задников тройки белых лошадей с очумело выпученными глазами, но это уже особенности сугубо индивидуального восприятия.

И хор театра, и музыканты оркестра под управлением Антона Гришанина покорили невероятной эмоциональностью прочтения партитурных эскизов. Я не буду говорить о расхождениях певцов с оркестровой ямой: они имели место быть, но на общее впечатление особо не повлияли. Важным осталось то, что музыка Баневича (особенно сцена северного сияния и грандиозный эпический финал) в исполнении музыкантов светилась непередаваемым светом.

Из исполнителей главных партий хотелось бы отметить Станислава Мостового, своим чистым вокалом и звонким тембром с удивительной художественной убедительностью прорисовавшего обе ипостаси образа Кая. Богдану Волкову больше удался образ Кая, раненого ледяным осколком, чем мальчика, окрыленного влюбленностью, но вокально работа певца была великолепна.

Из двух слышанных мной исполнительниц весьма непростой по тесситуре партии Герды более яркое впечатление произвела Ольга Кульчинская: лучезарная проникновенность вокала певицы не оставляла сомнений в том, что именно этой девочке дано растопить почти погибшее сердце Кая. У Алины Яровой Герда оказалась чуть менее убедительной с вокальной точки зрения, но не менее трогательной в драматическом плане.

Партия Снежной королевы получилась по-настоящему леденящей у Евгении Сегенюк, но откровенно жутким мраком веяло от образа, созданного пронзительно чистым вокалом и царственно отрешенной игрой Агунды Кулаевой.

Карикатурный образ Атаманши виртуозно воплотили и Николай Казанский, и Николай Диденко, а неврастенично-трогательное преображение Маленькой разбойницы в девочку, растаявшую от сочувствия к судьбе совершенно незнакомого мальчишки, блестяще сыграла Ксения Вязникова.

И даже Северный олень в исполнении Олега Цыбулько прозвучал не голосом театрально ожившего чучела, а путеводной звездой к спасению от вмешательства тёмных сил в жизнь нормальных людей.

Кульминационным моментом оперы является монолог Фонарщика. В исполнении Александра Миминошвили этот текст не то чтобы теряется, но не производит такого оглушительного впечатления, как в исполнении Алексея Пашиева, который передаёт слова этой партии с такой невыносимой болью, будто сам испытал отчаяние никому не нужного человека…

Представленная в Большом театре «История Кая и Герды» – повествование о том, как хрупок мир отношений между людьми, как любое даже самое мимолётное, самое случайное внешнее вмешательство способно полностью разрушить мир, в котором мы живём. Будь то чья-то зависть, злое слово, беспричинная агрессия, алкоголическая или наркотическая зависимости, - любое вмешательство чёрных сил должно встречать безоговорочное сопротивление любящих людей. Без веры в наши силы, без веры в нашу исключительность, без веры в нашу душевную красоту и необходимость здесь и сейчас тех, кто нас любит, мы не стоим ровным счётом ничего. Наше сердце становится уязвимым для ледяных стрел равнодушия, мы сами превращаемся в бесполезную пустоту… Новый спектакль Большого театра – не развлекательный утренник. Это серьёзная притча о том, что нас нет, если нас никто не любит…

«Кто-то плачет в минуту счастья
Кто-то этим слезам не верит.
Можно пройти полжизни,
Чтобы в детство вернуться вновь.
Но печальней всего на свете –
Знать, что люди тебя не любят.
Прежде времени и обиды
Убивает нас нелюбовь…»
(Из либретто Т. Калининой к опере С.Баневича «История Кая и Герды»).

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru