Другая «Спящая красавица»

Раритет Респиги в Париже

Антон Гопко
Специальный корреспондент
В общем и целом, хоть спектакль мне и не понравился, я рад, что побывал на нём. Во-первых, познакомился с неизвестным мне ранее произведением. А во-вторых, в очередной раз укрепился в подозрении, что непомерные бюджеты постановок на «больших» оперных сценах служат не только для того, чтобы фантазия и мастерство режиссёра не встречали никаких материальных ограничений, но порой и затем, чтобы под богатой и нарядной «обёрткой» спрятать отсутствие этих самых фантазии и мастерства, чтобы прикрыть безыдейность и любительщину. Проверку маленькой сценой и молодёжной студией пройти не так-то просто.

В парижском театре «Атеней» состоялась серия представлений «Спящей красавицы» — редко исполняемой оперы Отторино Респиги. Наш автор Антон Гопко побывал на премьере.

Театр «Атеней», расположенный буквально в одном шаге от оперы Гарнье, — на редкость милое местечко. Его здание, построенное в 1893 г., считается одним из шедевров ар-нуво. С 1935 по 1951 гг. «Атенеем» руководил знаменитый режиссёр, актёр и теоретик театра Луи Жуве, который умер прямо здесь, на репетиции. Ныне театр носит его имя.

Зальчик «в итальянском стиле» производит впечатление не то сна, не то галлюцинации. Крохотный, но при этом с несколькими ярусами лож, украшенных позолоченной лепниной, с хорошо заметным глазком в занавесе, чтобы артисты могли видеть собирающуюся публику. Кажется, что, когда этот занавес поднимется, взору предстанет не то дюжина девиц, лихо отплясывающих канкан, не то иллюзионист с внешностью Вуди Аллена. Наличие оркестровой ямы и хорошая акустика позволяют включать в программу «Атенея» не только драматические, но и оперные спектакли. В частности, театр уже много лет сотрудничает с Оперной студией Национальной оперы на Рейне, чьи постановки традиционно показываются сначала в Кольмаре, затем в Страсбурге и, наконец, в Париже. «Спящая красавица» Респиги, о которой пойдёт речь, тоже была поставлена в рамках данного сотрудничества.

«Спящая красавица», опера

Отторино Респиги известен прежде всего благодаря своей «римской трилогии» для симфонического оркестра. Также изредка можно услышать его оркестровые сюиты «Птицы» и «Триптих Боттичелли», плюс кое-какие романсы. Однако наследие композитора весьма обширно и включает в себя, в частности, девять опер! А поскольку Респиги – это единственный зарубежный композитор такого масштаба, который мог бы похвастаться тем, что учился у самого Римского-Корсакова, то для российских любителей музыки его творчество должно представлять особенную ценность и интерес.

История создания «Спящей красавицы», четвёртой оперы Респиги, довольно необычна. К композитору обратился Витторио Подрекка, руководитель знаменитого кукольного театра I Piccoli, с просьбой написать оперу для марионеток на сюжет сказки Шарля Перро. Автором либретто стал Джан Бистольфи — имя ныне почти забытое, несмотря на то что это был выдающийся сценарист и один из тех, кто стоял у самых истоков итальянского кинематографа. Премьера состоялась в 1922 году в Риме. На сцене действовали марионетки, а певцы находились в оркестровой яме. Подобную практику исполнения классических опер сегодня вряд ли можно назвать оригинальной. В частности, известны выдающиеся кукольные постановки таких произведений, как «Волшебная флейта» или «Дитя и волшебство». Но «Спящая красавица» Респиги — это, вероятно, первая опера в истории, которая изначально была написана для марионеток, а уж потом стала ставиться традиционным способом.

Премьера прошла с огромным успехом. Критика называла новую оперу «ювелирным украшением». После представлений в Риме «Спящая красавица» отправилась в мировое турне, включавшее в себя Советскую Россию (!), а также Великобританию, где ей с энтузиазмом аплодировал известный меломан Бернард Шоу.

В 1934 году Респиги сделал новую редакцию своей оперы для постановки в туринском «Театро ди Торино». Здесь на сцене действовали живые актёры (дети), но певцы снова находились в яме. Первая «нормальная» постановка «Спящей красавицы» состоялась только через много лет после смерти автора – в 1967 году, опять в Турине, но в «Театро Россини».

Вообще же, несмотря на первоначальный успех и несомненные музыкальные достоинства этой оперы, прижиться на сцене ей не удалось и, рискну предположить, уже вряд ли удастся. Редкие возобновления скорее подтверждают, нежели опровергают этот печальный вердикт. И причина коренится в первую очередь в слабом, вялом либретто. Вместо того чтобы общаться, герои так многословно комментируют всё происходящее («Я принцесса, мне весело, пришла весна» - это цитата; и всё в таком духе), что их речи с избытком дублируют как музыку, так и видеоряд, препятствуя созданию подлинно драматических ситуаций – даже вопреки тому, что сам сюжет сказки Шарля Перро, как мы знаем, довольно-таки драматичен. «Акынская» созерцательность произведения, а также катастрофическое преобладание монологов над диалогами (даже короткие реплики пропеваются в основном «про себя») невольно привели мне на ум сравнение с классической китайской оперой, хотя в музыкальном отношении, конечно, здесь не было ничего общего.

Кстати, музыка «Спящей красавицы» - очень «хорошо сделанная» и довольно «гурманская» - отдаёт, тем не менее, некоторой вторичностью. Красиво, но всё время что-то напоминает: то Дебюсси, то Равеля, то Массне (ария Принца как будто бы найдена в черновиках к «Вертеру»), то Римского-Корсакова (музыкальная картина волшебного леса с имитацией пения кукушки). Позволю себе даже задаться вопросом, почти что дерзким в своей банальности: а так ли уж Респиги был свободен от влияния великого предшественника своей оперы — одноимённого балета П. И. Чайковского? Я склонен думать, что нет. Респиги проработал целый сезон альтистом в оркестре Мариинского театра и, конечно, не мог не быть хорошо знаком с музыкой «нашей» «Спящей красавицы». Тем более что и Чайковскому, и Респиги было в равной мере свойственно восхищение французским Grand Siècle, стилизациями под музыку которого оба композитора охотно «баловались». Как бы то ни было, когда на сцене Атенея под тремоло скрипок появилась Голубая фея, мне невольно подумалось, что в оркестре вот-вот должна зазвучать тема Феи Сирени, и, не дождавшись её, я даже на мгновение удивился.

Причём эта ассоциация была подчёркнута постановкой: Голубая фея (испанская певица Росио Перес) передвигалась по сцене балетным шагом. Не уверен, что Респиги обрадовался бы такому настойчивому педалированию сравнения с балетом, которому его опера, чего уж говорить, проигрывает по всем статьям.

Спектакль-раскраска

Мне не терпелось не только услышать эту редкую оперу, но и увидеть постановку Валентины Карраско. И вот по какой причине. Эта женщина-режиссёр из Аргентины является членом каталонской творческой группы La Fura dels Baus, участвовавшей во многих нашумевших оперных проектах. В Лионской опере Валентина Карраско была ассистентом режиссёра в постановках «Узника» Даллапикколы, «Ожидания» Шёнберга и «Летучего голландца» Вагнера, а также самостоятельно поставила «Поворот винта» Бриттена. Спектаклям La Fura dels Baus свойственна перегруженность видеопроекциями и спецэффектами, и мне было интересно, как постановщица, привыкшая к данной стилистике, проявит себя в условиях маленькой сцены и студийного спектакля со скромным бюджетом, сумеет ли «выкрутиться».

Особых условий развернуться с видеопроекциями на сцене «Атенея» не было, что не помешало мне на протяжении всего спектакля испытывать стойкое ощущение дежа вю: Карраско и постоянный сценограф La Fura dels Baus Карлес Берга явно привезли с собой на флэшке всё, что только смогли найти подходящего в закромах своего рабочего компьютера. Какие-то из этих проекций я уже видел в «Голландце», какие-то в «Ожидании». Добавлю, что Чёрная фея появилась из плунжера точь-в-точь так же, как мисс Джессел в «Повороте винта».

В качестве декораций использовались длинные разноцветные полотнища из шёлка и тюля, которые, переплетаясь в различных сочетаниях, образовывали те или иные элементы обстановки: то качели, то ложе уснувшей Принцессы, то лыжную трассу. Идея с полотнищами показалась мне вначале удачной и многообещающей, но такое впечатление, что у Валентины Карраско не хватило смелости и выдумки воспользоваться этим материалом «на всю катушку», и на протяжении большей части спектакля декорации висели безжизненными тряпками, никак не помогавшими ни режиссёру, ни певцам.

Зато Карраско сделала ставку на такой фактор воздействия на зрителей, как цвет. Буйство красок, символизирующее жизнь и весну, сменяется чёрно-белой гаммой, когда Принцесса, а вслед за ней и всё королевство, погружаются в сон. Этот сон трактуется режиссёром в пресс-релизе как зимняя спячка. Чтобы ещё больше подчеркнуть «зимнюю» тему, Карраско превращает заколдованное царство в горнолыжный курорт, куда Принц приехал отдохнуть в компании Герцогини и Дровосека. Разбудив Принцессу поцелуем (настоящим, взасос), Принц первым делом стягивает с неё серое платье, под которым обнаруживается ещё одно, но цветное. Увлекшись цветовой символикой, Карраско, похоже, не заметила, что создала на сцене ситуацию, достойную скабрёзного анекдота: не успел Принц разбудить спящую красавицу, как сразу же принялся её раздевать.

По причине всё той же «цветовой режиссуры» Зелёная фея (аналог феи Карабос) из оперы Респиги была переименована в Чёрную. Зелёная не укладывалась в концепцию.

Чтобы показать публике, что прошло триста лет, в спектакль были сделаны вставки из популярной музыки XX века, настолько стилистически выбивавшиеся из партитуры Респиги, что мне начали закрадываться в голову страшные подозрения: уж нет ли у кого-то из нас двоих – то ли у Валентины Карраско, то ли у меня – огромных проблем со вкусом.

Если же не шарить по карманам в поисках слов, а говорить как есть, то всё увиденное мною в тот вечер можно охарактеризовать кратко и ёмко: самодеятельность. Назову лишь несколько из многочисленных наблюдавшихся симптомов этого заболевания:

— Старуха держит в руках веретено, сидя за ткацким станком. Я, конечно, не то чтобы специалист в текстильной промышленности, но, по-моему, прясть и ткать – это два совершенно разных дела, плохо совместимых одно с другим. Надо ли добавлять, что ни одним из двух вверенных ей приспособлений певица понятия не имела, как пользоваться, и изображала просто не пойми что.

— «Лыжники» передвигаются по сцене с лыжными палками в руках, но без лыж. Выглядит это достойным жалости.

— Чтобы пробраться в покои к спящей Принцессе, Принцу пришлось дать по морде каким-то непонятным охранникам, одетым во всё чёрное, и «вырубить» их. Вот на эту драку было особенно больно смотреть. Дворовые дети играют в войнушку и то правдоподобнее. А ведь речь идёт не о каких-то там вершинах сценического боя – всего лишь о старом добром ударе по морде, которому учат на первом курсе любого театрального учебного заведения.

Конечно, эта «Спящая красавица» изначально преподносилась как «спектакль для всей семьи», что, как известно, нередко даёт повод для менее серьёзного, «халтурного» отношения к работе, нежели «взрослые» спектакли. Но, во-первых, такой подход крайне порочен и ничем не извинителен. А во-вторых, я, пардон, был на вечернем представлении, когда все дети давно уже спали. В зале не было ни одного ребёнка, зато он был битком набит взрослыми, причём по большей части весьма богемного вида. Я был в компании известного французского критика, который показал мне в толпе зрителей несколько человек, занимающих не последнее место в парижском оперном бомонде. Люди явно пришли познакомиться с редко исполняемым произведением выдающегося композитора XX в. А их попотчевали детским утренником. Неудобно вышло.

Уровень музыкально-исполнительской составляющей был при этом достаточно высоким. В яме сидел известный в Эльзасе оркестр Le Balcon, регулярно сотрудничающий с Оперной студией Оперы на Рейне. В глаза сразу же бросалось преобладание молодых музыкантов, и, как всякий молодёжный коллектив, Le Balcon играл увлечённо, с большой самоотдачей.

В это, безусловно, внёс свою лепту и художественный руководитель Оперной студии Оперы на Рейне – выдающийся дирижёр Венсан Монтёй, неоднократно выступавший в России. Кстати, опера давалась на французском языке (звание «спектакля для всей семьи» обязывает), и я был удивлён, выяснив, что Монтёй – не только музыкальный руководитель постановки, но и автор перевода либретто. Зная не понаслышке, с какими трудностями сопряжён перевод рифмованных певческих текстов, особенно когда речь идёт о языках со столь различной ритмикой и просодией, я сразу же проникся к маэстро Монтёю уважением и симпатией. На мой взгляд, перевод у него получился хороший, гладко зарифмованный и не мешающий пению. Впрочем, мой спутник был иного мнения: некоторые выражения, сказал он мне, малоупотребительны и звучат неуклюже, а лексика производит впечатление устаревшей и чересчур книжной. Но я, будучи иностранцем, таких тонкостей не почувствовал, и потому не берусь судить.

Молодые певцы из Оперной студии пели хорошо и старательно. Никаких выделяющихся своей исключительностью голосов я, впрочем, не услышал – только, что называется, «высокий средний уровень». Надёжность и профессионализм сейчас пользуются в европейских оперных театрах бóльшим спросом, нежели «звёздность» и сопряжённая с ней непредсказуемость. Хорошо это или плохо? Тут можно дискутировать очень долго.

В «Спящей красавице» много эпизодических ролей, и потому каждому солисту досталось по нескольку партий. Это обычная практика при постановках данной оперы. Кристина Битенч, сопрано из Словении, исполнившая партии Принцессы и Соловья, запомнилась тем, что чисто и полнозвучно выпевала сложные фиоритуры, вися вниз головой, – комплимент певице, но вряд ли режиссёру, ибо ни мысли, ни красоты эта эквилибристика в себе не несла, и единственной её задачей было добавить на сцену хоть какое-то оживление.

Британец Питер Кёрк был вполне очаровательным принцем, благодаря небольшому по силе, но приятному по тембру тенору и замечательному владению pianissimo в верхнем регистре. В партии Лягушки он был значительно менее убедителен (кстати, у Респиги эта партия написана для меццо-сопрано, и зачем её перепоручили тенору, непонятно: за кулисами в это время отдыхали целых два меццо). Также обратил на себя внимание польский баритон Ярослав Китала, сочно проревевший куплеты Дровосека. Остаётся сказать, что, несмотря на полностью интернациональный состав (титульная нация в ничтожном меньшинстве), французское произношение и дикция у всех певцов были более чем удовлетворительными.

В общем и целом, хоть спектакль мне и не понравился, я рад, что побывал на нём. Во-первых, познакомился с неизвестным мне ранее произведением. А во-вторых, в очередной раз укрепился в подозрении, что непомерные бюджеты постановок на «больших» оперных сценах служат не только для того, чтобы фантазия и мастерство режиссёра не встречали никаких материальных ограничений, но порой и затем, чтобы под богатой и нарядной «обёрткой» спрятать отсутствие этих самых фантазии и мастерства, чтобы прикрыть безыдейность и любительщину. Проверку маленькой сценой и молодёжной студией пройти не так-то просто.

На фото: сцены из спектакля

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Отторино Респиги

Персоналии

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ