Эта странная и прекрасная эпидемия…

Два петербургских «Цирюльника»

Два петербургских «Цирюльника»
Оперный обозреватель
Этот спектакль в целом решён как красочный разножанровый концерт в костюмах, где музыкальные кадансы номеров украшены мизансценами – виньетками и поклонами в ожидании аплодисментов, где первый же сценический номер ещё на окончании увертюры – почти цирковое антре клонов Фигаро (они же далее – оркестр Фиорелло, хор, балет, миманс и пр.). А краткое появление цирюльника в образе пресловутой Кончиты Вурст — это уже провокационный эстрадный трюк. Для каватины Альмавивы «из кустов» выкатывают белый рояль, самим своим присутствием в декоре спектакля подчёркивающий концертность представления. Ария Розины во время урока идёт на фоне многоярусного барочного зала и тоже заканчивается нарочитым выходом из роли. Получается забавный перевёртыш в семистейдж - ревю.

Северная столица плотно оккупирована популярным «Севильским цирюльником»: четыре сценические интерпретации в разных музыкальных театрах уже идут, пятая в Михайловском – на подходе. К чему бы это? К необходимости изворотливо, как Фигаро, приспосабливаться к нашей теперешней действительности? Или к неосознанному желанию омыться в светлом источнике россиниевской музыки?

1/3

За свою сорокалетнюю режиссёрскую жизнь Юрий Александров ни разу не брался за «Севильского цирюльника» – до прошлого года. Тогда спектакль казанского шаляпинского фестиваля открыл целую серию постановок этой оперы, ибо Александров любит «разминать» выбранный материал на все лады. Вторым был более академичный петрозаводский «Цирюльник», и вот оперный шлягер зазвучал в любимом детище режиссёра – театре Санктъ-Петербургъ Опера, удобно вписавшись в небольшой псевдобарочный зал на Галерной с хорошей акустикой и уютной маленькой сценой. Сюда перекочевали из предыдущих версий многие придумки, в том числе, персонажи из иного — века слуги Берта и Амброджио, бутафорская лошадь, на которой Альмавива с понтом въезжает в дом Бартоло, а также сцена ритуального целования хвоста кобылы его светлости, очень забавно выстроенная на словно застывшей музыке канона – andante перед срывом в вихрь финала первого акта. Но, хотя аналогий и авторских цитат здесь много, спектакль всё же другой.

Художник Вячеслав Окунев поместил его в рамки классических белых колонн, словно напоминая, что за окнами холодный стройный Петербург, а в знойную Севилью только играют. Красиво выполненный видеоконтент легко переносит воображение из Испании в Италию или в портретную галерею XVIII века, а в оркестровом эпизоде бури изумрудная зелень с падающими в такт каплями и затем дождь как из ведра за окнами напоминают о питерском лете где-нибудь в Комарово…

Этот спектакль в целом решён как красочный разножанровый концерт в костюмах, где музыкальные кадансы номеров украшены мизансценами – виньетками и поклонами в ожидании аплодисментов, где первый же сценический номер ещё на окончании увертюры – почти цирковое антре клонов Фигаро (они же далее – оркестр Фиорелло, хор, балет, миманс и пр.). А краткое появление цирюльника в образе пресловутой Кончиты Вурст — это уже провокационный эстрадный трюк. Для каватины Альмавивы «из кустов» выкатывают белый рояль, самим своим присутствием в декоре спектакля подчёркивающий концертность представления. Ария Розины во время урока идёт на фоне многоярусного барочного зала и тоже заканчивается нарочитым выходом из роли. Получается забавный перевёртыш в семистейдж - ревю.

Такой приём совершенно не отменяет активного действия, сдобренного фейерверком режиссёрских выдумок. Александров всегда щедр на них, но в процессе рождения серии «Цирюльников» произошёл естественный отбор, и здесь, на маленькой сцене, их количество вполне сбалансировано. Всё ярко, эксцентрично, но без натужного наигрыша. Ну разве что конвульсий многовато у незадачливого опекуна, впечатлённого угрозами «Клеветы» в исполнении Валентина Аникина или Николая Михальского. Что не мешает обоим Бартоло – Антону Морозову и Юрию Борщёву – изобразить не заштампованного буфонного дурака, а вполне привлекательного, хотя и с брежневскими бровями, пожилого господина, искренне увлечённого экстравагантной молодой девицей. У Морозова сцена Розины и Бартоло с его арией – это целая история, в которой возмущение на уровне темпераментного скандала сменяется умилением, восхищением и вполне и искренним недоумением – ну зачем же так бессовестно врать! Альмавиве, честно говоря, нужно очень стараться, чтобы завоевать симпатии Розины и зрителя рядом с такими импозантными басами. Но теноровые обертоны в эффектных руладах героя-любовника берут своё, и Граф - Денис Закиров, по возможности расцвечивая образ музыкально и сценически, успешно заманивает девушку мягкой романтичностью или отчаянной бравадой.

Как это часто бывает в постановках «Цирюльника», исполнитель титульной партии отрабатывает свои аплодисменты в первом акте, а дальше более или менее тушуется, ибо нет больше у Фигаро выигрышных соло. Сохранять внимание зрителя особостью интонаций и яркостью личности – не всегда получается. Вот и здесь – и Дмитрий Уди, и Ядгар Юлдашев хорошо вокализируют и двигаются, бойко принимают самые разные обличья, однако держать до конца лидерские позиции энергетики не хватает.

Однако не исключено, что постановщик изначально концентрировал свой интерес не столько на Фигаро, сколько на Розине как основной пружине интриги. И концентрироваться есть на чём: певица-актриса Ирина Скаженик – явление по-своему феноменальное. Возможно, блестящий эффект её пения частично обязан небольшому залу и хорошей акустике, но в предлагаемых обстоятельствах ее данные идеальны для партии-роли: отлично выровненный бархатисто-плотный голос с красивым тембром и подвижностью, о которой для россиниевских меццо можно только мечтать. Полётность фиоритур восхитительна. Вдобавок – темперамент, пластичность и свободный артистизм, позволяющий органично существовать в любом облике, будь то разъярённая укротительница с хлыстом, оперная примадонна, чувственная обольстительница или прелестная капризная девчонка.

В той же манере и рисунке на сцене существует другая Розина – звонкое сопрано Олеся Гордеева. Она тоже берёт на себя лидерство, но чуть обыденнее. И в вокале есть некоторое напряжение. Но, тем не менее, именно героиня является безусловным центром изобретательного спектакля, в котором подкупают фантазия, кураж, актёрская и музыкальная ансамблевая слаженность,

Однако восприятию представления как азартного действа-музицирования не слишком помогает оркестр. Он грубоват и простоват, а хроническое отсутствие zusammen в аккордах просто настораживает. И это, к сожалению, снижает ценность всего. Скажем честно, строгая оценка музыкальных тонкостей – удел не так уж многих в зале. Но тех, кто способен хорошо слышать, такой оркестровый Россини вряд ли удовлетворит. А жаль. Спектакль очень вкусный!

* * *

Так уж совпало, что на следующий день после второй премьеры в особняке на Галерной состоялось концертное исполнение «Севильского цирюльника» в Михайловском театре. Здесь был семистейдж в классическом варианте: вечерние платья и костюмы, минимум действия, корректно организованного режиссёром Юлией Прохоровой, максимальный акцент на пении. Сразу хочу сказать – это был тот редкий случай, когда Фигаро Андрея Жилиховского оказался стержнем исполнения. Некоторым образом это явилось неожиданностью, так как гвоздём программы был объявлен Дмитрий Корчак. Но благородный тембр, интонационная гибкость и умный артистизм обаятельного баритона не позволили теноровой звезде отодвинуть в тень титульного героя.

Безусловное достоинство «Цирюльника» в Михайловском – практическое отсутствие купюр. Звучала вся музыка, написанная композитором, а главное – большая двухчастная ария Альмавивы в финале, которую в отечественных театрах практически всегда опускают. Вокальная выдержка, виртуозность и красота тембра Корчака позволили обеспечить очень высокий класс исполнения этой арии и партии в целом. А само наличие арии в ткани оперы выявило ещё одну черту россиниевского Графа – почти героическое начало, что при отсутствии данного фрагмента напрочь отсутствует.

Весь певческий ансамбль, включая элегантных дам Светлану Москаленко – Розину и Софью Файнберг – Берту, демонстрировал отличную вокальную сочетаемость голосов и культуру исполнения, головокружительные россиниевские квартеты, квинтеты и секстеты, и финал первого акта с хором (тоже во всех проведениях, без сокращений) были великолепны. Михаил Татарников уверенно вёл музыкальный корабль, хотя увертюра несколько удивила акварельными полутонами без блеска россиниевских crescendo. Вопрос сыгранности в инструментальных аккордах здесь, к счастью, не стоял, но скороговорку Бартоло, которую Дмитрий Скориков демонстрировал как блестящий аттракцион, оркестр всё же не догнал. Однако придираться, в общем, совершенно не стоит. Это был приятный музыкальный вечер.

Конечно, концертное исполнение – это одно, а полноценный спектакль, который очевидно, грядёт в Михайловском – совсем другое. К сценическим версиям, как правило, бывает гораздо больше претензий. В этом отношении деликатный семистейдж – самое дипломатичное решение вопроса постановки классики. Так было всегда, а сейчас, когда столько крови проливается в спорах о том, кто в оперном доме хозяин, это стало особенно актуальным. Впрочем, (хоть истина, конечно, прописная), в каждом отдельном случае всё решает уровень музыкальной, режиссёрской, общетеатральной культуры и таланта исполнителей. Что же, будем ждать ещё одного пришествия божественного Россини в Питер!

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ