Всепобеждающая красота бельканто

«Норма» в Английской Национальной опере

Людмила Яблокова
Специальный корреспондент
Сама постановка оставляет желать лучшего. Она невыразительна, бесцветна и тосклива, несмотря на то, что к ее созданию был привлечен победитель Oliver Award режиссер Кристофер Олден. События в его постановке перенесены в середину 19-го века, где местные жители практикуют (!?) древние обряды друидов. В Галлии, во времена Цезаря, они составляли сословие, которое, наравне с знатью, было освобождено от податей и воинской повинности, совершавшие частные и общественные жертвоприношения, считавшиеся прорицателями, которые выступали третейскими судьями, занимались врачеванием и астрономией. С приходом римлян политическое значение друидов прекратилось, и, хотя какое-то время они продолжали свое тайное существование, однако вся их деятельность в итоге сводилась только к врачеванию.

«Из всех творений Беллини именно в этой опере соединились глубокая реалистичность, мелодичное богатство и наиболее сокровенные чувства, - писал об опере Беллини «Норма» Вагнер. Ему вторили Шопен, Лист, немецкий философ Шопенгауэр, назвавший эту оперу идеальной трагедией.

1/4

Сюжет умещается в несколько фраз – две жрицы, нарушившие обеты целомудрия, влюбились в римского наместника Поллиона. Но одна – Норма, глава друидов, уже тайно воспитывает его двух сыновей, другая – Адальжиза только признается в том, что она любит, что все ее усилия и муки сопротивляться этому чувству – напрасны, и что она готова нарушить обет, ею данный пред алтарём, и бежать из храма со своим возлюбленным в Рим. Так выясняется, что предмет их любви – одно и то же лицо, римский проконсул в Галлии.

Далее дамы, проявляя завидную женскую солидарность, совершают поступки, для нашего века совершенно нехарактерные. Адальжиза пытается уговорить Поллиона вернуться к Норме, но, когда тот отказывается, Норма грозится озвучить перед всеми имя жрецы, нарушившей обет. Римлянин умоляет ее этого не делать, предполагая, что она произнесет имя его новой возлюбленной Адальжизы, но она произносит свое имя. Она первая нарушила обет, и потому должна быть предана огню. Ее подданные – барды, друиды, воины, а также ее отец отказываются верить в преступность ее поступков. Но она, главная жрица друидов, останавливает их фразой: «Норме ли не верить?». «Умрём же вместе!» – восклицает Поллион, только сейчас осознавший величие поступка Нормы, и они оба всходят на костер…

Потрясающе! Казалось бы, банальная история, вечный треугольник – две женщины, один мужчина, но эмоции, во всей их экстравагантности переполнившие оперу, опрокидывают с ног на голову реальность, и обычное прелюбодеяние превращается в насыщенную драму, завершающуюся невероятной трагедией!

За всю 85-летнюю историю Английской Национальной оперы это выдающееся произведение итальянского мастера бельканто Винченцо Беллини было поставлено на ее сцене впервые. Две великолепные американские певицы исполнили амбициозные женские роли Нормы и Адальжизы – дебютантка Марджори Оуэнс, захватывающее молодое сопрано, и американское меццо-сопрано Дженнифер Холлоуэй.

Наличием мощного голоса, музыкальностью, выносливостью, которыми обладает исполнительница главной роли, Оуэнс ни в чем не уступает своим предшественницам. Ее Casta diva даже при том, что исполнялась на английском языке, потрясла своей силой, чистотой и благодатью.

Меццо-сопрано Дженнифер Холлоуэй было светлым по тембру, полированным по тону, спокойным, выдержанным. Совместные дуэты Нормы и Адальжизы были исполнены божественно.

Британский тенор Питер Оти как Поллион и бас Джеймс Крессуэлл (Оровез, верховный жрец и отец Нормы) составили достойную компанию заморским певицам.

Сама постановка оставляет желать лучшего. Она невыразительна, бесцветна и тосклива, несмотря на то, что к ее созданию был привлечен победитель Oliver Award режиссер Кристофер Олден. События в его постановке перенесены в середину 19-го века, где местные жители практикуют (!?) древние обряды друидов. В Галлии, во времена Цезаря, они составляли сословие, которое, наравне с знатью, было освобождено от податей и воинской повинности, совершавшие частные и общественные жертвоприношения, считавшиеся прорицателями, которые выступали третейскими судьями, занимались врачеванием и астрономией. С приходом римлян политическое значение друидов прекратилось, и, хотя какое-то время они продолжали свое тайное существование, однако вся их деятельность в итоге сводилась только к врачеванию.

Мы же на сцене видим толпу лесных жителей – не то лесорубов, не то дровосеков, вооруженных топориками и серпами. Заподозрить в них, облачённых в серые невыразительные одеяния, жрецов или бардов (костюмы Сью Уилмингтон) весьма затруднительно. Бедные дети Нормы – маленькие бомжата, донельзя запуганные воинствующей матерью.

Декорации Чарльза Эдвардса ключа к понимаю происходящего также не дают. Огромный дощатый сарай на всю сцену, парочка окон почти под крышей, посреди – огромных размеров бревно, которое кто-то стругает, а кто-то царапает на нем какие-то надписи. И увидеть в нем священное дерево, на котором произрастает омела, обладающая для друидов таинственной магией и без веток, которой не совершаются никакие обряды, честное слово – трудно, если не невозможно. Эти декорации не меняются все четыре акта.

Единственное «украшение» сарая – опять-таки топоры и топорики, и я могу только предположить, откуда это берется. Не из фразы ли Нормы о том, что «слишком рано теперь нам подниматься и думать об отмщенье. Да, топоров сикамбрских мечи и копья Рима ещё сильнее много!».

Но в музыкальном отношении, благодаря дирижеру Стивену Лорду, оркестру Английской Национальной оперы, хору и певцам опера доставила невероятное, неиспытанное ранее ощущение, невероятное волнение, духовное очищение, когда вздохнуть было боязно, когда музыка воспринималась всеми порами кожи… Признаться, такое со мной происходило впервые, но видимо – не только со мной. Когда во время дуэта Нормы и Адальжизы лучший инструмент – человеческий голос – ввел аудиторию буквально в состояние транса, я поймала себя на мысли, судорожно бьющейся в моей голове: «Боже мой! – повторяла я про себя, - как же это возможно? Как же такое возможно!» … И в эту минуту услышала сдавленный мужской голос, позади меня, который чуть ли не в ухо выдохнул мне, словно всхлипнул: “O, my God! It’s… lovely!»

О, Боже! Это прекрасно! Это было – прекрасно!

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Винченцо Беллини

Персоналии

Норма

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ