Тимур Зангиев: «Когда ощущаешь себя с публикой на одной волне — это счастье»

Татьяна Елагина
Специальный корреспондент
— Физической энергии не трачу вообще. Дирижирование для меня – нормальное состояние организма. Поначалу, в детстве, уставали руки. Потом аппарат наладился, и сейчас могу хоть целый день работать. Другое дело, устаёшь эмоционально. И усталость разная, её «окраска» зависит от того, как пошло исполнение сегодня. Самое лучшее, когда чувствуешь возврат затраченной энергии из зала, от слушателей. Когда ощущаешь себя с публикой на одной волне – это счастье. Если же общего языка не находится – энергия словно уходит в чёрную дыру. Идёт опустошение и у меня, и у музыкантов.

Предлагаем читателям интервью с дирижером Тимуром Зангиевым. Несмотря на свою молодость, он уже имеет в своем активе ряд творческих достижений. По сложившейся в нашем журнале традиции мы вынесли в заголовок прямую речь интервьюируемого. Но у этой беседы есть и подзаголовок: «Тимур Зангиев, дирижёр с детства». Разговор с маэстро вела Татьяна Елагина.

Т.Е. Тимур, традиционно начнём с Вашего детства: когда решили заниматься музыкой всерьёз?

Т.З. Сам я ничего не решал в три года. Моя мама, концертмейстер в музыкальной школе, привела ребёнка учиться полезному – петь в хоре. Вскоре кроме хора пошли занятия по скрипке и фортепиано. Родился я и дошкольные годы провёл в Москве, а уже к первому классу наша семья переехала во Владикавказ. Там я тоже поступил в музыкальную школу. И сразу же, в первом классе, в весеннем юбилейном концерте, педагоги решили воплотить красивую идею о преемственности поколений. Взрослый дирижёр школьного оркестра прямо во время исполнения передаст палочку малышу, который доведёт номер до конца. Выбор пал на меня. Планировалось, что я просто буду размахивать руками, а настоящий дирижёр продолжит из-за кулис руководить хором и оркестром, чтобы они не разошлись. Меня повели к Хосроеву Тамерлану Тотурбековичу, чтобы он показал элементарно, как дирижировать на четыре четверти. Он со мной позанимался и уверил всех, что помощи из-за кулис не надо, мальчик сам справится. Оркестровое выступление прошло с большим успехом, хор и оркестр не разошлись. Так я дебютировал в качестве дирижёра в семь лет. Ко мне подошли и спросили: «Тебе понравилось дирижировать? – Конечно! – Хочешь заниматься этим? – Хочу!». Так всё и началось. Пять лет я учился азам дирижёрской техники у Хосроева, потом переехал в Москву. Здесь я познакомился с человеком, которого считаю своим главным наставником в профессии, и до сих пор с ним консультируюсь по всем вопросам. Это Анатолий Абрамович Левин.

Но ведь симфоническое дирижирование есть только в вузах?

Да. Музыкальную школу при Мерзляковке я заканчивал как скрипач, то же Мерзляковское училище при консерватории как теоретик. Было большой удачей, что на период обучения в школе и училище мне предоставили возможность заниматься симфоническим дирижированием. И потом поступил в Московскую консерваторию уже как дирижёр в класс к Геннадию Николаевичу Рождественскому.

Давно известно, дирижирование – профессия зрелости, второй половины жизни. Многие видные инструменталисты берут в руки палочку, вдоволь наигравшись в качестве солистов.

Не могу точно назвать, когда моё желание стать дирижёром из детского «нравится» оформилось в осознанное «дело жизни». И поначалу юношеский максимализм задевало, когда повторяли про «профессию зрелости». Сейчас стал понимать – это правда! Потому что дирижирование – комплекс знаний, до конца не понятно какой. Разные великие дирижёры доказывали совершенно различные идеалы в этой профессии. Возраст – это жизненный опыт, человеческий багаж за спиной, своя собственная история, которой можно поделиться с музыкантами оркестра.

Расскажите, как Вы совсем юным, в 18 лет, попали в МАМТ?

Совершенно случайно. Товарищ сказал: «В Музыкальном театре им. Станиславского объявили конкурс. Ты пойдёшь? – Но конкурс то в оркестр! – Там есть и вакансия ассистента-дирижёра». Я пошёл советоваться к Анатолию Абрамовичу. «Пойти на конкурс? – Ну, пойди! Тебя вряд ли возьмут, но хоть запомнят, что есть такой». Пошёл, и меня неожиданно взяли в МАМТ, хотя я только заканчивал 1-й курс.

До театра у Вас уже был опыт общения с певцами?

Отдельные арии из опер приходилось дирижировать в концертах. Любопытное совпадение. В Театре мне сказали, что осенью, с нового сезона, я принят на работу. Но летом я выступил в качестве дирижера-постановщика оперы Пашкевича «Скупой» на сцене филармонии в городе Тольятти.

Краткий исполнительский опыт у Вас был и на скрипке, и на фортепиано. Среди музыкантов есть негласное разделение дирижёров на струнников и пианистов в прошлом. Причём, струнникам достаётся больше критики, дескать, они не так концептуально мыслят, вставая за дирижёрский пульт.

Я для себя такой разницы в восприятии мастеров не делаю. Бывали ведь большие дирижёры, вообще не инструменталисты. Моё обучение профессии началось очень рано, в семь лет, как эксперимент, и я постоянно был в центре внимания. Я занимался на скрипке для дирижирования, чтобы понимать изнутри работу струнной группы. На фортепиано я учился, прежде всего, чтобы самому читать с листа партитуры. И этим я увлёкся с восьми лет, как некоторые мои сверстники обычными книжками. Полтора года я занимался на трубе, потом на кларнете – всё с той же целью, лучше подготовиться к профессии дирижёра.

Сейчас в театре Вы ведёте и оперные, и балетные спектакли. Такое случается нечасто. Слишком велика специфика «игры под ногу». Более того, Кирилл Петрович Кондрашин (кстати, он ведь начинал юношей тоже здесь, у Немировича-Данченко с оперетты!) в своей книге делится, почему навсегда отказался от балетов после пары «Коппелий» в МАЛЕГОТе. Его страшно путало, что прыжок у солистов, то есть движение наверх, почти всегда на сильную долю, когда рука дирижёра идёт вниз.

С творческой точки зрения опера мне интересней, здесь дирижёр в большей степени хозяин положения. Но с балетами в нашем театре мне повезло. Первый спектакль «Майерлинг» на музыку Листа, где мы, естественно, договариваемся с балетмейстером и танцовщиками о темпах, об агогике, но дальше я имею свободу, «под ногу» от оркестра работать не требуется. И следующий мой балет «Татьяна» на музыку современного композитора Леры Ауэрбах. Тоже нет такого, чтобы дирижёр постоянно был прикован к хореографии, как в старых классических балетах. В балетах Фридерика Аштона пришлось играть «Рапсодию на темы Паганини» Рахманинова и «Вальс» Равеля в достаточно непривычных по сравнению с авторским замыслом темпах. Но в любом случае, такая музыка необычайно привлекательна для дирижёра.

Некоторые дирижёры любят проводить уроки с вокалистами, сами им аккомпанируя.

Иногда, сидя за роялем, репетирую со студентами ГИТИСа, где уже преподаю, помогаю на курсе Александра Борисовича Тителя. Поначалу вёл вокальный ансамбль, а ближе к выпуску ставил с ребятами дипломные спектакли. Кстати, эти выпускные «Орфей и Эвридика» и «Тайный брак» стали репертуарными спектаклями на малой сцене МАМТа. Совмещать функции концертмейстера и дирижёра можно, порой сыграть небольшой фрагмент, обозначить концертмейстеру посыл, который хочу потом сделать с оркестром, бывает проще, чем проговаривать.

Какие оперы сейчас у Вас в репертуаре?

«Севильский цирюльник», «Так поступают все», «Тайный брак» Чиморозы и «Орфей и Эвридика» Глюка. Как второй дирижёр я на «Дон Жуане», «Манон» Массне, «Медее» Керубини, «Богеме» Пуччини.

Второй дирижёр, поясню читателям, тоже досконально знает, репетирует спектакль, и встаёт за пульт вместо основного маэстро. Мне довелось слышать Вас как раз в экстренном вводе, при очень печальных обстоятельствах. Вы заменили Вольфа Горелика на «Весёлой вдове» в день его скоропостижной кончины. И всё прозвучало достойно памяти Мастера. С трудом потом поверила, что дирижёру только 19 лет!

Я также участвовал в постановочном процессе, репетировал Легара. Что случится такой дебют с «Весёлой вдовой», конечно, не предполагал.

В принципе, ситуация «вдруг», когда надо выручать и дирижировать мало знакомую партитуру, насколько для Вас приемлема?

Никогда не задумывался! Вообще то, интересно. Живо. Надо внутри быть готовым к подобному, профессионально и морально. Экстренные замены полезны, но изредка. Лучше не привыкать к ним, не становиться МЧСовцем от музыки. Тогда буквально один шаг до откровенной халтуры.

Как настраиваетесь на выступление, выход к оркестру и на публику? Некоторые молодые музыканты сейчас практикуют аутотренинг, разные эзотерические методики для поддержания душевного равновесия.

Специально ничего такого не практикую. Ко всему отношусь легко и спокойно. Восстанавливать нервы и психику пока нет нужды. При выходе на сцену есть внутри желание сделать сегодня лучше, чем в прошлый раз, но чрезмерного волнения нет. Видимо, с детства дирижируя, уже привык! Вот когда играл зачёты по скрипке – колени дрожали. А с дирижерской палочкой в руках подружился с самого начала. В театре пришлось привыкать к оркестровой яме, ощущение несколько иное, чем на сцене.

Ещё из книги Кирилла Петровича Кондрашина процитирую по памяти. Мануальная техника дирижёра – самое простое в профессии. Обычного музыканта можно обучить этому за несколько занятий. Согласитесь?

Не думаю, что мануальная техника так проста. Этим надо заниматься регулярно, так же как игрой на инструменте. Как только прекращаешь – сразу жест замусоривается. Дирижёры делятся на тех, кто считает технику самой важной составляющей профессии. Но были и такие, кто абсолютно корявыми руками могли заставить сыграть оркестр так, как они хотели - волевым посылом, энергетикой. И в итоге такое исполнение не проигрывает! Я, наверное, за баланс – и техника, и эмоциональный заряд важны.

Да, пресловутые мокрые сорочки дирижёра в каждом антракте, его вымотанность после концерта-спектакля – классика жанра. Но парадоксальным образом среди симфонических дирижёров масса долгожителей. Причём активных, не покидающих пульта и на девятом десятке!

Физической энергии не трачу вообще. Дирижирование для меня – нормальное состояние организма. Поначалу, в детстве, уставали руки. Потом аппарат наладился, и сейчас могу хоть целый день работать. Другое дело, устаёшь эмоционально. И усталость разная, её «окраска» зависит от того, как пошло исполнение сегодня. Самое лучшее, когда чувствуешь возврат затраченной энергии из зала, от слушателей. Когда ощущаешь себя с публикой на одной волне – это счастье. Если же общего языка не находится – энергия словно уходит в чёрную дыру. Идёт опустошение и у меня, и у музыкантов.

Композиторы бывают для Вас дающие и забирающие энергию?

У меня такого нет. Скорее, вопрос отдельного произведения. Например, у того же Моцарта Cosi fan tutte всегда подпитывает позитивом, а «Дон Жуан», напротив, забирает много эмоциональных сил.

А был уже опыт исполнения, мягко скажем, не самой лучшей музыки? Из серии «надо»?

Да, встречались произведения, которыми я так и не увлёкся. Конечно, в момент выхода на сцену я любил их всей душой. Насколько получалось – не мне судить. Иногда приходится исполнять именно то, что надо, а не желаемое.

Встречи с музыкой современных, ныне живущих авторов уже были?

Пока очень на «вы» с этим пластом. С современными авторами дважды встречался в нашем театре. Это была камерная опера «Песни у колодца» Елены Лангер и балет «Татьяна» Леры Ауэрбах.

Кроме родного уже теперь оркестра МАМТа Вам приходится выступать и с другими коллективами. Есть разница в отношении бывалых музыкантов не просто к гастролёру, а к юноше-студенту, моложе практически всех сидящих перед Вами?

В этой ситуации всё зависит от меня. Куда бы я не пришёл, оркестр всегда открыт и готов играть. Если смогу их увлечь – всё получится, если окажусь неспособен – в ответ будет в лучшем случае дежурная скука. У меня пока что не было такого, чтобы встречали в штыки в силу возраста или ещё почему-либо. Удавалось наладить диалог с чужими коллективами и общение оказывалось в итоге интересным для всех.

Дисциплинарные моменты случаются? Дирижёры делятся на громко орущих диктаторов, как тот же Тосканини, или тихих тиранов. Мравинский умел только взглядом загонять «облажавшегося» под пульт.

Не знаю, как я выгляжу со стороны, но мама почему то прочит мне образ тихого тирана.

С чего начинаете изучать новое произведение?

Первым делом глубоко изучаю партитуру, вникаю во все авторские нюансы, ремарки, стараюсь создать свою собственную концепцию. Потом нахожу записи, как можно больше различных вариантов. Сравнивая их, можно обнаружить традиции исполнения, которые стоит поддержать, а иные не грех и нарушить. Особенно в операх 19-го века накопились стереотипы вроде верхних нот или фермат, ожидаемых публикой и козырных для певцов. Но композиторы их не писали! Одна такая теноровая «верхушка» может нарушить характер всей сцены. Небольшие размолвки с солистами на эту тему уже бывали. Чаще всего удавалось их переубедить.

Вам удаётся выстраивать взаимоотношения с друзьями-сверстниками, если вчера вместе гоняли в футбол, после выпили пивка и травили анекдоты, а сегодня они же сидят у Вас среди струнной или духовой группы и вынуждены подчиняться каждому жесту? Легко. Отделять дружбу от работы мне не зазорно. И даже совесть не мучила в такие неловкие моменты, особенно частые раньше, когда учился в Мерзляковке и уже руководил студенческим оркестром. Не всегда ребята могли понять, что равное общение в коридоре или на пикнике немыслимо на репетиции. Удавалось быстро выходить из конфликтов.

Тимур, когда мы договаривались о встрече сочла, что будете среди уже нескольких десятков моих визави первым дирижёром. Потом вспомнила – ну как же, маэстро Альберто Дзедда! Но забавно, он был самым возрастным моим собеседником, а Вы – самый юный. Общение с Дзеддой было не только как с дирижёром, а скорее как с «полномочным послом» великого Россини.

Тоже был счастлив познакомиться и общаться с маэстро Дзедда в тот его приезд в наш театр три года назад на «Севильского цирюльника». Неиссякаемо позитивная личность! Я не пропустил тогда ни одной его репетиции.

Раз заговорили о старшем поколении коллег, кто Вам ближе?

В разном музыкальном стиле, направлении, предпочту разных Мастеров. Но по вдохновляющей манере отношения к творческому процессу мне очень близок Карлос Клайбер. Обожаю записи его репетиций и спектаклей! Он всегда живой, дышащий музыкой. Есть произведения, в которых для меня нет никого выше Фуртвенглера. Импонирует сила и энергия, исходящая от Караяна, хотелось бы хоть чуточку перенять её.

Великие, давно почившие маэстро, известные нынешнему поколению только по записям. Есть ли для Вас временная планка восприятия? Не кажется прочтение того же Фуртвенглера 30-х годов слишком архаичным?

Нет, если исполнение искренне и создаёт атмосферу, в которую ты погружаешься, то про отделяющие десятилетия не думаешь.

Имеет значение, студийная или живая запись?

Вот тут как раз время важнее. Чем ближе к нам, тем вернее звукорежиссёрская шутка: «сыграйте нам хроматическую гамму, а мы из неё всё что угодно нарежем». Старые записи и в студии писали крупными кусками, с минимальным монтажом. Тем они и ценны.

Если речь идёт о новой опере, которую предстоит дирижировать, важнее аудио или видео запись?

Начну, всё равно, с партитуры. А потом без разницы, что попадётся раньше, CD или DVD. Если постановка мне не понравится – буду просто слушать.

Понимаю, что рано задавать подобный вопрос. Но очень хочется! Все поборники традиционной оперы подняли на щит Юрия Хатуевича Темирканова после его отказа участвовать несколько лет назад в сомнительном эксперименте над Чайковским на Западе и резкой критике режиссёрского произвола в ущерб замыслу композитора. Чаще даже маститые маэстро старшего поколения «прогибаются» под оригинальничанье постановщиков. Вы для себя, внутри, определились, с кем Вы, как создатель оперного спектакля?

Общение дирижёра и режиссёра в момент постановочного процесса должно быть максимально взаимным. Обмен идеями, соображениями – только так может получиться совместная продукция. Слышно и видно, когда дирижёр и режиссёр не работали в команде. Это сразу понятно. Мне, например, в отсутствие большого опыта и жизненного багажа какие-то вещи в работе с Александром Борисовичем Тителем удаются чисто интуитивно. Хотя мы с ним часто спорили, когда меня вводили в давние постановки Тителя. Но умение отстаивать свою позицию, признавать ошибки, искать компромиссы –часть дирижёрской профессии, которую в меня закладывали педагоги с детства.

Читаете ли Вы рецензии на свои выступления?

Да. И, к сожалению, часто об оперных спектаклях пишут люди, принципиально не понимающие в предмете. От таких критиков даже комплимент выглядит сомнительным. Например: «Работа дирижёра в принципе неплохая, но ужасно киксовали духовые». И тут же: «Замечательные вокальные ансамбли, голоса сливались, звучали в стиле, певцы на высоте». Можно подумать, что вокальные ансамбли на сцене сделались сами, без дирижёра!

Есть ли у Вас желание поскорее встать за пульт не студенческого, а серьёзного симфонического оркестра?

Звучит смешно, но до театра я почти 10 лет дирижировал именно на сцене. Не задумывался о том, что выше по значению – работа с симфоническим коллективом или с оперно-балетным оркестром. Важнее художественная цель, планка качества, которую ты хочешь достичь. У меня, к счастью, есть возможность соприкасаться не только с оперной, но и с симфонической музыкой. И то, и другое доставляет удовольствие и всегда вызывает огромный интерес.

Какие-то дерзкие мечты о репертуаре у Вас есть?

Совсем недавно, в конце февраля, сбылась одна мечта – продирижировал «Богемой» Пуччини. Вместе со мной дебютировали и несколько наших молодых солистов. Очень бы хотелось соприкоснуться с операми Рахманинова, Рихарда Штрауса и Стравинского.

Как проводите досуг, кроме изучения партитур?

Есть друзья, не только музыканты, спорт, хорошее кино.

В маленькой Осетии удивительным образом регулярно рождаются большие дирижёры. Вероника Дударова, Валерий Гергиев, Туган Сохиев, теперь и Вы уже заслуженный артист республики Алания. Маэстро Гергиев как то принимал в Вас участие?

Валерий Абисалович следил за мной буквально с первых выступлений. Позже неоднократно приглашал дирижировать своим оркестром Мариинского театра. Это огромная честь. Да и мой переезд в Москву стал возможен не без его помощи.

Можете себя в дальнейшем представить в роли не просто дирижёра, а Главного – хозяина, худрука некоего коллектива?

Пока о карьерных шагах не думаю. Мне ещё надо консерваторию закончить, диплом защитить. И ещё многому в жизни научиться.

Благодарю Вас за беседу! Общение с талантливым человеком всегда подарок. А когда он так молод, в самом начале творческого пути, чувствуешь себя сопричастным его будущим успехам.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ