Глинка после Архиповой

Глинка после Архиповой
Оперный обозреватель

Завершился 24-й международный конкурс вокалистов имени М. И. Глинки – старейший вокальный форум нашей страны. Впервые за свою более чем полувековую историю он проводился без своего бессменного лидера – Ирины Константиновны Архиповой, которая возглавляла конкурс с 1968 по 2009 годы. В этом году председательствовал народный артист СССР В. И. Пьявко, среди членов жюри – певцы Елена Заремба и Аскар Абдразаков, педагоги Карина Лисициан и Пётр Скусниченко, композитор Владислав Казенин, дирижёр Феликс Коробов, пианист Ивари Илья, менеджеры Джандоменико Бизи и Джузеппе Пасторелло (оба представляли Италию), Пьер Верней (Франция) и Адриан Холлендер (Австрия).

У конкурса славное прошлое, в свое время именно на нем зажглись такие звезды отечественного вокала как Владимир Атлантов, Александр Ворошило, Галина Горчакова, Гегам Григорян, Сергей Лейферкус, Юрий Мазурок, Евгений Нестеренко, Елена Образцова, Мария Гулегина, Ольга Бородина,  Дмитрий Хворостовский, Владимир Чернов, Анна Нетребко, братья Абдразаковы и многие другие.

В советское время конкурс имел статус всесоюзного, как бы внутреннего конкурса в рамках СССР, хотя и тогда его авторитет и популярность были очень велики. После распада СССР конкурс получил статус международного.

Однако формальное изменение статуса мало что означало в реальности – конкурс по-прежнему остался перекрестком дорог для молодых вокалистов постсоветского пространства, может быть чуть шире – вокальным форумом для бывших социалистических стран: СНГ, Восточная Европа, Восточная Азия. Особенно отчетливо это было видно по нынешнему третьему туру, насколько вообще локальным стало это событие: конкурс не только остался по сути всесоюзным, но его поле еще более сузилось, ибо в финал попали в основном участники, так или иначе связанные с Московской консерваторией. Жюри на этом фоне выглядело и то представительней.

Прослушивания проводились на базе Академии хорового искусства имени Виктора Попова, а третий тур, совмещенный с гала-концертом – в Большом зале консерватории. Идея совмещения, вероятно, весьма эффективна с точки зрения экономии бюджета конкурса, совершенно провальна в плане художественного результата. К финалу были допущены пятнадцать вокалистов, каждый из которых исполнял по две большие арии русского и западного репертуара. В результате мероприятие длилось четыре с половиной часа, и только самые преданные поклонники вокала смогли высидеть сию экзекуцию до конца: к окончанию БЗК оказался позорно даже не полупустым, а пустым на две трети, если не более. Совершенно очевидно, что к гала-концерту, дабы соблюсти статус мероприятия и поддержать торжественную обстановку, могут допускаться уже только лауреаты конкурса, а не находящиеся в состоянии нервозности, если не аффекта финалисты. Действительно, практика совмещения (а точнее экономии) сейчас распространена повсеместно – что у нас, что на Западе – но хорошего в этом нет ровным счетом ничего.

Если охарактеризовать впечатления от финального тура в целом (мне удалось посетить только его), то стоит отметить несколько моментов, увы, негативного плана. Во-первых, это работа оркестра и дирижера, аккомпанировавшим певцам. К участию в конкурсе был приглашен симфонический оркестр Телерадиоцентра под управлением Сергея Кондрашева, дирижировал которым на сей раз Виктор Куликов. Пожалуй, это, наверно, самое сильное отрицательное впечатление от прослушивания: иным словом как «стыдоба» обозначить эту деятельность невозможно. Совершенно понятно, что более чем четырехчасовой марафон изрядно измотал оркестрантов и маэстро за пультом, и на это многое можно было бы списать, если бы не киксы, фальшь, многочисленные расхождения с певцами (да, они не опытны, молоды – кстати говоря, не все, многие из них уже действующие солисты оперных театров – но дирижер-то и оркестранты!), громыхание и прочие «прелести», несшиеся с великой сцены уже с самых первых номеров программы. Видимо, опять маячит тень бюджета конкурса: на что денег хватило, тех и пригласили. А то, что это международный конкурс с колоссальными традициями, общегосударственное так сказать дело, то, наверно, Министерству культуры России этот аспект, мягко выражаясь, до лампочки.

Во-вторых, это выбор произведений для конкурсного состязания. Я подслушал почти крылатое определение одного из слушателей, и оно мне очень понравилось, отчего и привожу его в своей статье – «репертуар шаговой доступности». Действительно, что дома было, на полке в шкафу лежало, то и поем. Именно поэтому жюри и публика вынуждены были трижды прослушать арию Елецкого из «Пиковой дамы», по два раза сцену письма Татьяны, сцену Любаши из первого действия «Царской невесты», речитатив и арию Сильвы из «Эрнани». Из незаезженного репертуара был только один номер из тридцати прозвучавших – ария Сервилии из одноименной оперы Римского-Корсакова, все остальное – настоящая попса от классики.

Понятно, что конкурс это наверно не то место, где в первую очередь стоит поражать репертуарными изысками: каждый из певцов прибережет эту работу для своих концертных программ. Выходить к жюри надо с тем, что лучше всего получается, чтобы показаться выигрышней – это очевидно. Но у этого подхода есть как минимум две проблемы. Во-первых, конкурсант и его консультанты (педагог, концертмейстер) сразу как бы расписываются в своей интеллектуальной узости, ограниченности, фактически, незнании мирового оперного репертуара. Во-вторых, наипопулярнейшие арии исполнять очень трудно – слишком они навязли в ушах у всех, слишком много ассоциаций и сравнений сразу напрашивается, и «зеленые» вокалисты в этой схватке с великими тенями прошлого практически не имеют никаких шансов выйти победителями.

И, наконец, самое главное – уровень вокала, продемонстрированный на конкурсе. Конечно, требовать слишком многого от молодых певцов было бы неправомерно. Но все-таки, как мне кажется, финал конкурса Глинки (а не какого-нибудь сельского клуба) должен предполагать определенную, и, полагаю, весьма высокую исполнительскую планку. Прослушивание же, на котором мне довелось побывать, свидетельствовало о том же, с чем мы сталкиваемся очень часто (если почти не всегда) в рядовых спектаклях российских оперных театров – голоса есть, природа хорошая (почти в ста процентах случаев), а техники, мастерства – не хватает. Соревнование на данном прослушивании шло, я бы назвал это так, по нижней кромке – это не было состязанием, сопоставлением интерпретаций, законченных художественных образцов, произведений исполнительского искусства. Отнюдь: о музыке, об образах здесь мало, кто заботился, главным было – спеть ноты и показать жюри, что «голос у меня, любимого, есть, да еще какой – нате, наслаждайтесь!»

Жюри под водительством многолетнего тенора-премьера Большого театра не допустило до финала ни одного тенора, в то время как в 2009-м в числе победителей их было целых три. Не слишком повезло и женщинам: в финале их соотношение с мужскими голосами было равно 2:3. С дам и начнем, в первую очередь с сопрано.

Кристина Мхитарян порадовала очень приличным, ровным звуковедением и пониманием стилистики Моцарта в арии Памины из «Волшебной флейты». Сам ее голос с оттенком меланхолической матовости очень подходил к образу грустящей, почти отчаявшейся принцессы. Избранная в качестве второго номера корсаковская Сервилия снизила позитивное впечатление от пения конкурсантки: для этой партии нужен более плотный, звучный голос – нежное сопрано Мхитарян совершенно потерялось за богатой оркестровкой Римского-Корсакова, к тому же невозможно было разобрать решительно ни одного слова. Полагаю, что именно это не дало возможности певице войти в число лауреатов, хотя ее потенциал очень высок.

Виктория Шевцова исполнила рассказ Мими и пресловутую сцену письма Татьяны. В обеих ариях вокалистка демонстрировала легкое тремоло на середине, недостаточно округлый, несколько крикливый верх, оба номера не слушались как законченные произведения, явно распадались на части. Шевцова по своим внешним данным могла бы быть неплохой лирической героиней, однако на пути к этому стоит отсутствие свободы вокализации, резковатый звук, несколько однообразно крикливый, неоднородный, не выровненный голос, который часто дрожит, свидетельствуя о наличии зажима. Кроме того в исполнении встречались неточности интонационного и текстового характера. Удивление вызывает решение жюри, отдавшее ей предпочтение (третья премия) перед той же Мхитарян.

Ирину Костину из всего женского состава единственную можно назвать сложившейся певицей. Ее пение было ярко, убедительно, эмоционально выразительно и индивидуально. В техническом плане ее Людмила и Розина были хороши с точки зрения колоратурной техники, но небезупречны. В обеих ариях певица несколько «намудрила» с украшениями, но все же в целом ее пение заметно выделялось на общем фоне. Возможно, до первой премии Костина и не дотянула, но решение жюри уравнять ее с Ириной Рейнард (у обеих вторая премия, первая премия у женщин не присуждена) совершенно не убедило.

Ольга Щеглова спела сцену письма с гораздо большим смыслом, чем В. Шевцова, да и сам ее голос в большей степени находится на месте, нет режущей слух пестроты и крикливости, хотя сам по себе он, может быть, и не очень богат. Тем не менее, некоторые фрагменты вызвали недоумение – фраза «Но так и быть, судьбу мою...» Щеглова спела с каким-то остервенением, более подошедшим бы Леди Макбет. По яркости вокала она уступила, например, Костиной, но общая исполнительская культура очень неплохая, что особенно было заметно в арии Елизаветы из «Тангейзера», где кроме того убедительно прозвучали кульминационные верхи. Жаль, что жюри решило отметить певицу лишь дипломом.

Меццовая группа была представлена двумя очень разными певицами. Для Марии Патрушевой выступление оказалось не слишком удачным, поскольку в кульминации ариозо Любаши (слова «Всё для тебя!») певица пережала, передавила и не смогла выйти на верхние ноты. Несмотря на этот срыв, сцена корсаковской героини была более осмысленной и одухотворенной, нежели спетая очень трафаретно Далила. Сам голос Патрушевой роскошью не отличается, в нем присутствует весьма заметный «баран». Звук не пропевается, а выдавливается, все верхи взяты в силовой манере и лишены обаяния.

Ирина Рейнард продемонстрировала куда более красивый, ровный, хорошо смикстованный голос, однако неустойчивый наверху и с сомнительной интонацией. Местами голос пропадал, терялся в оркестре в нижнем регистре, что для меццо несколько удивительно. В арии Леоноры из «Фаворитки» было явлено скорее подражание Образцовой, чем стиль Доницетти. Внешне артистка очень эффектна, высока и стройна, с хорошей фигурой, чем-то напомнила сидевшую в жюри Елену Зарембу.

Мужской цех, как уже было сказано выше, был представлен исключительно низкими голосами. При этом ни один бас не выказал по-настоящему глубокое, характерное в прошлом для русской школы «эпическое» звучание – манера большинства участников достаточно легковесная, условно западная. Это не хорошо и не плохо – это отражение тенденции вокальной глобализации, когда национальное все больше сдает позиции универсальному. Среди баритонов не было ни одного по-настоящему драматического голоса, лишь, может быть, только Дмитрий Орлов, по какому-то недоразумению заявленный как бас-баритон (хотя басового в его звучании не было ни на йоту), может претендовать на драматическое амплуа.

В целом удачно выступили представители Монголии, получившие призовые места. Анхбаяр Энхболд, чья сценическая внешность оставляет желать лучшего и никак не вяжется с его благородными героями, тем не менее, явил в ариях Елецкого и Родриго из «Дона Карлоса» приятный тембр, ровное звуковедение, хорошую канитилену, и, самое главное, отношение в звуке, что было неожиданно и приятно у азиатского исполнителя особенно в русской арии. Не всегда удачны были верхние ноты, хотя финал арии Елецкого прозвучал убедительно. Преимущество Энхболда – отсутствие форсировки, мягкое звучание. Жаль, что жюри предпочло ему (вторая премия) его соотечественника, получившего первую премию и демонстрировавшего в большей степени силовую манеру.

Этот соотечественник, внешне куда более эффектный Ариунбаатар Ганбаатар, обладает более насыщенным, тёмным тембром, звучным и красивым, однако его манера значительно дальше от стандартов бельканто – певец чрезвычайно перегружает звук, утяжеляет голос, пытаясь изобразить из себя драматического баритона. Кульминация в арии Елецкого вышла лучше, чем у предыдущего монгольского баритона, а финал – не столь убедил. В целом крайние верхние ноты чаще звучат напряженно – особенно это было слышно в арии Графа ди Луны из «Трубадура». На мой вкус я бы поменял призёров местами.

Южнокорейский баритон Борам Ким не поразил красотой тембра, кроме того, местами слышны были какие-то призвуки, «песочек», и вообще его пение в достаточной степени было «механистичным». Оттого скучноватым и неубедительным, равно как и верхний регистр – далеко не всегда удачным. Ким исполнил знаменитое ариозо Мазепы и каватину Фигаро из «Севильского цирюльника», и в обоих номерах недоставало артистического шарма – лирического в русской музыки и игривого в итальянской.

Петербуржец Николай Шамов пел культурно, в целом музыкально, но несколько трафаретно в эмоциональном плане. Более свободно у певца прозвучала ария Елецкого, хотя и с большой долей подражательства Хворостовскому, а вот в каватине Валентина из «Фауста» Шамов не выдерживал ритм, не выпевал триоли, и вся она прозвучала однообразно – и лирическая кантилена, и героическая маршеобразность средней части. К тому же у вокалиста весьма зауженные, а оттого в известной степени обестембренные верхи, что обедняет эмоциональную палитру исполнения.

Дмитрий Орлов в арии князя Игоря и в арии Фигаро из оперы Моцарта демонстрировал силовую манеру и не слишком удачный верх (видимо, его недоделанность и подвигла певца позиционироваться как бас-баритон), тем не менее, эмоциональный посыл в его пении наблюдался. Игорь был более артистически удачен, в Фигаро же до моцартовской стилистики было далековато.

В басовой группе выступили певец из Молдавии Олег Цыбулько, который завоевал третье призовое место у мужчин, а также певец из Северной Кореи Цой Чер Чун, москвич Максим Осокин, уже второй раз участвующий в конкурсе Глинки и всё с тем же результатом (диплом), и уфимец Артур Каипкулов.

Пожалуй, с мнением жюри можно согласиться, что из них Цыбулько был лучшим. Его Фиеско и Сусанин были техничны, но эмоционально слишком пресные, певец словно не пел, а докладывал свои партии. В опере Глинке Цыбулько несколько давил, пытаясь изобразить «русскую манеру», отчего в нижнем регистре появился треск, которого не было при пении Верди. У вокалиста отличные внешние данные и в целом неплохое умение, поэтому вполне его можно счесть весьма перспективным исполнителем для оперной сцены.

Студент Московской консерватории Цой Чер Чун исполнил арии Сильвы и Гремина достаточно однообразно и громко. Голос у певца большой, звук яркий, верхний регистр впечатляет. Однако в пении много форсировки, неаккуратных, «лающих» снятий концовок фраз, но самое главное – чудовищный горловой призвук на протяжении всего выступления.

Максим Осокин в ариях Кончака и Зарастро подкупал мягким звуковедением, но смутил отсутствием звучных, полнокровных низов. Как бы в компенсацию этого певец пытается ширить и утяжелять звук, что отражается на качестве взятия верхних нот, отчего манера их исполнения несколько «деревенская» - Осокин их не пропевает, а словно «выстреливает».

Артур Каипкулов обладает большим и ярким голосом, с небольшой «горлинкой», поет в несколько «вещательной» манере, простовато и я даже сказал бы провинциально. Но оставшуюся московскую публику (Каипкулов пел последним, уже в двенадцатом часу ночи) такой подход вполне устраивал, судя по приёму. Из исполненных арий более удачен был Варяжский гость из «Садко» Римского-Корсакова, мрачный и брутальный, спетый вполне в характере. Вновь прозвучавший Сильва был громогласен и стилистически далек от раннего Верди.

С решением жюри с некоторыми, уже сделанными оговорками, в принципе можно согласиться. Правда, речь идет лишь о распределении мест среди участников третьего тура. Каков же был общий уровень конкурса, были ли среди участников прежних раундов «засуженные», несправедливо обиженные, мы не знаем. Но если предположить, что судейство было безупречным, то приходится констатировать, что планка конкурса была не слишком-то высока.

На фото: Портрет М.И. Глинки в Большом зале Московской консерватории
© Д. Рылов ⁄ Московская консерватория им. Чайковского

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ