«Сказочные» оперы Н. А. Римского-Корсакова долгое время интерпретировались театрами нашей страны исключительно в контексте спектаклей для детей: даже такие «злые», с явным социально-политическим подтекстом сказки как «Кащей бессмертный» и «Золотой петушок» ставились как утренники, зачастую без учёта их острой социальной сатиры, тем самым, вымывая из произведений значительную часть содержания. В последние годы от этого стали активно отказываться: стремление к актуализации и постмодернистским интерпретациям оперных сюжетов, широко распространившееся сегодня как в мире, так и в России, весьма способствовало такому новому взгляду, новому прочтению. Насколько удачно или неудачно каждое конкретное решение – вопрос дискуссионный, но совершенно очевидно, что в принципе «осерьёзнивание» опер главного русского сказочника более чем правомерно, поскольку глубина заложенных в них смыслов зачастую настолько значительна, что их прочтение только в поверхностной эстетике лубка сильно обедняет содержательную сторону этих замечательных, даже великих произведений.

Но этот новый подход ни в коей мере не отменяет возможность существования прежней модели, в особенности, когда содержание сказки по большей части несёт позитив. Конечно, в этом случае происходит утрата многослойности произведения, его философичности, на первый план выходят чувства и эмоции, лирика, притча с глубинными смыслами становится мелодрамой. Но с другой стороны, кто сказал, что мелодрама – это плохо? И не мелодрама ли опера в принципе как жанр, по своей сущности? Чувства, переживания, эмоциональные порывы в подавляющем большинстве опер главенствуют над этическими, социальными или мировоззренческими проблемами. Чувственная природа музыки и в особенности пения – основа тому.

Кроме того, есть и ещё один аспект: воспитательный. Для подрастающего поколения опера, поданная без зауми, в своей первозданной чистоте и простоте, в облегчённом, «поверхностном» варианте может послужить приглашением в жанр, исключительно хороша для зарождения интереса, а может быть и любви к оперному театру. Собственно «детских» опер в истории музыки не так уж и много, и по качеству музыкального материала почти ни одна из них не может конкурировать со «взрослыми» сказками Римского-Корсакова. Так почему бы не воспитывать детей, не приобщать их к высокому искусству на лучших образцах, пусть и в light-варианте?

Именно так и поступили в петербургском «Зазеркалье»: здесь есть свой большой репертуар для взрослых, есть множество детских спектаклей с оригинальной, пограничной жанровой принадлежностью. А есть и облегчённые версии больших опер, спектакли, закладывающие в детские души долгосрочную программу вживания в сложный, но бесконечно красивый мир оперы. Такова «Снегурочка» в постановке молодого режиссёра Василия Заржецкого, выпускника художественного руководителя театра Александра Петрова. Да, в ней почти нет места глубокой философии пантеизма, преклонения перед рациональностью природы, перед её вечным циклом, в котором главная героиня – аномалия, априори лишняя, и её смерть – естественное разрешение противоестественной ситуации, противоречия, красивого, но нежизнеспособного. В этом спектакле на первый план выходит сокровенная лирика и фольклор. Но почему нет? Разве не глубоким и очень тонким лириком был Римский-Корсаков, разве не был он фольклористом, всю жизнь, по заветам Глинки, преклонявшимся перед народным творчеством и искавшим в нём источник своего вдохновения?

Конечно, да. В спектакле «Зазеркалья» лирика бьёт по нервам: жалко оскорблённую Купаву, ещё жальче в финале главную героиню, жалко и Мизгиря, его несостоявшегося ни с одной из красавиц личного счастья. Партитура оперы значительно сокращена и те эпико-философские фрагменты, которые всё же остались, например, каватина Берендея, воспринимается как изысканная орнаментика, как «красивость» какой-нибудь виньетки в стиле Альфонса Мухи. Но переводя оперу в облегчённый формат, создатели постарались купюры сделать максимально деликатно – самая красивая, самая ценная музыка оперы осталась: почти вся она связана именно с лирической стихией, а не с мировоззренческими смыслами, хотя некоторых грандиозных хоров, конечно, жаль.

Небольшое пространство сцены театра обыграно режиссёром мастерски. Действие разворачивается на авансцене, поскольку оркестр сидит не в яме, а в глубине сцены, у задника, и виден публике лишь иногда, а чаще закрыт тем ли иным занавесом, подходящим картине, мизансцене. Это решение приближает артистов к публике – видны их молодые красивые лица, глаза, мимика, оттенки чувств, от них требуется тонкая актёрская работа, чего Петрову и Заржецкому добиться удаётся. Некоторые сцены поставлены просто замечательно. Например, первая ария Снегурочки «С подружками по ягоду ходить» - очень часто она решается абсолютно статично, певице дают продемонстрировать виртуозный вокал и только. В «Зазеркалье» исполнительницу не перегружают трюками, но игра в снежки между родителями – Весной и Морозом – и дочкой-Снегуркой соответствует игривому характеру экспозиционной и репризной части арии. Не менее интересно решён диалог обиженной Купавы и Берендея, в котором яркая соперница Снегурочки ищет защиты у царя. Берендей занимается украшательством своего дворца, молотком и стамеской он вырезает узоры на деревянных колоннах парадной залы: ворвавшаяся Купава выхватывает у царя инструменты, рискуя в порыве гнева покалечить или себя, или кого-нибудь из присутствующих. Маленький штрих, но он привносит элемент реальной опасности в картину, усиливая драматизм ситуации. Вместе с тем надо видеть, с какой любовью и интересом смотрит старый и бессильный царь, но в прошлом, наверно бравый гуляка и, несомненно, дамский угодник, на эту девку «кровь с молоком», первую слободскую красавицу, с какой участливостью, «лаской да любовью» удаётся ему отобрать у девушки опасные предметы. А сам царь-труженик, работающий руками? Это ли ни лучшая иллюстрация образа разумного и заботливого правителя?

Фольклорный элемент силён и важен в этой постановке. Но народные мотивы не навязчивы, не дотошно историчны. В них есть нечто условно-обобщённо народное, причём есть смешение разных культур: в царственном костюме Весны в прологе есть что-то общеевразийское, сошедшее не то с иранских, не то с крито-микенских фресок; Мороз напоминает скандинавского Одина в рогатом шлеме; Берендей ближе к западноевропейскому варианту раннего средневековья; прочие герои одеты в более традиционные по нашим представлениям о славянах костюмы (художник по костюмам Стефания Граурогкайте). Сценография проста и даже скупа, но её значение велико (сценограф Алексей Левданский): главный элемент – это тканые и шитые из кусочков материи занавесы, ширмы, а также деревянные конструкции, оборачивающиеся то лесной чащобой, где блуждает Мизгирь, то колоннами в царском дворце. Все эти элементы явно отсылают к народному ремесленному творчеству, усиливая этнографический и одновременно сказочный контекст. В финале на заднике выплывает огромное ярило-солнце, также сшитое из ярких кусочков материи красного, оранжевого и пр. цветов: это солнце и зловеще, пугающе, давлеюще над сценой, залом, всеми героями, но оно же и умилительно просто и незатейливо, как детский рисунок, как поделка ребёнка. В этих одновременно величии и примитивности на самом деле кроется большое философское обобщение: философия в данной постановке не доминирует, но и не утеряна вовсе.

Второй премьерный спектакль, который посетил автор этих строк, был отдан сплошь молодёжи – кто-то уже состоит в штате театра, кто-то ещё только заканчивает курс Петрова в Театральной академии. Как к актёрам к ребятам особых вопросов нет, более того, многие работы очень ярки и убедительны. В отношении вокала не так всё однозначно: голоса есть и по большей части хорошие, но мастерства естественно ещё очень сильно не хватает. Пение в основном на среднем громком нюансе, пиано редки, в верхнем регистре их мало кто умеет делать, а без этого корсаковская лирика многого недобирает. Тем не менее, понравилось серебристое сопрано Ольги Васильевой (Снегурочка), пожалуй, самое мастеровитое из всей молодёжи, звучное и яркое спинто Юлии Борцовой (Купава), мягкий и в целом пластичный тенор Дамира Закирова (Берендей), собранное и красивое меццо Анны Евтушенко (Лель), правда, с недооформленным верхом. Екатерина Курбанова (Весна) уверенно звучала в верхнем регистре, а вот её низ вызывал вопросы и сомнения в меццовой специализации. Несколько засурдинен голос Александра Подмешальского (Мороз), а у Алексея Сазонова (Мизгирь) – настоящие проблемы, ибо столь заваленным, заглублённым звуком петь решительно нельзя, поскольку он не летит в зал и ни единого слова не разобрать. Неплохое впечатление оставили Денис Беганский (Бермята) и Сергей Патракеев (Бакула), хотя по их небольшим партиям полноценное представление о владении голосом составить трудно.

Музыкальным руководителем постановки является главный дирижёр театра Павел Бубельников, но вторым премьерным спектаклем дирижировал Анатолий Рыбалко. В его интерпретации «Снегурочка» прозвучала сверхлирично, даже где-то слишком элегично, в темпах было многовато воздуха и парения, в драматических местах хотелось бы большей упругости и чёткости. Впрочем, это лишь маленькое пожелание: технически оркестр звучал очень достойно, качественно, без сбоев и огрехов. В театре нет своего хора – незанятые на сольных партиях в спектакле певцы-штатники и студенты формируют хоровой коллектив, который, конечно, полноценно спетой, собранной хоровой единицей, не является, но в то же время звучит интонационно приемлемо и даже достигает неплохого ансамбля внутри себя и с прочими участниками спектакля, что, естественно, не может не радовать.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru