Диалог о Перетятько

Сегодня мы представляем нашим читателя необычный эксперимент: заочный диалог двух ведущих обозревателей нашего журнала Игоря Корябина и Александра Курмачёва. Его тема – филармонический дебют Ольги Перетятько, состоявшийся на днях в российской столице.

Курмачёв. 26 ноября в Концертном зале Чайковского состоялось поистине выдающееся событие – сольный концерт Ольги Перетятько в сопровождении Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнёва. Признаться, на сам концерт я шёл с чувством некоторой раздраженности: во-первых, уже за много недель на это мероприятие нельзя было купить билеты, что всегда вызывает у меломана со стажем приступ естественного недовольства; во-вторых, совсем недавно я слышал певицу в Берлине и не ожидал для себя никаких открытий. Но вот что-то заставило меня приехать…

Корябин. Фантастически ошеломляющая карьера Перетятько на лучших мировых концертных и оперных сценах мира сегодня развивается просто семимильными шагами. И, конечно же, не может не радовать то, что в последнее время выступления артистки в России становятся всё более и более регулярными. Нынешний приезд певицы в Москву состоялся в рамках филармонического абонемента «Вокальные вечера».

В Москве Ольга Перетятько пела, конечно же, не в первый раз, но ее сольный концерт состоялся в Первопрестольной впервые. На сей раз ей аккомпанировал один из лучших симфонических оркестров Москвы – Российский национальный оркестр. Но надо отдать должное РНО и его художественному руководителю Михаилу Плетневу, стоявшему в этот памятный ноябрьский вечер за дирижерским пультом: в целом, даже в сравнении с продолжительным симфоническим пиршеством венских «филармоников», отыгравших четыре концерта накануне, звучание отечественного оркестра предстало вполне конкурентоспособным и качественным.

Курмачёв. Хочу выразить благодарность М. Плетнёву и его оркестру. Есть, наверное, у этого коллектива свои нюансы и тонкости, но лично мне ни разу не удалось столкнуться со сколь-нибудь заурядной или посредственной работой этого коллектива, в исполнении которого любое произведение приобретает пульсирующую актуальность. Так, головокружительные темповые крещендо превратили мужской танец из «Алеко» Рахманинова в настоящий эмоциональный ураган, тогда как исполнение увертюры к моцартовскому «Похищению из Сераля», напротив, отличалось кружевной виртуозностью и изысканной слаженностью. Сдержанно и мрачно, узнаваемо, но крайне неожиданно была исполнена увертюра к «Царской невесте» Римского-Корсакова, и мне показалось, что и РНО, и самому Плетнёву есть что сказать и что показать в этой фантастической партитуре.

Корябин. После некоторой «раскачки» и «притирки» на первом номере – увертюре к «Похищению из сераля» Моцарта – всё дальнейшее музицирование (как чисто инструментальное, так и аккомпаниаторское), шло, как сейчас модно говорить, «в тренде»: его отличала педантично сухая (в излюбленном стиле маэстро) точность, упоение звуковыми нюансами, энергичные темпоритмы, уверенный «музыкантский» драйв западноевропейского уровня. Особенно впечатлила филигранная трактовка трехчастной симфонии к опере Моцарта «Луций Сулла»: вот где педантизм и математическая точность дирижера оказались весьма кстати! Исполнение двух номеров русских опер – мужского танца из «Алеко» Рахманинова и увертюры к «Царской невесте» Римского-Корсакова – выдалось не столь театрально ярким, как того требовал драматический настрой музыки, но, несмотря на сдержанность дирижера-рационалиста и «выпадение» этих пьес из основной репертуарной стези оркестра, они стали образцами достаточно интересного, но «стерильного» симфонизма.

Курмачёв. Но главным событием вечера, конечно, стал голос Ольги Перетятько. Уже ария Сюзанны из «Свадьбы Фигаро» переливалась филигранной филировкой и раскрашивалась широкими основательными нотами нижней части диапазона.

Корябин. Всё первое отделение нынешнего выступления певица посвятила Моцарту: наряду с известными номерами (речитатив и ария Сюзанны из четвертого акта оперы «Свадьба Фигаро», речитатив и ария Донны Анны из второго акта оперы «Дон Жуан») прозвучало и нечто для нас новенькое – речитатив и ария Юнии «Vanne. T’affretta … Ah, se il crudel periglio» оперы «Луций Сулла».

Курмачёв. В арии Донны Анны из «Дон Жуана» моё внимание привлекли чётко «прочерченные» стаккато, отличавшиеся не «символической» заостренностью, а основательностью и бескомпромиссностью. Как правило, сложнейшие пассажи и верхние фиоритуры либо «культурно» мажутся певицами, либо «слегка» обозначаются, когда голос лишь касается положенной высоты, а не достигает, не покоряет её. У Перетятько стаккато другие: точные, уверенные, фундаментальные. Другой фокус-феномен, к которому надо было бы давно уже привыкнуть всем, знакомым с техническим арсеналом певицы, - это динамическое раскрытие кульминаций, когда тихая, едва слышная нота наливается силой, крепчает и превращается в мощный акустический поток, заполняющий зал. С изысканной кантиленой и тонким чувством стиля, драматической экспрессией и эстетической безупречностью был исполнен речитатив и ария Юнии из «Луция Суллы».

Корябин. Последняя ария – одна из многочисленных, как заведено в операх-сериа, сольных номеров, в данном случае, центрального персонажа этого опуса. В партии Юнии Ольга Перетятько дебютировала в новой постановке Зальцбургского фестиваля нынешнего года, и частичным отголоскам этого весьма успешного, судя по отзывам прессы, дебюта суждено было докатиться и до Москвы, до сцены главного филармонического зала столицы. Исполненную певицей «бесконечную» арию с многочисленными повторами и сменами темпов, с тончайшей игрой нюансов и тембральных красок, наконец, с мастерски придуманной самой певицей каденцией, в которой она во всей красе смогла показать весь диапазон и возможности своего гибкого и пластичного голоса, можно по праву назвать грандиозным финалом-апофеозом первого акта.

Вокально-стилистическая отделка первых двух моцартовских шлягеров впечатлила не меньше, просто они, в силу несомненно объективных причин (своей широкой популярности), звучат сегодня настолько часто, что редкая встреча с серьезным Моцартом, конечно же, непроизвольно их затмевает. Но говоря так, надо понимать, что мастерство такого еще молодого, но уже весьма опытного художника, как Ольга Перетятько, несомненно, на этот раз проявилось и в комическом моцартовском репертуаре.

Курмачёв. Глубоко личным отношением к вокальному рисунку было пронизано исполнение трёх романсов С. В. Рахманинова – «Не пой, красавица, при мне», который прозвучал с совершенно неожиданным трагизмом, «Сирень», которую певица превратила в медитативную звуковую гирлянду, и «Здесь хорошо», поразившую меня в интерпретации Перетятько яркой витальностью.

Из двух романсов П. И. Чайковского – «Колыбельная», исполнение которой было отмечено волшебной гипнотической кантиленой, и «Кукушка» - больше запомнился второй, поскольку именно в нём Перетятько, словно полемизируя со своими критиками, нередко отмечающими холодность исполнительской манеры певицы, принципиально дистанцируется от пустоты вокальной механики, саркастически пародируя назойливую звонкость кукушки.

Корябин. После изощренных технических «кунштюков» моцартовского репертуара, казалось бы, здесь и делать-то певице нечего, но в этом репертуаре, понятно, – другое. На первый план выступает музыкально-поэтический театр одного актера, и в этом театре, будь то чисто романтические, как «Сирень», или жанровые, как «Кукушка», зарисовки, Ольга Перетятько также властно держит зал, как и в родной для себя музыкальной стихии оперы, приковывая необычайной искренностью интонаций и великолепной певческой дикцией. Последнее тем более вызывает уважение, ведь возможность выступать с концертными программами, в которых звучит камерная русская музыка, певице предоставляется нечасто.

Курмачёв. Русская часть программы завершилась исполнением арии Марфы из IV действия «Царской невесты», и мне почему-то показалось, что здесь – в концертном исполнении, свободном от режиссёрского волюнтаризма, эта сцена сумасшествия прозвучала намного глубже, трагичнее и даже красивее, чем на недавней премьере оперы в Берлине…

Корябин. Слова этой арии просты и наивны, а ее мелодически чарующая кантилена заставляет таять слух, однако при этом весь ужас страшной иллюзии, всё невероятно сильное ощущение трагедии своей героини Ольга Перетятько передает скорее не на вербальном, а на каком-то глубинном уровне подсознания, к которому приводят верно найденные ею интонации и поразительно осмысленная фразировка.

Курмачёв. Финальным аккордом основной части программы стала ария Мирей из одноименной оперы Ш. Гуно. Волшебные по своей лёгкости, точности и изяществу фиоритуры, наконец-то, разбудили зал, который весьма сдержанно принимал первую часть концерта, а когда пошли головокружительно виртуозные бисы, восторгу публики уже не было предела.

Корябин. Последний номер программы делает неожиданный зигзаг в сторону французской лирической оперы XIX века – звучит восхитительная «вальсовая ария» Мирей Гуно. Этот номер в совокупности с одним из бисов, популярным «Поцелуем» Ардити, неожиданно напомнил мне о живых впечатлениях в Астане осенью этого года, приобретенных незадолго до обсуждаемого московского концерта певицы. Тогда на торжественном гала-концерте по случаю открытия нового здания оперного театра Ольга Перетятько также исполнила «Поцелуй» Ардити, но роль французской оперной арии сыграли куплеты Олимпии из «Сказок Гофмана» Оффенбаха. Обе французские (по языку и музыке) героини певицы – лирическая Мирей и «насквозь» колоратурная Олимпия – оказались буквально пропитаны всеобъемлющим погружением в изысканность музыкального стиля, наделены игривой кокетливостью и необыкновенным артистическим шармом.

Курмачёв. Когда я услышал, что в качестве «необязательной» программы прозвучит знаменитая ария из доницеттиевской «Линды ди Шамуни», я чуть не подпрыгнул, поскольку это одна из самых сложных и самых красивых страниц бельканто, и вот так вот запросто начинать с такого произведения серию номеров «на бис» мне показалось несколько странным. Но то, что я услышал, объяснило отчасти, почему фантастические по концентрации вокального блеска три финальных номера, прошедшие «бонус-трэком», оказались за рамками основной программы.

И ария из «Линды», и «Поцелуй» Ардити, и «Соловей» Алябьева были исполнены с такой импровизационной лёгкостью, с таким виртуозным шиком и техническим блеском, что делать ставку на эти номера в основной программе певица, судя по всему, просто не захотела: ведь техника, а в особенности её трюковая составляющая, – лишь средство, позволяющее творить настоящее Искусство. И здесь мне вместе с посетителями этого прекрасного концерта и с теми, кто увидит его запись по каналу «Культура», остаётся только сожалеть, что Ольга Перетятько не приезжает в Москву для участия в полноценном оперном спектакле, который позволил бы ей поделиться с московской публикой не только вокальным, но и своим драматическим талантом. Может быть, в обозримом будущем примадонна, покорившая Вену, Зальцбург, Париж, Берлин, Нью-Йорк и т.д, и т.д., удостоится такой чести у себя на родине… Будем ждать.

Корябин. В бисовой части программы московского концерта по-итальянски «легкому» «Поцелую» Ардити предшествовало итальянское бельканто Доницетти: не только огромным сюрпризом, но и роскошным подарком, потрясающе щедро и технически совершенно преподнесенным публике, стало исполнение речитатива и каватины Линды из оперы «Линда ди Шамуни», но еще большим подарком стало совершенно феерическое, с огромным набором фиоритур и рулад, исполнение знаменитого «Соловья» Алябьева. Не могу сказать за всех, но лично я такое потрясающее и «от души» утяжеленное наисложнейшими каденциями исполнение слышу впервые. Так что путь певицы от давнего «Соловья» Стравинского к нынешнему «Соловью» Алябьева, хотя по хронологической шкале музыки и сдвигает нас назад, несомненно, выводит на сегодняшний день, ведь алябьевский «Соловей» вошел в новый (второй) сольный альбом певицы под названием «Арабеск»: его официальный релиз на мировом рынке музыкальной продукции появился в августе нынешнего года.

Автор фото — Сергей Бирюков

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ