Апельсиновое озорство на фоне коллапса коммунальных служб

«Любовь к трём апельсинам» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко

Татьяна Елагина
Специальный корреспондент
В 1979-м году тогдашний главный режиссёр МАМТа Лев Дмитриевич Михайлов поставил «Любовь к трём апельсинам». Юношеская память цепкая, кое-что помнится из того давнего спектакля. Сидя на премьере новой версии 10 июня 2016 года, невольно сравнивала. В прежнем оформлении Валерия Левенталя преобладал чёрный цвет: задник, кулисы, одежды хора. Яркие детали красного и золотого в костюмах солистов, подчёркнуто бутафорские короны, знаки карточной масти повсюду (король то Трефовый!). Никаких «смелых» намёков на современность в концепции. Но что роднит тот спектакль учителя (Льва Михайлова) и нынешний его ученика Александра Тителя – вдохновенное актёрское озорство на грани импровизации, своего рода «капустника» (МАМТ недаром в предках числит Музыкальную студию МХТ), пружинистая динамика действия и дразнящий живостью темпоритм музыки.

Все классики когда-то существовали в обыденности, как простые смертные. Из малых детей вырастали в молодых людей, ещё не ведавших о своей особой миссии. Сергей Прокофьев, чьё 125-летие в этом году отмечает «всё прогрессивное человечество» (как принято было говорить в Советском Союзе) с юных лет наряду с музыкальной одарённостью выделялся эффектной внешностью: высокий и стройный, с огненно–рыжей шевелюрой (почти апельсинового цвета!). Подчёркнуто церемонен в общении с незнакомыми, всегда элегантно одет. Но при том Серёженька, позже Сергей, и даже Сергей Сергеевич, Прокофьев любил острую шутку, часто доходящую до сарказма, розыгрыши, остроумный подтекст в поэзии и прозе.

1/2

И, пожалуй, ни в одной другой из созданных Прокофьевым десяти опер страсть к театральному шутовству не раскрылась так полно, как в «Любви к трём апельсинам». Либретто, написанное самим композитором, сохранило имена действующих лиц и основную канву сюжета одноимённой пьесы Карло Гоцци. Но игры со зрителем, хор, не просто комментирующий действие (привет аж из античного театра), но активно вмешивающийся в его ход и делящийся на Комиков, Лириков, Трагиков и Пустоголовых (последние точно наши люди!), придали старинной истории 1761 года рождения импульс современности, созвучность не только времени создания оперы, 1920-му году, но и всему 20-му веку, и нынешнему 21-му, и…

Само собой напрашивается сравнение с легендарной «Принцессой Турандот» того же Гоцци. Банальный сюжет про «три загадки» с элементами комедии дель-арте, благодаря принципам «подвижного театра Евгения Вахтангова», динамичного, меняющегося, а потому и нестареющего со временем, превратился в неувядающий шедевр, визитную карточку Театра его имени. Напомним, премьера «Принцессы Турандот» состоялась в 1922-м, лишь на год позже мировой премьеры «Трёх апельсинов» Прокофьева в Чикаго. Что если бы Вахтангов не умер сразу после премьеры «Турандот» в 39 лет, а дожил до возвращения Прокофьева из эмиграции? Или Мейерхольд, вдохновивший, буквально подсунувший «Апельсинов» Прокофьеву избежал бы опалы и трагической гибели? Удивительное по силе духа поколение великих современников. Умевших ценить не только трагическое и высокое, но и сиюминутное смешное.

Московский академический Музыкальный театр им.Станиславского и Немировича-Данченко справедливо гордится особым «родством» с Прокофьевым. Именно здесь в 1940-м состоялась мировая премьера оперы «Семён Котко», велась в присутствии автора работа над «Дуэньей», доведённая до конца, но не показанная публике. Позднее ставились неоднократно «Обручение в монастыре» (другое название «Дуэньи»), «Война и мир».

В 1979-м году тогдашний главный режиссёр МАМТа Лев Дмитриевич Михайлов поставил «Любовь к трём апельсинам». Юношеская память цепкая, кое-что помнится из того давнего спектакля. Сидя на премьере новой версии 10 июня 2016 года, невольно сравнивала. В прежнем оформлении Валерия Левенталя преобладал чёрный цвет: задник, кулисы, одежды хора. Яркие детали красного и золотого в костюмах солистов, подчёркнуто бутафорские короны, знаки карточной масти повсюду (король то Трефовый!). Никаких «смелых» намёков на современность в концепции.

Но что роднит тот спектакль учителя (Льва Михайлова) и нынешний его ученика Александра Тителя – вдохновенное актёрское озорство на грани импровизации, своего рода «капустника» (МАМТ недаром в предках числит Музыкальную студию МХТ), пружинистая динамика действия и дразнящий живостью темпоритм музыки.

В сценографии и оформлении сегодняшних «Трёх апельсинов» можно усмотреть как своего рода художественный анахронизм, так и определённую диалектику замысла.

Много света – преимущественно яркого, белого солнечного и небесно голубого (как всегда, совершенная работа Дамира Исмагилова). Оранжево-апельсиновые мотивы повсюду. Кубизм и супрематизм сценографии Владимира Арефьева явно отсылают к эстетике Малевича и Кандинского (тоже современников Прокофьева), пластика и построение массовки, идущей на праздник под знаменитый Марш – к физкультурным парадам 1930-х. И тут же Принц в потёртых джинсах и кроссовках, Король Треф в тривиальном чёрном кожаном пальто, прочие персонажи тоже одеты как из магазина на соседней улице. Но самый броский акцент – хор, главное действующее лицо оперы, по словам автора. Александр Титель уже в предварительном интервью заявил, что отказывается от приёма «театр в театре», часто использующегося в «Трёх апельсинах». Вместо этого – площадное действо, фантазия на тему: «в результате какого-то инцидента на улице вдруг столкнулись пожарные, полиция, скорая помощь, и, конечно, журналисты». Плюс дорожные рабочие в апельсиновых робах и касках, хористов трудно отличить от настоящих монтировщиков, которые тоже всё время на сцене и работают безупречно слаженно. Какая из коммунальных служб поёт за Трагиков, кто за Комиков и Лириков – не совсем понятно. Вроде как Пустоголовые – пресса, логично. И значит, тогда именно репортёры с камерами должны вынести жаждущим ведро воды, как указано у автора. Но спасителями выступили работяги в касках. В общем, хористы перемешаны и запутаны по группам до абсурда, до хармсовских старух, вываливающихся из окна! Форменная одежда «сверхаутентична», не удивлюсь, если со складов МЧС, полиции, медтехники. Ох, пореже бы видеть все эти серебристые и лимонные накидки, синие униформы «Скорой» и чёрные мундиры стражей порядка. От оранжевых жилетов и рыжих касок дорожников нынче вообще подташнивает, они как муравьи кишат сейчас во вновь перекопанном центре Москвы.

Много оригинального двигающегося реквизита. Лестница-платформа, на которой появляется Король, в финале превращается в огромный дорожный каток, поглощающий злую Фату Моргану. Размером с мельницу ретро-вентилятор и подозрительно похожий на деревенский нужник сарайчик обозначают владения дьявола Фарфарелло. Ржавый допотопный остов паровоза и вагона подчёркивают заброшенность пустыни, когда Принц и Труффальдино везут огромные надувные апельсины-принцесс. Самый колоритный персонаж – Кухарка Креонта, грозная великанша, могучий бас, здесь командует армейской полевой кухней на фоне брезентовых палаток спецназа. Видеофон то рисует пески и барханы, то падающий на палатки снег. Стратегическая ракета «Креонта» фаллически вылезает из под земли. Вместо фартука и юбок в оборках повариха одета в форменную белую куртку и галифе, а прислуживает Кухарочке огромный Белый медведь. Заводная игрушечная Крыса, размером с упитанную кошку, в которую превращают временно Принцессу Нинетту, мила и пушиста. Такие «бьющие в цель» детали в постановках Тителя – фирменный знак. В «Трёх апельсинах» они рассыпаны особо щедро, все не перечислить.

Новое, изюминка – короткие реплики на цветной узкой световой «балке», свисающей на сцене. Своеобразная замена «газетным» репризам Вахтанговской «Турандот» (нельзя же в опере текст менять на злобу дня!). Больше всего похоже на смс-ки между зрителями: «Опять в кожанках» - это на первый выход Короля, «Птицу не видно» - герои в пустыне, «Колонка сломалась» - не могут накачать воды в ведро, напоить Принцесс, «Малевич!» - в финале на стенку из рыжих кубов. Интересно, эти «огненные словеса» - глас народа, будут неизменны или тоже могут меняться, как у вахтанговцев, в процессе взросления спектакля?..

Но пора рассказать о главной, музыкальной составляющей.

Хору Музыкального театра, руководимому Станиславом Лыковым, хочется выказать уважение с примесью изумления. Они практически всегда молодцы в плане стройности интонации и чувства ансамбля. А в бесшабашной кутерьме Лириков, Трагиков, Комиков и Пустоголовых, то есть городских спецслужб, сохранить верность нотному тексту, и петь, непрерывно двигаясь – высшая степень профессионализма.

Приглашение в качестве музыкального руководителя постановки Александра Николаевича Лазарева – беспроигрышный вариант. Его интерпретации русской классики вообще, и произведений Прокофьева в частности давно вошли в золотой фонд звукозаписи. Оркестр МАМТа у маэстро Лазарева на сей раз звучал предельно плотно, экспрессивностью приблизив партитуру «Трёх апельсинов» к опусам Рихарда Штрауса. При том – что ценно – голоса солистов не тонули в оркестровой массе. Знаменитый «Марш» зажигательной энергетикой после спектакля долго не отпускал, несколько дней чеканя упругий ритм в голове.

«Любовь к трём апельсинам» – ансамблевая опера. В ней есть колоритные персонажи, но совсем нет сольных арий или дуэтов, показывающих красоты голоса. Не приходилось доселе слышать, чтобы молодые певцы мечтали о партиях в «Трёх апельсинах». Однако, в нынешней премьере актёрские традиции отцов-основателей (Станиславского и Немировича-Данченко) вновь вспомнились, глядя на живые, лишённые штампов образы.

Как связующее звено с прежними «Тремя апельсинами» Льва Михайлова – Леонид Зимненко, и тогда, и теперь исполняющий роль Короля Треф. Возрастная «замшевость» в тембре его баса слышна, но ничуть не портит. А собственные седины и отцовская дистанция по отношению к Принцу придают достоверности карточному Королю.

«Нежданная радость» – Липарит Аветисян в роли Принца. Его чудесный лирико-спинто тенор ласкал слух в зимней «Манон» Массне! В арсенале молодого ереванца и Рудольф в «Богеме», и Дон Хозе. Казалось бы, слишком расточительно поручать такому primo tenore полную диссонансов партию инфантильного «капризули». Но, как оказалось, и для Липарита эта роль – новая ступень актёрского мастерства, и для его поклонников – праздник. Да, в первом действии, когда пышущий здоровьем и обаянием мачо прикидывается ипохондриком, а позже просится в тёплую постельку звонким бодрым голосом – ни чуточки не верю! Но раз мы полностью на территории абсурда – может и в этом тоже режиссёрская задумка? Так занятней. Принц изначально симулянт, «сачок» и лентяй, от скуки дурящий всех вокруг. Зато как он оживает, впервые засмеявшись над старушкой («Грубовато» - появляется реплика на световом табло). Весь второй акт, сцены с Кухаркой, Принцессой, позже Смеральдиной – сплошная динамика. Аветисян стал двигаться ещё смелее и раскованней. Чудесно, когда тенор-герой не боится быть смешным на сцене, ценит комизм ситуаций. Жаль, что такой тип голоса редко даёт возможность радоваться и шутить в образе, а не рыдать или умирать в финале.

А вот увидев в программке имя Валерия Микицкого как Труффальдино, была сразу уверена в точном попадании. Характерный актёр в опере – особое призвание, Микицкий один из немногих настоящих. Идеальная дикция, слияние с персонажем именно в той стадии, что убеждает, но без пережима, эксцентрики. Труффальдино у Микицкого получился душевный, не шут, а скорее друг-заводила при Принце.

Какой-то негротесковой мягкостью и человечностью наделён и Панталон у Евгения Поликанина – приближённый и сверстник Короля.

Контрастно решены образы волшебников. Добрый Маг Челий у Дениса Макарова –вальяжный мафиози, в чёрной шляпе, костюме-тройке и с повадками Аль Пачино. Злая Фата Моргана – запоминающееся преображение Натальи Мурадымовой. Ведущая сопрано, Медея и Елизавета в недавних премьерах, не побоялась нарядиться в нарочито аляповатые, увеличивающие объёмы зелёные жакет и юбку. Хамоватые манеры придают Моргане сходство с выбившейся «в люди» депутатшей или партийной выдвиженкой среднего звена. Сама собой она становится в ключевой сцене праздника – простецкая баба-торговка. Удивляет, что безудержное веселье у Принца вызывают не пресловутые ядовито-голубые «семейные» панталоны (так щеголяла Моргана в 1979-м), а модные полосатые легинсы на задранных ногах «старушонки».

Несколько прямолинейными в своей сексуальности показались два молодых придворных – Леандр и Клариче. Антон Зараев и Наталья Зимина тщательно выпевают змеистые хроматизмы, но их постоянные залипания-объятия и потягушки-застёгивания одежды, выходя из-за кулис, как-то снижают градус злодейства. В негритянском парике и ярко-салатовом балахоне Смеральдины с трудом узнавалась Лариса Андреева. Пения у приспешницы Морганы немного, но угловатые движения, нахальные приставания к Принцу сделали роль эффектной. Нежная, чуть инфантильная апельсиновая Принцесса Нинетта – лирическая жемчужинка от Дарьи Тереховой. И как она храбро сунула целиком голову в ведро с водой, чтобы напиться! Две её оранжевые сестры слишком быстро умирают, потому просто упомяну их: Линетта – Вероника Вяткина и Николетта – Екатерина Лукаш. Обнажённым торсом под брезентовым комбинезоном и грубоватой лукавостью наделил дьявола Фарфарелло (тут скорее сторожа или истопника) Алексей Шишляев.

И ещё раз о Кухарке Креонте. Если бас тяготеет к комическому, то где же ещё попробовать себя в женском платье, со всеми подкладными атрибутами на грудях, бёдрах и алой губной помадой? Здесь, как уже упоминалось, Креонта орудует на военно-полевой кухне. Поэтому женственность у Феликса Кудрявцева не выпирает во всех смыслах, и даже оранжевый бантик-бабочку у Труффальдино Кухарка выпрашивает не кокетливо, а скорее повелительно.

В целом спектакль получился у коллектива МАМТа крепкий и сочный, с ощутимой апельсиновой терпкостью и лёгкой оскоминой от спецодежд хора у особо нервных зрителей, кто много ходит пешком по центру Москвы или часто вызывает Скорую помощь.

Напоследок пожелание. С дикцией не у всех солистов благополучно. От хористов требовать чёткости каждого слова при такой насыщенности оркестровой фактуры нереально. Либретто «Трёх апельсинов» талантливей стандартного, самим Прокофьевым рассыпаны в тексте тонкие намёки и колкости, обидно не понимать их. Пару раз ловила себя, что пытаюсь понять обратно с бегущей строки на английском. Большой театр, наконец, стал давать и русские титры отечественных опер. Такая практика общепринята во многих мировых театрах. Может быть, и на Большой Дмитровке вскоре решат присоединиться? Тогда, думается, смеха над «Любовью к трём апельсинам» и радости в зрительном зале будет ещё больше!

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ