Мрачный старт «Золотой маски»

Мрачный старт «Золотой маски»
Оперный обозреватель

Оперный марафон Всероссийского театрального фестиваля «Золотая маска» начался уже по традиции задолго, точнее – за два месяца, до официального старта театрального смотра, который, опять же по традиции состоится 27 марта – в Международный день театра. И открыла марафон, как, впрочем, и всегда, оперная труппа Мариинского театра, которая уже много лет отказывается вписываться в традиционный фестивальный график. Среди номинантов этого фестиваля – три оперные премьеры из главного театра северной столицы, но до Москвы доехала только одна: «Замок герцога Синяя Борода» Белы Бартока в постановке Даниэла Креймера. «Женщина без тени» гостила в российской столице прошлой зимой и еще раз привозить ее Мариинка не намерена, а «Троянцы» побывали в Москве на последнем Пасхальном фестивале, правда, только в концертном варианте, и, похоже, сценическую версию желающие должны отправляться отсматривать в Петербург.

1/2

К слову сказать, наш журнал рецензировал обе питерские, ныне «невыездные» работы, а вот премьера раритета Бартока, состоявшаяся в городе на Неве в июне прошлого года, в рамках фестиваля «Звезды белых ночей», в силу разных причин прошла мимо нас. Тем интересней было увидеть эту работу в Москве.

Единственная опера Бартока вышла из под пера композитора ровно сто лет назад – в 1911 году, а ее мировая премьера состоялась семью годами позже в венгерской столице. Дитя своего времени – эпохи декаданса – супермрачная история про магната-убийцу и его одержимую любопытством юную супругу быстро приобрела мировую популярность, обойдя все мировые сцены. И сегодня это произведение достаточно часто ставится – помимо родной Венгрии, где к нему обращаются постоянно, в последние годы состоялись премьеры в Милане, Бергене, Лондоне, Мельбурне, Монпелье, Шверине, Сиэтле, Штутгарте, Амстердаме, Карлсруэ, Кёльне, Париже, Рио-де-Жанейро, Тель-Авиве. В России оно репертуарным не стало, хотя отечественная премьера состоялась в Свердловске еще в 1925 году, в 1968-м на советском телевидении режиссером В. Головиным был снят фильм-опера (за кадром поют Е. Кибкало и Н. Полякова), а в 1978-м команда венгерских постановщиков сделала замечательную постановку в московском Большом театре, в которой блистали Е. Нестеренко и Е. Образцова.

Идея вернуть «страшилку» Бартока на российскую сцену увлекла Валерия Гергиева, который поступил просто – купил уже готовую постановку Креймера в Английской национальной опере. В Мариинском театре опера идет сразу в двух редакциях – на венгерском с русскими субтитрами и на русском – уже с английским переводом. Именно оба варианта гостили и в Москве: в первый вечер по-венгерски пели Уиллард Уайт и Елена Жидкова (дирижировал Гергиев), во второй – по-русски Эдем Умеров и Ольга Бобровская (дирижировал Гавриэль Гейне). Вашему покорному слуге довелось увидеть только второй состав, ибо пропустить совпавший с первым вечером концерт в ММДМ Красимиры Стояновой я никак не мог.

После лондонской премьеры местные критики упрекали Креймера в низведении символистской драмы до банального ужастика наших дней, по типу тех, что нам периодически рассказывают в новостях тележурналисты, живописуя об очередном маньяке из «благополучия общества потребления», сгноившего в своих подвалах не одну жертву. Представляется, что упрек совершенно справедливый: в постановке начисто отсутствует флер пусть фрейдистского, гниловатого, декадентского, но все же романтизма. На сцене – типичная «бытовуха» (сценограф – Джайлс Кадл), расцветшая пышным цветом. Судите сами.

Герои одеты в цивильные костюмы наших дней: герцог в сером мешковатом костюме, Юдит – в белом простеньком платьице. «Замок» герцога – подвальное помещение, серое, унылое, мрачное, с низким потолком, с почему-то свисающей с него крышкой гроба. В одном углу комнаты – детский конструктор, в другом – дешевые манекены в «исторических костюмах» и пластмассовых «драгоценностях». По мере открытия семи заветных дверей задник несколько раз раздвигается, показывая то чахлый палисадник, то многоярусные кровати-купе, где ютятся девять детей герцога (по мысли постановщиков – олицетворяющие земельные владения магната, упоминаемые в тексте либретто). В финале, раздвинув предпоследний задник из детских кроваток, нам являют трех убиенных жен герцога – но они живы и жутко непривлекательны: не разъятые труппы, но заточенные безмолвные жертвы тирана.

Перенос действия из неопределенного средневековья в наши дни – не есть беда постановки. Казалось бы, мрачная атмосфера воспроизведена, ужас нагнетен изрядно – чего же еще? Не о том ли опера Бартока? В том то и дело, что нет: музыка произведения, колористически богатая, полная терпких гармоний, своеобразных ритмов, медитативно текучая, повествует о душевных муках, о глубокой мрачной тайне, о тошнотворных безднах, что живут внутри каждого из нас, и в которые заглядывать совсем не стоит. В известном смысле навеянная эстетикой «Пеллеаса и Мелизанды» опера Бартока – это рассказанная иначе, более брутально история Лоэнгрина и Эльзы, где герой оказывается не рыцарем света, но пленником (или порождением) тьмы. В оркестре, в вокальных партиях разлита безмерная мрачноватая красота, на сцене же – скучное уродство.

Для кого ставятся подобные постановки, кому интересен этот перекамуфлированный, вывороченный псевдопсихологизм? Рафинированным интеллигентствующим снобам? Или напротив, неофитам, впервые пришедшим в оперный театр и с радостью встречающимся со знакомой картинкой из телевизора? Истинных театралов / меломанов порядком мутит уже от этих набивших оскомину актуализаций, совершенно лишенных настоящей театральности и подлинной красоты.

Задействованные певцы добросовестно отрабатывают концепцию Креймера, изображая вместо загадочных представителей трансильванского нобилитета (именно легенды о Дракуле вдохновляли либреттиста Белу Балажа) «мелких лавочников». Оттого и герцог – туповато прямолинеен, и Юдит – патологически истерична и только: героиня без всякой глубины, без подтекста. Но это не вина артистов.

С вокальной стороны претензий нет, скорее напротив, исполнение можно признать удачным. Эдем Умеров владеет своим темным, вязким бас-баритоном на отлично, его тембр превосходно подходит к мрачному колориту музыки. У Ольги Бобровской сочное, роскошное меццо, так уместное для воплощения ее фатально настойчивой героини. Но главный герой постановки – оркестр, даже в условиях отсутствия Гергиева, под управлением молодого американца Гавриэля Гейне живописующий экспрессивно и стильно, величественно и трагично. Он «плетет» свою, удивительно захватывающую сагу – мало похожую на тот претенциозный балаган, что творится на сцене.

Но фото:
Юдит - Ольга Бобровская, Синяя Борода - Эдем Умеров.
Фото Наташи Разиной/Мариинский театр.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ