Прошло без малого девять лет, как на страницах нашего журнала был опубликован внушительный рассказ о единственном оперном театре соседней братской страны – Большом театре оперы и балета Белоруссии. За почти десятилетие театр пережил очень сложный момент в своей истории – грандиозную реконструкцию, полностью обновившую здание и снабдившую сценическую часть самой современной технической базой. Сегодня театр выглядит так, что, как говорится, глаз не нарадуется – сверкает, словно дорогая шкатулка: благородное сочетание - белое с золотом - превалирует в гамме внутреннего убранства зала и фойе, а комфортные темно-красной обивки кресел и шикарный занавес добавляют театру респектабельности. Я искренне порадовался тому, насколько преобразилась Минская опера – из унылого сараеподобного совкового учреждения (да простят мне минчане, но до реконструкции театр действительно выглядел не слишком презентабельно, хотя, конечно, все равно было видно, что архитектурная основа здания достойная) она превратилась в место, куда хочется приходить вновь и вновь.
После реконструкции жизнь театра, труппу которого удалось сохранить (она выступала на разных площадках Минска, более всего – на сцене Центрального дома офицеров, что в самом центре города, напротив Дворца Республики), стала чрезвычайно активной: оперные и балетные премьеры случаются достаточно часто. На новую основу поставлена информационная работа, есть обратная связь с публикой, у театра новый прекрасный сайт.
Оперная премьера этого сезона – весенняя сказка Островского – Римского-Корсакова – появилась на минской сцене в конце января: серией из трех спектаклей подряд театр представил свою новую работу, выполненную командой постановщиков из России (режиссер – Сусанна Цирюк, сценограф – Кирилл Пискунов, художник по костюмам – Татьяна Королева) и нынешним главным дирижером театра, выходцем с Украины Виктором Плоскиной.
Новую постановку «Снегурочки» при всех новациях и некоторых не слишком убедительных моментах, о которых мы скажем ниже, в целом можно признать удачной попыткой свежего прочтения хрестоматийного сюжета, осуществленной в умеренной эстетике, не порывающей с традицией. Основная идея, на которую сделали ставку постановщики, это языческий колорит славянского мира с купальским циклом и обаянием первозданности. Именно живая связь берендеева народа и всемогущей и живущей по своим, неумолимым законам природы – это то, что удалось показать режиссеру и ее партнеру, балетмейстеру-постановщику Александре Тихомировой лучше всего. Именно обрядовые народные сцены, пляски, хороводы выглядели наиболее гармонично и притягательно.
Работа с солистами над конкретными образами также ощущалась – у каждого главного героя явственно чувствовалась своя линия, свой почерк. К явным плюсам режиссуры стоит отнести понимание Цирюк специфики оперы – солистам не мешали петь, не делали для них неудобных поз и мизансцен. Это случалось почти всегда – за редким, но, увы, неприятным исключением, каковым оказался финал произведения. Крайне неудачно было решено ключевое место оперы – поэтичнейшая сцена таяния Снегурочки. У режиссера не хватило фантазии обыграть ее как-то интересно, придумать пусть непрямолинейный эффект исчезновения главной героини, но все же запоминающийся и хотя бы с налетом сказочности. Увы, Снегурочка банально отворачивается от зала и поет свои финальные нежные фразы спиной к публике – итог: ее попросту не слышно, прекрасная вокальная линия потеряна; зато ее видно – толпа берендеев скрывает героиню, но парой секунд позже вы видите, как артистка, уже вне образа, уходит в правую кулису. Лишена выразительности и сцена смерти Мизгиря.
Сценография сочетает элементы традиционного решения с новациями. К первым стоит отнести, прежде всего, костюмы хора, миманса и балета, претендующие на «этническую достоверность» - хотя очевидно, что в сказочном Берендеевом царстве ее быть не может, и, тем не менее, одежды получились очень выразительными и какими-то обобщенно славянскими. Эстетичны и интересны и наряды центральных героев – нежная, поэтичная Снегурочка, яркая (но не в южном, «украинском» варианте, как нередко бывало в старых постановках, а более колористически мягком балтийском) Купава, Лель-простец и Мизгирь-мачо. А вот родители снежной царевны одеты необычно, если не сказать странно: в особенности неудачен костюм и в целом облик Весны – гораздо более, чем повелительницу тепла, она напоминает Ларису Долину в образе негритянской певицы из кинофильма «Мы из джаза».
Новации выражены в инопланетном пейзаже, что представляет собой пространство сцены: напластования уровней напоминают сколы пород неведомого плато, а на небе (то бишь на заднике) – диковинные планеты-луны, нависающие над героями весенней сказки. Отражения этих лун – огромные «плетеные» шары, которые катают по авансцене Леший и его помощницы-лесовички (маленькие артисты детского музыкального театра-студии). И еще один важный момент сценографии: картины оперы друг от друга отделяют проходы-шествия тотально затянутых в черное артистов миманса, несущих в руках светящиеся символы всех знаков зодиакального круга – зримое напоминание о купальском круговороте, которому подчинена жизнь язычников-бередеев. Из той же серии – стелы-параллепипеды, неожиданно намеком как бы отсылающие к индейским культурам Америке: очевидные фаллические реминисценции, столь распространенные во всех домонотеистических культах, впрочем, здесь вполне уместны.
Вокальный состав представленной постановки, к сожалению, не был ровным (ваш покорный слуга посетил второй спектакль премьерной серии). Всех солистов густо населенной оперы Римского-Корсакова вполне четко можно разделить на три группы. Первая – это удачи. Среди них – Алла Губа-Плоскина (Снегурочка), обладающая чарующим, звонким и нежным, прекрасно полетным колоратурным сопрано с хорошей кантиленой и искристыми верхами; Елена Сало (Лель) с объемным, густым и в то же время прозрачным контральто, отличной дикцией и каким-то удивительным внутренним задором в самом звуке; Илья Сильчуков (Мизгирь) с мягким, бархатистым, очень пластичным баритоном, музыкально и без шероховатостей проведший свою партию.
Вторая группа – те певцы, чье музицирование удовлетворительно, но откровением не стало. Прежде всего, это солистка московского Большого театра Екатерина Головлева (Купава), певшая напористо, но неинтересно, с нулевой дикцией и заглубленным звуком, и Янош Нелепа (Берендей), обладающий скорее характерным, чем лирическим тенором – в целом его исполнение было неплохим, но замечательная каватина потерялась совсем. Третья категория – она воистину третья: совершенно бледный вокал продемонстрировали Наталья Акинина (Весна) и Дмитрий Капилов (Мороз).
В версии минского Большого «Снегурочка» заметно «похудела»: купюр в партитуре было предостаточно. Увы, это общая примета нашего времени – чтобы было побыстрее, подинамичней, не слишком утомительно для публики. Вследствие этого пропало много красивой музыки, а некоторые сцены вышли скомканными и неубедительными – прежде всего грандиозный финал, который в оригинале по мощи и многослойности фуги не уступает финалам Девятой симфонии Бетховена или «Жизни за царя» Глинки.
Работа коллективов Белорусской оперы особо запоминающегося впечатления не оставила, хотя и нареканий вроде бы тоже нет: и без того медитативная, не изобилующая очевидными, плакатными контрастами партитура прозвучала корректно, но вяловато. Виктор Плоскина старался подавать в первую очередь солистов, и такой чисто оперный подход может быть поставлен ему только в заслугу: увы, не всегда это помогало – неспособным пробить пространство большого зала неярким голосам некоторых солистов такие вольготные условия были, что мертвому припарки. Очевидно, что для достойного воплощения музыки, не бьющей наотмашь популярными мелодиями, требуется более ровное и мастеровитое вокальное исполнение, например, на уровне троицы лидеров (Снегурочка, Лель, Мизгирь) данного спектакля.
На фото с официального сайта театра:
сцены из спектакля