Приглашение вокалиста с международной репутацией в спектакли текущего репертуара становится постепенно рядовым делом в практике московских театров. Причем не только Большого – случается подобное и в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, и в Новой опере, и в Геликоне. Гастролеры бывают разные, преимущественно не первого разряда – настоящие звезды по-прежнему редки. Особый случай в подобной практике – приглашение наших соотечественников, сделавших карьеру на Западе. Здесь интерес всегда острый – ревность к тамошней славе "бывшего своего" и энтузиазм по поводу успехов "все-таки своего (хоть и бывшего)" объединяются в необычную смесь волнения, страхов и предвкушения, заставляющую в данном случае московских музыкантов и меломанов чуть ли не штурмовать столичные театры.

Нечто подобное наблюдалось в Большом театре в католическое рождество ушедшего только что 2008 года: дебютировал Владимир Галузин, пожалуй, самый известный на сегодняшний день в мире русский тенор. Или точнее сказать – русский исполнитель тенорового репертуара. Но – обо всем по порядку.

Дебют Галузина в Большом должен был состояться еще в 2001 году, это была одна из первых пиар-акций нового руководства театра в лице А. Иксанова и А. Ведерникова по привлечению интереса к жизни главной московской сцены. Как и в этот раз, была выбрана "Пиковая дама", опера, в которой Галузин прославился на разных сценах мира. Однако тогда это была основная (в тот момент единственная) сцена театра и старый, имперский спектакль Баратова – Покровского (поставленный в 1944-м, капитально переделанный в 1964-м для гастролей в Ла Скала и возобновленный в последний раз в 1989-м). За 10 минут до поднятия занавеса репродуктор известил зрительный зал, что "кина не будет" и в титульной партии в тот вечер вместо именитого гастролера пел Лев Кузнецов. Спустя три года Мариинский театр показывал свою "Пиковую даму" в постановке Алексея Степанюка на сцене Зала им. Чайковского – тогда Москва смогла по достоинству оценить галузинского Германа, который при всех "но" был ярок и неординарен.

И вот долгожданное явление международной звезды (а поет Галузин сегодня действительно на престижнейших сценах – в Мет, в Бастиль, в Чикаго, Вене и пр.) состоялось семь лет спустя. Теперь уже на Новой сцене театра, в новом спектакле Валерия Фокина (постановка 2007 года) и под музыкальным руководством Михаила Плетнева. Общее впечатление – весьма противоречивое, и очевидно, что волей-неволей его приходится делить на две части: с одной стороны, более, чем своеобразный вокал, с другой, без всяких сомнений интересное воплощение сложнейшего в мировой музыкальной литературе образа.

Вокал певца действительно слишком необычен, и тем, может быть, весьма привлекателен как для неофитов, несведущих в традиции, так и для пресыщенных знатоков, сей традицией утомленных. Фактически в данном случае вы слышите баритона, уверенно овладевшего теноровой тесситурой. Пение Галузина – это практически всегда мощный, густой, тёмный, чуть ли не басовый звук (в ансамблях он совершенно сливается с баритонами Томского и Елецкого), уверенно заполняющий весь зал, со стальными, яркими, опять же сверхмощными верхами. Силовая манера преобладает в исполнении – и порой утомляет. В моменты высокой экзальтации Галузин иногда неточно интонирует, допускает мелодраматические отступления от партитуры, сбиваясь на говорок, шёпот, крик. Если его форте просто гипнотизируют публику, то пиано – не сильный конёк певца: по большому счету ни одной фразы на пиано полноценно спето не было. Слушая Галузина, постоянно возвращаешься к мысли, что настоящей, классической школой он все-таки не обладает: главным образом слушателя захватывает мощный темперамент, превосходные природные данные и необычность самого звучания. Возможно, суждение слишком резкое, контраргумент ему – поразительная выносливость певца (как в данном спектакле, так и в целом – успешной карьере Галузина уже более двадцати лет), немыслимая без набора умений, в общем-то эту самую вокальную школу и формирующих. Впрочем, в отличие от мариинского гастрольного спектакля четырехлетней давности выносливость эта уже не так абсолютна: под конец певец очевидно "сдулся", фактически перейдя на откровенный крик.

Если вокал певца вызывает вопросы, то сценическое решение по-настоящему увлекает. Этот мятущийся, стихийный, действительно полубезумный Герман захватывает вас с самой первой минуты своего появления на сцене и более уже не отпускает от себя. На градусе высокой экзальтации проведены все ключевые моменты оперы, к особо удачным стоит отнести объяснение с Лизой во 2-й картине, а также 4-ю, 5-ю, финал 6-й и, конечно же, 7-ю картины. Хотя демоническое начало превалирует в этом Германе, образ не получился одномерным: герой и любит, и страдает, и сомневается. Однако фаталистская предопределенность преобладает, оказываясь очень созвучной в целом мрачноватому спектаклю Большого театра.

Кстати о Большом. Какова оправа, предложенная театром столь необычному исполнению центральной партии? В целом общий настрой, атмосфера спектакля хорошо сочетаются с образом главного персонажа, в обрисовке которого – преимущественно черная краска. Напомним, что новая версия оперы, показанная в прошлом сезоне театром, безусловно, стильна, эстетически выдержанна, но в ней слишком уж сгущены безысходные, душераздирающие мотивы. Мало того, что постановщики одели и сцену и всех героев только в черное (исключение – призрак графини, являющийся во всем белом), они купировали и многие игривые, введенные композитором для контрастности моменты, в частности, существенно урезана пастораль в 3-й картине и совсем исчезла фривольная песенка Томского из 7-й. Прибавьте к этому еще нарочито медленные темпы Михаила Плетнева и картина безысходности – абсолютная.

Второй центральной фигурой в описываемый вечер была, конечно, графиня в исполнении Елены Образцовой. О вокале говорить очень трудно, поскольку от голоса великой певицы остались уже даже неживописные развалины. Фактически звучит только низ – все остальное доставляет слушателям просто невозможные мучения. Однако актерской харизмы Образцовой конечно по-прежнему не занимать – когда она на сцене, все взоры прикованы только к ней: это настоящая "царица Петербурга", властная светская львица в летах, ещё до сих пор не утратившая привлекательности.

Елена Поповская (Лиза) – милая, трепетная девушка, а не орденоносная примадонна постбальзаковского возраста, тщетно старающаяся убедить нас в своей молодости и невинности (как это нередко бывает в академических театрах). У певицы красиво звучат нижний и средний регистры, по наполненности и тембристости порой напоминая даже о выдающихся предшественницах типа Тамары Милашкиной. Но вот верх – значительно менее удачный, кульминационные верхние ноты, даются ей с неимоверными усилиями, практически их она не пропевает, а выстреливает. Хороша в целом Анна Викторова (Полина) – возможно, образ еще мелковат, но сам голос и владение им просто отличные. Пение Василия Ладюка (Елецкий) отличалось каким-то мертвящим академизмом: с точки зрения технологии вокала все сделано идеально, но слушать его было невозможно скучно. Напротив, Борис Стаценко (Томский) сумел создать живой образ, в то же время само пение было небеспроблемным (особенно в балладе). К сожалению никакой грациозности не было в Прилепе Карины Сербиной: расхлябанность голоса невозможно было скрыть за утрированным лицедейством.

Интерпретация Михаила Плетнева удивляет, но не убеждает. По сравнению с премьерой темпы стали еще более затянутыми, а ярких красок, контрастности, настоящего напряжения по-прежнему не хватает. Совершенно очевидно, что это не случайность, а сознательная установка дирижера, поскольку нам известен и другой Плетнев. При всем уважении к маэстро, признавая его право на такое видение, все-таки почти инстинктивно хочется вдохнуть больше жизни в до боли знакомое и любимое произведение.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru