К 200-летию великого Гоголя, которое будет отмечаться в текущем году, Камерный музыкальный театр Бориса Покровского не мог не поставить какой-нибудь оперы на сюжет писателя: Гоголь – из тех авторов, что уже не раз появлялся в его репертуаре. За почти 40-летнюю историю московской камерной оперы это уже восьмое обращение к творчеству классика. В прежние годы у Покровского шли оперы Д. Шостаковича, А. Холминова, М. Мусоргского на гоголевские сюжеты, в прошлом 2008-м состоялась московская премьера (мировая прошла за несколько месяцев до того в Новосибирске) «Ревизора» Владимира Дашкевича. Обращение к Гоголю – программная установка патриарха отечественной оперной режиссуры и его труппы, не раз заявленная публично и последовательно воплощаемая.

Однако в реализации своей стратегии театр сталкивается с немалыми трудностями. Если в операх Шостаковича труппе удавалось брать новизной, необычностью самого материала, ибо в советские годы, когда были поставлены «Нос» (с этого начиналась история Камерного в 1972-м) и «Игроки», оперное творчество композитора не слишком-то привечалось властями и, как следствие, отечественными музыкальными театрами, а оперы Холминова были специально созданы для камерной сцены, то прочий «омузыкаленный» Гоголь плохо подходит для здешнего формата. Дашкевич специально адаптировал свое новое произведение для труппы Покровского: в Камерном идет, скажем так, не совсем тот же «Ревизор», что на циклопической сцене Сибирского Колизея. С Мусоргским же были немалые проблемы именно стилистического характера – ну не писали русские композиторы-классики камерных опер!

Тем не менее, решено было взяться за «Черевичек» Чайковского, произведение, в последние десятилетия редко ставившееся на отечественных сценах. Достаточно сказать, что в Москве последняя постановка этой оперы была осуществлена Большим театром аж в 1941 году. Тот спектакль Р. Симонова и А. Мелик-Пашаева считается легендарным как по своим музыкальным достоинствам (в нем певали Нэлепп, Ал. Иванов, Михайлов, Норцов, Кругликова, Антонова и другие звезды тех лет), так и по социальному контексту: его много играли в эвакуации в Куйбышеве, он же оказался на афише вернувшегося с Волги театра 9 мая 1945 года, когда загримированные артисты после спектакля присоединились к ликующей толпе москвичей, и Алексей Иванов в костюме беса немало веселил своим внезапным появлением «незапланированную» публику на тогдашней площади Свердлова.

Не знаю, видела ли Ольга Иванова, режиссер нынешних «Черевичек», тот легендарный спектакль, но она попыталась всеми средствами реанимировать эстетику старого Большого на крошечной сцене Камерного театра. Все здесь «всамделишно», все напоминает о так милой сердцу простого зрителя «реалистичности» классических постановок прошлого: запорожцы в шальварах и с саблями наперевес, дивчины – в венках с лентами, екатерининские придворные – в париках и кринолинах и т.п. Крошечный задник сцены последовательно украшают живописные картины то заснеженной Диканьки, то звездного неба, по которому Вакула несется в Петербург, то царских чертогов эпохи рококо. Развернуться в объемах театра на Никольской в общем-то негде, поэтому постановщики (вместе с Ивановой художники Ирина Акимова и Юрий Устинов) делают сценическое пространство как бы трехслойным, активно используя занавесы и тюли для создания всяких «волшебств» и «эффектов». По традиции Камерного персонажи активно внедряются в зрительный зал, то тут, то там появляясь из боковых дверей и оказываясь посреди публики. В результате мы получаем добрый старый стиль, то, что принято называть иллюстративным спектаклем в чистом виде, на который смело можно вести детей практически любого возраста: все понятно, все очевидно.

В какой-нибудь Германии такой спектакль подвергся бы жесткой обструкции и не только со стороны критики, а в Америке, например, напротив, пошел бы на ура. Как впрочем и у нас – публика с энтузиазмом следит за гоголевскими перипетиями, получая немалое удовольствие от «эффекта узнавания».

Больше всего недоумений вызывает музыкальная сторона постановки. Недоумение объективного характера – совершенно неподходящий формат самой оперы для здешней сцены. «Черевички», премьера первой редакции которых (под названием «Кузнец Вакула») в свое время прошла в Мариинском театре, а второй – в московском Большом, опера для императорской сцены, здесь нужен огромный оркестр, хор и большие, настоящие оперные голоса. Ничего подобного в театре Покровского нет, да и не было никогда. Партитуру обкромсали по всем статьям: за счет хоровых сцен и развернутых оркестровых эпизодов. Неприятно, но это еще не все. Редакции подвергся и сам оркестр – там, где нужно десять скрипок, играют две и т.п. Слушая такие по мановению «волшебной палочки» редактора «лилипутские» «Черевички», меня все время не покидало ощущение, что я нахожусь не в оперном театре, а в кукольном. И хотя дирижер Игорь Громов в общем-то неплохо ведет оркестр, в данной редакции все происходящее напоминает некое салонно-домашнее музицирование. С хором дела обстоят еще хуже и не только по причине его малочисленности. Как известно, хора у Покровского не было никогда, это была тоже так сказать программная установка отца-основателя: те из солистов, кто не занят в текущем спектакле – в хор! Хора нет как такового: звучат отдельные, разрозненные голоса, совершенно не сливающиеся и не ансамблирующие.

Недоумение субъективного плана – это пение солистов. Игра актеров «школы Покровского» как всегда на несколько порядков выше их вокала. По большому счету только исполнитель партии Светлейшего Владимир Шимаров поет достойно. Остальные – с большей или меньшей величины букетами вокальных проблем. Игорь Вялых (Вакула) – приятный лирический тенор, но верх ему не дается никак. Эдем Ибраимов (Бес) и Алексей Мочалов (Чуб) неприятно травмируют ваш слух надтреснутыми, расхлябанными голосами. У вполне приличной Оксаны (Евгения Макеева) весь верхний регистр существует отдельно от остального голоса, все верхние ноты получаются «пищальными» и совершенно неопёртыми. Солоха Ольги Березанской очень привлекательна внешне – красивая молодая женщина, скорее обворожительная ведьма средневековых легенд, чем доморощенная местечковая чародейка, но вот стоит ей запеть и качающийся, дребезжащий голос в миг куда-то уносит все обаяние.

В камерных операх, или в современных произведениях все эти дефекты, субъективные и объективные недостатки Камерного театра не так ощутимы, и идя на редкий, эксклюзивный репертуар к Покровскому вы готовы многое простить. Но когда театр замахивается на классику не свойственного ему формата, волей-неволей возникает вопрос: зачем?

Фото предоставлено театром Покровского

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru