Текущий сезон в Большом театре России явно не заладился, по крайней мере, оперы это касается определенно. Как мы уже писали, по сути не будет выпущено ни одной премьерной работы. «Сказание о невидимом граде Китеже» в более чем спорной постановке Эймунтаса Някрошюса доехало до столичной сцены только в октябре 2008 года и поэтому формально является событием этого сезона, но фактически премьера на Сардинии (напомним, что это совместный проект Большого и оперного театра г. Кальяри) состоялась еще в апреле-мае прошлого года. Долгожданный «Отелло» (воистину долгожданный – последний раз в театре эта опера ставилась в 1978 году, да и вообще Большой крайне редко обращался к этому безусловному шедевру, всего лишь трижды за свою историю, более ранние постановки – 1891 и 1932 гг.) так и не появится в афише – громко разрекламированный проект бесславно растворился в тумане финансовых проблем.

Другие акции, призванные повысить интерес к театру, тоже оказываются мертворожденными или претерпевают настолько значительные коррективы, что фактически первоначальный замысел и реальное его воплощение отстоят друг от друга ну очень уж далеко. Именно таким оказался концерт хора, оркестра и солистов театра в Большом зале столичной консерватории, пришедшийся на сакраментальную дату – пятницу 13-го: не мертворожденным, но совсем не таким, как планировался первоначально.

Вечер должен был стать юбилейным – театр намеревался отметить 70-летие своего главного приглашенного дирижера Юрия Темирканова, причем мероприятие должно было дублироваться: сначала на Театральной, а пару дней спустя – в консерваторских стенах. Среди главных вокальных приманок вечера были обещаны болгарская дива Светла Василева, выступающая и довольно успешно преимущественно в итальянских театрах (в частности в «Ла Скала» в прошлом сезоне были спеты Мими и сестра Анджелика в пуччиниевских шедеврах, а в этом – Лукреция в «Двух Фоскари» Верди), и украинец Миша Дидык, во времена Владимира Васильева певший неоднократно Альфреда в Большом, а ныне имеющий многочисленные европейские контракты, включая спектакли в «Ла Скала» и Немецкой государственной опере. Однако сим планам суждено было остаться только на бумаге: надо признать, что сотрудничество Темирканова с Большим как-то не клеится. За те несколько лет, что он носит столь почетный титул, маэстро не раз отказывался от запланированных выступлений (в спектаклях и в концертных программах с коллективами театра), а его единственная премьера в Большом (прошлогодняя «Кармен» в постановке Дэвида Паунтни) едва не обернулась громким скандалом.

Администрация Большого решила тем не менее не отменять концерт вовсе и даже частично сохранила программу, с которой должен был выступать Темирканов, а именно прозвучал первый акт из «Травиаты» - оперы, постановщиком которой петербургкий маэстро должен выступить в следующем сезоне. За дирижерский пульт встал несколько экстравагантный итальянец Энрике Маццола (чего только стоят огненно-красная сорочка под черным френчем и такие же ядовитые очки – привет от Элтона Джона!), уже известный москвичам по концертам с Российским национальным оркестром. Помимо «Травиаты» прозвучала наипопулярнейшая Итальянская симфония Феликса Мендельсона, 200-летия со дня рождения которого в этом году отмечает весь мир.

Жизнерадостное, лучезарное произведение гения романтизма давно завоевало концертные залы и не случайно – ее ликующая, полная безудержного веселья музыка, хотя и оттененная меланхолической грустью средних частей, дает необыкновенный заряд энергии слушателям. Итальянскую симфонию любят, так же как всегда на ура встречают мендельсоновский «Сон в летнюю ночь». Несмотря на то, что немецкий классик – представитель уже другой, романтической эпохи, в его музыке столько ясного, здорового оптимизма, столько солнечного, моцартовского начала, что невольно удивляешься его принадлежности 19 веку, веку сомнений в силе разума и позитивности человеческой природы. Собственно итальянского в Итальянской симфонии не так уж и много. Мендельсон не увлекается этнографией, его зарисовки – это скорее не отчет путешественника об увиденном в южных краях, а его восприятие, его впечатление от иного мироощущения, какое он едва ли мог встретить в своей сумрачной родине. Поэтому задача дирижера, берущегося за это произведение, - не дать картинности, визуальности, которой, конечно, с избытком в музыке Мендельсона, разрушить форму произведения, которая у немецкого гения по безупречности может посоревноваться с венскими классиками. Энрике Маццола вполне справляется с этой задачей, в его интерпретации Мендельсон получается воздушным, несколько пастельным, словом призрачно-романтическим, но в то же время по-классицистски ясным, четким, организованным. Игра оркестра производит самое благоприятное впечатление – совсем нет технических проблем, но есть живость исполнения, искристость и восторженность, так необходимые в раннеромантической музыке.

Однако с родной итальянской музыкой Маццола все же справляется лучше, чем с итальянизированной немецкой: Верди во втором отделении был существенно ближе к традиции. Возможно, сказывается значительный театральный опыт дирижера – преимущественно маэстро подвизается все же на оперном поприще, нежели чем на симфоническом. Вечный хит – пленительная в своей простоте прелюдия к опере – прозвучала на одном дыхании, широко и нежно. Сцена пустого веселья, граничащего с кафешантаном, как и полагается, стала острым контрастом к лирике вступления. Затем все внимание естественным образом оказалось сконцентрированным на вокалистах.

В центральной партии обаятельной куртизанки выступила молодая солистка театра Анна Аглатова. Несмотря на просто «неприличную» для оперной примадонны молодость Аглатова уже успела зарекомендовать себя в Москве как многообещающее дарование. Маленькая, с копной шикарных волос, живая и непосредственная, чересчур темпераментная в иные моменты, Аглатова чем-то напоминает несравненную Чечилию Бартоли – в ней так же много огня, эмоций, порывистости, сценического обаяния. В отличие от Бартоли Аглатова по крайней мере пока идет проторенной дорожкой – поет в театре текущий репертуар, в концертах также в основном одаривает публику не раритетами. Мало кто в нашем отечестве брался за Виолетту в двадцать пять – слишком уж ответственно, мастерство для этой партии требуется недюжинное. Аглатова решилась – видимо на ее молодость и уже вполне проявившуюся харизму театр делает ставку, поскольку, если верить официально озвученным планам, сценическая версия оперы не за горами. Решилась совершенно справедливо: у певицы вполне подходящий для роли голос – спинтовый, но подвижный, колоратуры ей вполне удаются. По правде сказать, в России, особенно в Большом театре нет традиции исполнять Виолетту лирико-драматическим голосом: да, когда-то это пела Галина Вишневская, но, во-первых, это был единственный пример, во-вторых, виртуозности в колоратурах все-таки русской примадонне недоставало. В Мариинке в конце 1980-х в «Травиате» более чем успешно выступала Любовь Казарновская – в пору расцвета ее дарования (правда, весьма недолговечного) прекраснейшему из отечественных голосов были подвластны и полнозвучный драматизм, и искрометные колоратуры. Аглатова вполне справляется с этой сложнейшей задачей и оказывается состоятельной в амплуа «драматической колоратуры»: почти все пассажи исполнены точно, не без изящества, более того, в финале Sempre libera она отваживается идти на вставной ми-бемоль и у нее это получается в общем-то достойно. Хороши у певицы и речитативы – насыщенные, прочувствованные, есть и очевидная ансамблевая культура, чувство сцены. Чего бы хотелось пожелать молодой певице – это большего самоконтроля: эмоции иногда бьют через край, что весьма может повредить чистоте вокальной линии. Очевидно, что артистка поет неэкономно, не процентами, а всем нутром – это захватывает на все сто, горение на сцене находит живой отклик в публике, но… так можно петь в 25. А что будет дальше? Хватит ли запаса прочности, есть ли уже тот уровень мастерства, способный обеспечить стабильность на долгие годы карьеры? Мы задаемся этими вопросами исключительно из благих пожеланий, обеспокоенные будущим певицы, которая действительно вызывает море положительных эмоций.

Альфреда пел маститый Олег Кулько. В отличие от Аглатовой – никаких сюрпризов, никакой трепетности, «бронетанковый» профессионализм в каждой ноте. Годы специализации на веристском и русском репертуаре сделали свое дело – юного Альфреда Кулько также поет жирным, тяжелым звуком, почти в одном нюансе, стабильно, но не слишком интересно. Голос, безусловно, красивый, но почти павароттиевские верха, за которые тенора так любили в конце 1980-х в Москве таковыми уже не получаются – звучат напряженно и даже местами заваленно. Рядом с юной Аглатовой на сцене стоял человек, сильно смахивающий на ее дядю, в крайнем случае, на сильно старшего брата, но никак не трепетный провинциальный юноша. Конечно, партию юного провансальца певали не только лирические голоса, в новейшее время ее исполняли и довольно успешно, например, Пласидо Доминго или Хосе Кура. Однако в исполнении Кулько совсем нет изящества, легкости, порывистости, что, как представляется, совершенно необходимо для этой роли.

В эпизодических партиях весьма симпатично показались штатные солисты Большого Светлана Шилова, Марат Гали, Владимир Красов, Николай Казанский, Пётр Глубокий. Зал встречал вердиевский шедевр громовыми овациями, по причине чего по окончании программы была бисирована Застольная, в которой голос Кулько был более гибок, чем при первом исполнении, а Аглатова, поборов волнение, пела стабильнее и оттого точнее и еще музыкальнее.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru