В рамках Пасхального фестиваля труппа Мариинского театра во главе с Валерием Гергиевым представила концертную версию оперы Белы Бартока «Замок герцога Синяя Борода».
Немного найдется произведений мировой литературы, которые вызывали бы такое количество воплощении в смежных жанрах, как «Синяя Борода». Драматические спектакли, фильмы, оперетты, мультфильмы и даже мюзиклы не раз в той или иной форме, по своему, освещали историю герцога, не менее знаменитого, чем другой зловещий представитель европейского дворянства – графа Дракулы.
В этом ряду особняком стоит творение венгерского музыкального гения Белы Бартока – одноактная опера «Замок герцога Синяя Борода». Весьма специфичен литературный материал – по одним сведениям, либретто написано самим композитором, по другим – писателем и поэтом Белой Балажем, в то время сильно увлеченным символизмом. В свою очередь, Балаж написал сценическую балладу по пьесе-сказке Мориса Метерлинка – флагмана франкоязычного символизма, «Ариана и Синяя Борода», которая была, со своей стороны, инспирирована сказкой Шарля Перро «Синяя Борода». Но, в отличие от первоисточника, акценты, нюансы и, наконец, сама философия либретто совершенно другая – она шире, глубже и драматичнее. Вкратце сюжет таков – герцог Синяя Борода, наводящий ужас на всю округу и ненавидимый всеми соседями, приводит в замок новую невесту – Юдифь, безоглядно в него влюбленную, бросившую ради любимого семью, друзей и жениха. Синяя Борода приводит Юдифь в мрачный зал, где есть семь дверей. В поисках солнечного света девушка умоляет, несмотря на протесты герцога, открыть ей все семь дверей. По мере того, как двери открываются, Юдифи открывается страшная правда – за каждой из дверей таятся те или иные предметы, принадлежащие герцогу и обагренные кровью. Последняя страшная тайна таится за последней, седьмой дверью – Юдифи суждено стать хозяйкой ночей, превратившись в бесплотную тень, вслед за тремя предыдущими женами Синей Бороды.
Бартока привлекла в литературной основе, прежде всего, тема рока в судьбе человека и возможность ему противостоять. Опера была написана в 1911 году, это была первая работа Бартока для театра и общественность с трудом восприняла новый музыкальный язык спектакля (первая постановка увидела свет только в 1918 году). Не следует забывать, что в том же 1911 году была написана его знаменитое «Варварское аллегро», на несколько лет опередившее пра-этнические искания Стравинского с его «Весной священной» (как, кстати, и «Скифскую сюиту» Прокофьева). Другими словами, Барток находился на пике поиска нового музыкального языка, который мог бы противостоять несколько приевшейся изысканности импрессионизма. В указанном смысле, композитору это, безусловно, удалось – даже сегодня, почти через сто лет, музыка звучит удивительно свежо, глубоко и, как это не странно, современно.
Конечно, огромная заслуга в этом принадлежит оркестру Мариинки, который ведомый своим бессменным лидером, был практически безупречен. Все тембровые краски, колористические приемы и динамические оттенки были исполнены оркестрантами на редкость убедительно и тонко. Удачен был и выбор солистов. Вокальные партии исполнили венгерские певцы: меццо-сопрано Ильдико Комлоши (Юдифь) и бас Габор Бретц (Герцог Синяя Борода). Они сумели создать ту мистическую и тревожно-волнующую атмосферу, которая заложена в исходной партитуре и которую так изыскано-мощно задавал оркестр. Ложку дегтя в общую бочку меда добавляло то, что отсутствовала бегущая строка перевода. При условии, что опера исполнялась на языке оригинала, что абсолютно правильно с художественной точки зрения, трудно предположить, что большинство зрителей в зале владеют венгерским. Другим неприятным моментом представления стала несколько скомканная послеконцертная часть. Тот музыкальный продукт, который в этот день был представлен в зале Чайковского, на мой взгляд, заслуживал гораздо более сильного проявления эмоций слушателей, чем то, которое наблюдалось в зале. С другой стороны, вряд ли можно винить в этом зрителей - концерт начался на полчаса позже положенного времени. И это ожидание, по-видимому, несколько эмоционально вымотало слушателей, да и гигиенические проблемы нельзя сбрасывать со счета. Вообще, следует заметить, что задержки начала концертов становятся на Пасхальном фестивале недоброй традицией. Понятно, что нагрузка на оркестр, дающий по нескольку концертов в день и выполняющий, таким образом, свою просветительскую функцию, огромна. Понятно и постоянное желание Гергиева провести обязательную репетицию в зале (часто многочасовую), чтобы выдать конечный продукт высшего качества. Но можно понять и зрителей, заплативших деньги (и нередко немалые), которые хотят за эти деньги получить эстетическое удовольствие, не омраченное долгим ожиданием. И как совместить эти два противоречия, я, честно говоря, не знаю.