Партитурой «Зельмиры» завершился цикл опер Россини, созданных им для неаполитанского театра «Сан Карло» и впервые увидевших свет рампы на этой знаменитой исторической сцене. Жанр произведения, созданного на либретто Тоттолы, определен композитором как «dramma per musica» в двух актах. Сюжет оперы, локализованный на острове Лесбос – настоящий кровавый триллер. У него есть весьма запутанная, достаточно длинная и не менее страшная предыстории, не зная которую, разобраться в том, что происходит в опере, совершенно невозможно.
Мирная идиллия правления царя Лесбоса Полидора озарена любовью к нему дочери Зельмиры и уважением ее мужа, троянского принца Ило. Внезапно правитель Метилена Азор, которому когда-то Полидор отказал в руке своей дочери, пользуясь отсутствием Ило, ушедшего в военный поход, захватывает остров с намерением убить своего давнего врага. Зельмира спасает отца от смерти, укрыв его в фамильном склепе, а сама, разыгрывая перед Азором мнимую ненависть к родителю, обманывает узурпатора, сообщая, что Полидор укрылся в храме Цереры. Азор приказывает спалить храм. Все уверены, что Полидор погиб. А вскоре Азор и сам оказывается убитым в результате заговора Антенора, мечтающего заполучить обе короны (Лесбоса и Метилена), и его сообщника Левкиппа. Сценическое развитие сюжета начинается сразу же после этого убийства.
Само действие более чем трехчасовой оперы после такой динамичной преамбулы выглядит безнадежно статичным и затянутым. Антенор провозглашается царем, Зельмира обвиняется сразу в двух убийствах (отца и Азора). В ее невиновность не верит даже ее преданная подруга Эмма, пока не убеждается, что Полидор жив. Не верит супруге и вернувшийся домой Ило. Зельмира выхватывает кинжал из рук заговорщиков, занесенный над мужем, но те убеждают Ило, что это Зельмира хотела его убить. Она заключается в темницу. Наконец, встреча Полидора с Ило всё проясняет, и последний, понимая свою ошибку и масштаб переворота, устроенного двумя заговорщиками, собирает верную ему армию во главе с Эачидом и готовится прийти на помощь супруге и Полидору, который к этому времени уже схвачен и, как и Зельмира, брошен за решетку. Эмма, подслушавшая разговор Антенора и Левкиппа спешит сообщить Ило о намерении заговорщиков убить обоих узников, так что медлить со штурмом нельзя. Ило со своими солдатами через брешь в стене проникает в тюрьму, где и обезвреживает заговорщиков, уже намеревавшихся привести в действие свой кровавый план. Наконец, происходит долгожданное воссоединение семьи и возвращение к мирным счастливым временам.
Премьера «Зельмиры» состоялась в середине февраля 1822 года, а уже через два месяца с большим успехом прошла и ее венская премьера, после чего опера стала активно завоевывать сцены европейских театров (в 1823 опера была исполнена итальянской труппой в Москве в театре С.Апраксина – прим. главного редактора). В 1824 году «Зельмиру» впервые поставили в Лондоне, в 1826-м – в Париже. После постановки оперы в театре «Ла Скала» в 1838 году о ней весьма надолго забыли, вплоть до второй половины XX века. Обращения к этой партитуре Россини в этот период можно назвать единичными, в частности Россиниевский фестиваль впервые поставил «Зельмиру», как уже было сказано выше, лишь в 1995 году. Но вся прелесть и вся интрига нынешней пезарской постановки обсуждаемого раритета Россини кроется в том, что спектакли 1995 и 2009 годов – совершенно разные музыкальные версии.
В 1995 году критическая редакция, осуществлявшаяся под эгидой фестиваля Хелен Гринвальд (Helen Greenwald) и Кэтлин Кузмик Ханселл (Kathleen Kuzmick Hansell) еще находилась в фазе активной подготовки: авторы опубликовали свой законченный труд только в 2005 году. Не располагая информацией о редакции первой пезарской постановки, логичнее всего предположить, что она основывалась на партитуре последней постановки театра «Ла Скала» 1838 года и, скорее всего, включала и дополнение венской редакции, прижившееся довольно быстро еще при жизни Россини (вставную сцену в начале второго акта с хором и арией Эммы). Для нашего изложения этот вопрос не принципиален. Важно другое: пезарская версия 2009 года впервые в новейшей музыкальной истории обращается к парижской редакции 1826 года, которую ее современным реставраторам пришлось собирать по крупицам на основе сохранившихся разрозненных источников. Естественно, что она включила в себя и венские дополнения, но кроме этого для парижской редакции Россини написал во втором акте и предфинальную арию главной героини в расчете на выдающиеся драматические возможности Джудитты Пасты. Кроме этого в ней реконструирован очень необычный бравурно-торжественный мелодический финал второго акта, распеваемый на три голоса с хором Зельмирой, Ило и Полидоро вместо привычной и знакомой каждому меломану финальной арии Зельмиры. Всё это звучит в фестивальной постановке 2009 года, однозначно позиционируя главной диковинкой нынешнего сезона именно «Зельмиру».
Рассматриваемая партитура, написанная после «Магомета II» (Неаполь, 1820) и перед «Семирамидой» (Венеция, 1823) – последней оперой, созданной для Италии, – в музыкальном отношении гораздо слабее первого из названных произведений и абсолютно не может сравниться с уникальностью и абсолютными художественными достижениями второго опуса, однако в партитуре «Зельмиры» можно найти ряд прекрасных хоров и вдохновенных ансамблей, один из которых – дуэттино Зельмиры и Эммы. Захватывает яркая тесситурная эквилибристика и эмоциональный пафос теноровых партий Ило и Антенора, однако музыкально-мелодические проработки женских персонажей менее значительны, в основном они построены на речитативно-драматической выразительности.
Постановщики спектакля сильно упрощают задачу рецензента, ибо в сущности постановки никакой и нет, есть лишь неизбежные разводки солистов и хористов, более или менее рутинно срежиссированные мизансцены, множество людей в камуфляже и привнесенная в атмосферу оперы православно-христианская (греко-византийского толка) атрибутика. Ассоциируется она вовсе не с добром, а со злом в лице узурпаторов, которым противопоставлено население Лесбоса, поклоняющееся языческим богам. На протяжении всего спектакля зритель видит черное пространство сцены, оживляемое отражением в огромном зеркале как происходящего на сцене, так и того, что реально на ней не происходит. К последнему относятся кровавые зарисовки тюремных казематов и «ужасов оккупации». В Пезаро в этом сезоне явная мода на зеркала и виртуальные инсталляции: зеркало огромной сцены Адриатической арены закономерно гораздо больше, чем в «Шелковой лестнице» на сцене Teatro Rossini. Но если в комическом фарсе этот прием забавен и мил, то в обсуждаемой постановке оперы-сериа он терпит явное фиаско. Просто назовем постановочную итальянскую команду, явно не оправдавшую возложенных на нее надежд: Джорджо Барберио Корсетти (режиссура, сценография), Кристиан Тараборрелли (сценография, костюмы), Анджела Бушеми (костюмы). Дебют этой троицы в Пезаро нельзя отнести в разряд явных удач, хотя ничего такого, что могло бы вызвать непримиримо негативное отношение, в постановке не наблюдается.
Музыкальная сторона спектакля, ведомого под руководством дирижера Роберто Аббадо, просто восхитительна, болонские музыканты демонстрируют высочайший класс музицирования. Лишь только один «стреляный воробей» в кривом зеркале парижской редакции в партии Антенора выглядит карикатурой – американец Грегори Кунде, в прошлом выдающийся россиниевский тенор, время былого звездного величия которого безвозвратно прошло. Голос еще может звучать лишь на forte, о mezza voce и piano речь вообще не идет, но главная катастрофа – приобретенное в последнее время открытое, характерное звучание, напрочь «задавливающее» все верхние ноты. Осталось лишь бесспорное мастерство, подкупающее актерско-драматическое перевоплощение, но для россиниевского тенора, прежде всего, надо петь, а потом уже присоединять к этому всё остальное. В рецитале, где нельзя было спрятаться за ширму образа, вокальные проблемы певца не замедлили заявить о себе даже в разнопланово камерном репертуаре (итальянском, испанском, французском и английском).
И о чем только он думал, включая последним номером своей программы единственный оперный номер – знаменитую финальную арию Арнольда из «Вильгельма Телля», но от позора его буквально спасла публика. Как только певец с горем пополам добрался до конца медленной части, зрители обрушили на своего любимца шквал аплодисментов, слушать которые было просто стыдно. Да и выражение лица исполнителя явно говорило о том, что он и сам это прекрасно понимает, поэтому в этой ситуации им было принято единственно верное решение – просто не петь самую тесситурно сложную финальную часть арии. Справедливости ради заметим, что в 1995 году вместе с «Зельмирой» в афише фестиваля один-единственный раз появлялась постановка «Вильгельма Телля» и Грегори Кунде, один из резидентов-ветеранов фестиваля, пел в ней партию Арнольда. Напротив, на радость публике перуанский соловей Хуан Диего Флорес в партии Ило легко и изящно разливал свои волшебные трели. Об этом певце больше, пожалуй, ничего говорить это не надо. Если бы я даже просто сказал, что в партии Ило выступил Флорес, этого было бы вполне достаточно.
Американка Кейт Олдрич, позиционирующая себя как меццо-сопрано, на поверку оказавшаяся «стальным и твердым» сопрано (да впрочем, и партия Зельмиры, как ни крути, сопрановая!), в общем-то, неплохо и вполне профессионально грамотно провела свою роль. И всё же ее нарочито жесткая, лишенная внутреннего эмоционального света звуковая эмиссия, скорее соответствовала стилю «доклада финального монолога Брунгильды», а не изысканно-трепетному стилю Россини: настоящая роза с шипами! Но певица хороша собой, а эффектная модельная внешность в мире современной оперы значит преувеличенно много! Совершенно роскошную вокально-драматическую «картинку роли» из партии Полидора сделал Алекс Эспозито, настоящий бас-кантанте, обладатель роскошного и глубокого голоса бархатного тембра. В партии Эммы в певческий ансамбль постановки отменно вписалась и Марианна Пиццолато. Эта исполнительница (российская публика также имела возможность услышать ее в 2008 на европейских Днях оперы в Москве в театре Станиславского и Немировича-Данченко – прим. главного редактора), кстати, также позиционирует себя как меццо-сопрано, но, сколько я слушаю ее в Пезаро («Танкред», «Итальянка в Алжире», «Гермиона»), всё больше и больше убеждаюсь, что в фактуре голоса певицы определяющей является контральтовая составляющая. В данном случае это только на пользу дела, ибо партию Эммы Россини и поручил в оригинале контральто. Наконец, в партии Левкиппа весьма неплохо показал себя вполне приличный бас Мирко Палацци.
Не могу назвать точно вместимость зрительного зала Адриатической арены, но если предположить, что она вряд ли больше двух тысяч (скорее, меньше), то за четыре фестивальных вечера новую постановку «Зельмиры» смогли посмотреть не более восьми тысяч человек. Но к следующему фестивалю будем ожидать выхода DVD-версии этого спектакля – и тогда познакомиться с раритетной редакцией «Зельмиры» сможет любой меломан в любой точке земного шара.
Фото Amati Bacciardi:
"Зельмира" (сцена из спектакля)
<- в начало