«Любовь к трем апельсинам» — опера-праздник, опера-фейерверк: словно пенящееся и искрящееся шампанское, однако вместо пены брызжущее юмором и порой совершенно невозможной ребячливостью и непосредственностью, она как нельзя лучше подходит для поднятия настроения. И, следовательно, ничего лучше и невозможно выдумать, чем эта опера к юбилею, тем более, что юбилей-то – завидный, свидетельствующий не о почтенности и умудренности, но, напротив, о молодости и энергии. Видимо, чем-то подобным руководствовались в московской «Геликон-опере», избрав ранний опус Сергея Прокофьева в качестве премьеры юбилейного сезона: весной 2010 года «Геликону» исполняется двадцать.

После некоторой сумятицы в репертуарной политике (планировавшиеся и несостоявшиеся некоторые весьма интересные проекты, как то, например, третья, практически неизвестная в России опера из «фигаровского» цикла Бомарше) и переносов сроков новых постановок (что по причине финансового кризиса было характерно в прошедшем сезоне для всех московских театров, некоторые, как, например, Большой, и вовсе отказались от новой продукции), «Геликон» «вновь заиграл» привычными ему красками: яркими, задиристыми, эпатажными. Прокофьевский опус здесь подходит как нельзя кстати: написанное почти 90 лет назад произведение по-прежнему молодо, в нем не чувствуется пугливого пиетета перед традицией, сковывающих арок канона. Именно такие произведения словно просто созданы для «геликоновской» эстетики: когда в театре на Большой Никитской (а теперь Новом Арбате) перелицовывали классику, часто это вызывало раздражение, и пуристы «воротили нос» от таких модных перформансов. Но ставшую уже классикой оперу Прокофьева невозможно испортить гэгами и эпатажем: напротив, иногда кажется, что здесь чем их больше – тем лучше для произведения. Что не удивительно – «Апельсины» написаны до определенной степени в «антиоперной» эстетике, есть в них много насмешки над «высоким штилем» жанра, даже порой злого гротеска.

Тотально черную сцену прорезают легкие металлоконструкции, к которым прикреплены шесть плазменных панелей. Именно с них Михаил Давыдов (Фарфарелло) вещает публике о нестроении в государстве трефового короля: любимый сын и наследник престола находится во власти ипохондрической болезни. Именно на них показывая драки парламентариев всех мастей и рас, начиная с российских думцев, Вадим Заплечный (Труффальдино) пытается рассмешить Принца (Дмитрий Пономарев). Периодически на телеэкранах транслируют новостные блоки разных мировых каналов, проходят еще какие-то сюжеты, что для современного клипового сознания очень важно: постоянно нужны фон и картинка. Присутствие модных дорогих экранов четко дает нам понимание того, что происходит действо здесь и сейчас: в наше время. Костюмы большинства персонажей также не дают усомниться в «актуальности» материала: лишь принцесса Клариче (Лариса Костюк), закамуфлированная по моде эпохи декаданса, и Кухарочка (Дмитрий Овчинников), словно специально обряженная для барочной оперы в парик и фижмы, несколько выбиваются из общего визуального ряда. Да еще всякие «трагики» и «лирики», появляющиеся в прологе, одеты в костюмы, преимущественно ассоциирующиеся с теми жанрами, за которые они ратуют: тут вам и Борис Годунов в бармах и шапке Мономаха, и египетский фараон в продолговатой тиаре, и разряженные в немыслимые цвета арлекины из комедии дель арте.

Дмитрий Бертман остается верен себе, как бы напоминая, с чего начинался «Геликон» - возмутитель московского «благочиния» конца 1980-х – начала 1990-х: и ползают на карачках артисты изрядно, и в массовом порядке выжимают сок из бесчисленного количества апельсинов – самых настоящих, оранжевых и очень крупных. Но все это, что называется, «к месту» - сам материал настолько провокационный, почти хулиганский, что дает постановщику небывалую степень свободы: что ни сделай, а не выглядит глупо и пошло. На самом деле переборщить можно в любой опере, и в юмористической тоже. Но здесь этого не происходит: Бертману не изменяет чувство меры, и «перчинок» ровно столько, сколько нужно.

Первое, о чем надо говорить, это об актерских работах – в такого рода произведениях они необычайно важны, пожалуй, важнее пения как такового. Бесспорный лидер – Дмитрий Овчинников, его Кухарочка – настолько уморительна, жеманна и кокетлива, что зал надрывает животы на протяжении всей «кухарочкиной» сцены. Отличным злодеем получился Леандр Сергея Топтыгина: брутальный мачо так и сыплет «громы и молнии» то на своих партнеров, то в зал. Очаровательна в своей глупости и мелком пакостничестве Екатерина Облезова (Смеральдина): ехидная плутовка так старается пролезть в высший свет, что от этого тоже становится всем очень весело. Карикатурно-пафосна Лариса Костюк (Клариче): ее несостоявшаяся узурпаторша вся соткана из спетых ранее артисткой амнерис и мнишек, смотрящихся в этом контексте не просто неуместно, а вовсе нелепо. Прочие работы, увы, не так ярки, включая даже некоторых центральных персонажей.

О пении как таковом говорить в прокофьевском опусе трудновато: не бельканто. Нет таких задач, как в классической, «вокальной» опере. Однако за этим все равно не скрыть того, что некоторые солисты находятся не совсем на своем месте. Например, для Алексея Тихомирова его партия (Король Треф) явно низковата, он мучается тесситурой, особенно поначалу. Удивительно, что певец с упорством, достойным лучшего применения, все время берется за профундовые партии (например, Малюта Скуратов в проекте Владимира Федосеева пару лет назад) – и каждый раз это выстрел вхолостую. То же можно сказать и о Сергее Топтыгине. Марине Карпеченко откровенно не хватает голосовых ресурсов чтобы создать образ злодейки Фаты Морганы: здесь нужно настоящее, мощное драмсопрано меццового отлива, в «геликоновском» варианте этого, увы, нет даже и близко.

Но отнюдь не только «вокальные сомнения» есть в этих «Апельсинах» - есть и приятные моменты по части пения. Прежде всего это Анна Гречишкина (Нинетта), нежным, ласкающим слух звуком нарисовавшая третью апельсиновую принцессу. Если бы не пара несмыканий, то в целом хорош и Дмитрий Пономарев в партии Принца. Та же Костюк была убедительна и вокально, порадовав сочным, и в то же время «колючим», «брутальным» звуком. То, что Маг Челий побеждает Фату Моргану, «подтверждено» и вокальной работой – Дмитрий Скориков голосистей не только Морганы-Карпеченко, его вокал в принципе очень яркий, запоминающийся.

Как всегда вызывает восторг «геликоновские» хористы: не столько пением, сколько пластикой – бертмановский хор-миманс умеет делать все. Где и в какой момент появятся группки молодых людей не знает никто, они снуют по залу и по всем вертикалям и горизонталям сценической конструкции с проворством лесных зверьков. Знаменитый марш реализован как скольжение юных парочек на катке: оригинально, но не вполне понятно зачем и почему. Оркестром во второй премьерный день руководил молодой Константин Чудовский: игра была на хорошем уровне, все было сделано достаточно добротно. И самое главное, что игривость и драйв прокофьевской партитуры музыкантам удалось сохранить.

Фото Олега Начинкина

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru