Рассуждения после просмотра спектакля текущего репертуара

Так уж повелось, что рецензии на оперные постановки пишутся, в основном, только на основе премьерных впечатлений. Посетил первый, в крайнем случае, второй спектакль и даешь свою оценку. Это, конечно, традиция, и традиция вполне оправданная, существующая испокон века. Все новое привлекает, хочется скорее поделиться этим с любителями оперы. Однако жизнь постановки на этом не заканчивается, наоборот, только начинается. Более того, премьерное волнение, сыроватость и необкатанность нового спектакля зачастую снижают качество проделанной коллективом огромной работы.

Проходит некоторое время и многие шероховатости исчезают, появляется опыт и уверенность в себе у артистов. К чему это приводит? Вопрос неоднозначный. С одной стороны - вроде бы ошибок меньше, учтены все премьерные замечания, но с другой – нет более того драйва, который присутствует на премьере, и, зачастую, поднимает голову «госпожа рутина». В любом случае, оказывается весьма любопытным просмотреть постановку спустя некоторое время после ее выхода в свет.

Именно так и решили поступить мы в редакции. Причем выбрали спектакль неоднозначный, подвергшийся, преимущественно, критике в прессе. Этим спектаклем оказался «Вертер» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, который я посетил спустя почти 4 месяца после премьеры. Правда шел он в театре редко, что плохо сказывается на исполнительской практике, однако, все равно, мне было интересно посмотреть на этого «Вертера», тем более, что премьеру я пропустил. Такой вот эксперимент мы затеяли, и вот что из этого вышло.

Такие оперы, как «Вертер», без преувеличения, занимают исключительное место в мировом репертуаре. В данном случае – это не оценка сочинения, а констатация того факта, что вопросы стиля и нюансы трактовки этой оперы значимы настолько, что могут полностью перевернуть или исказить представление об этом шедевре Массне. Учитывая, что этот композитор в своих сочинениях иногда балансирует на грани салонной пошлости (но почти никогда не переступает эту грань), вопросы исполнительской стилистики приобретают здесь первостепенное значение. Тем, кто интересуется этим вопросом, могу посоветовать прочитать словарную статью об этой опере, опубликованную на нашем сайте в разделе «Словарь».

Если коротко, то трудности «Вертера» заключаются в умении избежать банальностей, в которые можно превратить эту трогательную и по-немецки сентиментальную коллизию Гёте, которая наложилась на изысканную французскую музыкальную «оправу» Массне.

После такого длинного вступления хочется коротко воскликнуть – нет, не удалось, ничего не удалось авторам спектакля ни в постановочном плане, ни в музыкальном! Абсолютно неубедительно выглядит перенос действия во времена Массне и паровозов. И дело даже не в железной дороге, которых не было во времена Гёте, такую метафору в какой-нибудь другой опере еще можно было бы стерпеть, а в том, что сама идея какого-то полустанка навевает мысль о чем-то временном, преходящем, отчего Вертер выглядит как случайный «командировочный», тогда как на самом деле в этом сюжете все должно быть совершенно по иному. Семейный провинциальный уют, основательность и традиции господствуют в доме судьи. Поэтому, это не полустанок, а «конечная» станция, где даже замуж выходят «по завещанию» матери, а к Рождеству готовятся чуть ли не за полгода до праздника. Совершенно не отвечает стилистике повествования и идея кафе на перроне и превращения Софи в какую-то официантку. А уж обилие сценографического «железа» и финальная картина с умиранием героя, который никак не может перейти в мир иной, выглядят вообще, как «вампука». А почему петь знаменитые «Строфы Оссиана» надо в таком неудобном положении? Какая в этом «сермяжная правда»? Таким образом драматизировать этот эпизод совершенно излишне. Нет такого в партитуре Массне! В тот момент, когда исполняется эта ария, кульминация еще не наступила. Это мне напомнило «гимнастическое» исполнение романса Надира в чудовищных виктюковских «Искателях жемчуга» в Новой опере.

Еще и еще раз задаю вопрос – зачем все это нужно было постановщикам спектакля? Что они хотели этим нам сказать?

Вообще, какая-то псевдореалистичность внутри мизансцен парадоксальным образом сочетается со сверхметафоричностью отдельных эпизодов в целом. Шарлотта может пройтись по рельсам слегка балансируя, а Вертер нет. Как многозначительно, но никчемно! Получается, что Шарлотта умеет лавировать и идти на компромиссы, а главный герой нет? Сколько же ума надо, чтобы до этого додуматься? В целом же, передвижения артистов были, зачастую, случайны. В один из моментов я даже заметил, что кто-то из солистов (забыл кто именно) прямо около кулис буквально ожидал окончания предшествующего эпизода, чтобы затем шагнуть на сцену и продолжить действие.

Постановщики (режиссер М. Бычков и сценограф Э. Капелюш), видимо, хотели эффектной концовкой поразить зал. Но все метаморфозы и наклоны металлоконструкций и прутьев настолько не вязались с интонационным строем произведения, что только раздражали. Более того, оригинальности в этом не было ни на йоту. Я сразу вспомнил мюнхенского «Фауста» 2000 года, происходящего тоже среди вагонов и рельсов в каком-то пакгаузе, и спотыкающегося среди этого бедлама М. Альвареса.

Переходя к собственно исполнительскому анализу спектакля, надо констатировать, что я видел состав совершенно иной, нежели премьерский. Поэтому никаких сравнений здесь, к сожалению, не получится. Что ж, пускай каждый получит свое и без сравнений.

Когда я спустя два дня принялся за рецензию, то не смог вспомнить ничего впечатляющего ни в одном из голосов (речь идет, разумеется, о главных персонажах (Вертере, Шарлотте, Софи и Альберте). Конечно, эта опера относится к числу тех, где доминирует один герой. К сожалению, Вертер и Антон Иванов – две плохо совместимые вещи. Все голосовые посылы грубоваты и прямолинейны, кантилена и мягкость отсутствуют, стиль и тот изящный флёр, который придает пению французский язык… об этом и говорить не приходится. Пение остальных (Наталья Владимирская, Евгения Афанасьева, Дмитрий Зуев) в данном случае тоже более походило на школярское, нежели мастерское. Необыкновенной скукой веяло от этого музицирования. А оркестр был брутален. Его tutti, подчас, оглушали. Это вообще – одно из слабых мест Феликса Коробова, но в «Вертере» просто недопустимо.

Что же остается в сухом остатке? Не умеют (или забыли как надо) у нас исполнять французскую оперу, что особенно бросалось в глаза после недавнего «Пеллеаса и Мелизанды», да и по сравнению со старой «Манон» 1973 года в том же театре, где блистали Писаренко и Мищевский.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru