Где столичному жителю, простому советскому (а теперь – российскому) меломану вживую услышать оперу «Ромео и Джульетта» Гуно? Если за рубежом, в каком-нибудь западноевропейском театре, то в советское время, сидя за «железным занавесом», он был просто невыездным, а сейчас и рад бы поехать, да не на что! Демократия и свобода передвижения по свету сразу же состроили свою гримасу в виде финансовых преград, не позволяющих простому российскому меломану полноценно влиться хотя бы в европейский оперный процесс, не говоря уж о мировом! А представителей того поколения публики, которое еще хранит воспоминания о последнем московском обращении к этому оперному названию, очевидно, найти чрезвычайно сложно. Давняя премьера «Ромео и Джульетты» Гуно состоялась на сцене филиала Большого театра в трагический для страны день 22 июня 1941 года: дирижировал Александр Мелик-Пашаев, партию Джульетты пела Валерия Барсова, партию Ромео – Сергей Лемешев…
Лишь только сейчас, по прошествии почти 60-ти лет с того рокового дня, нынешнему поколению простых российских меломанов, наконец, улыбнулась удача: в этом сезоне Московская филармония включила концертное исполнение «Ромео и Джульетты» Гуно в программу своего фирменного абонемента «Оперные шедевры». По всей видимости, ко Дню Святого Валентина – Дню всех влюбленных – оно было приурочено вовсе не случайно, состоявшись на сцене Концертного зала им. П.И. Чайковского 14 февраля 2009 года.
Необходимо сказать, что в целом впечатление от этого памятного и эксклюзивного во всех отношениях вечера осталось весьма позитивным: в первую очередь, оно связано с интернациональным составом солистов, оказавшимся на редкость сильным и мастеровитым. По сравнению с кастингом моцартовского «Идоменея», первой оперы, исполненной в рамках обсуждаемого филармонического абонемента этого сезона, произошел явный качественный прогресс. И если хоровые страницы оперы Гуно, в исполнении Московского камерного хора п/р Владимира Минина дополняют общий музыкальный позитив, то Симфонический оркестр «Новая Россия», несмотря на то, что место за его дирижерским пультом занял французский маэстро, выполнял лишь функцию достаточно брутального иллюстратора. Казалось бы, молодой дирижер Бенжамин Пьоннье, носитель языка оперы и родного ему музыкального стиля, должен был вдохнуть в оркестр необходимую прозрачную элегантность и рафинированность, полагающуюся жанру лирической оперы, одним из ярких представителей которого, несомненно, был Гуно…
Между тем, расположившийся на сцене оркестр относительно небольшого состава (что в данном случае, безусловно, правильно!) практически постоянно выдавал на гора мощное нахрапистое звучание, лишенное нюансировки и отягощенное навязчивым «звуковым песком» (что абсолютно не есть правильно!). Без акцентированно-чистых и скрупулезно собранных в единое целое оркестровых тонов и звучностей полноценное здание французской лирической партитуры второй половины XIX века так и не оказалось выстроенным. Трудно сказать, не смог ли дирижер дать оркестру всё то, на что потенциально способен истинно французский музыкальный менталитет, либо отдельно взятый ангажированный оркестр, известный тем, что от концерта к концерту играет крайне неровно, напрочь «отказался идти» за дирижером.
Но как бы то ни было, в результате создавалось ощущение, что исполняется какая-то другая опера на ту же самую музыку Гуно, в которой вокально-драматическая аффектация преподнесена в ином психологическом ключе, гипертрофированно преувеличенном с точки зрения выражения чувств. «Вагнеровская» оркестровая мощь и «веристский» вокальный напор стали определяющими критериями обсуждаемой интерпретации. В силу этого преувеличенно плакатные вокальные страсти, поданные выпукло (одновременно агрессивно и одновременно слащаво), ассоциировались не с лирической оперой, а с музыкальным мини-сериалом. И вовсе не по образу и подобию «Шербургских зонтиков» с легкой эстрадной музыкой Мишеля Леграна, где певцы буквально «мурлыкают» свои незатейливые мелодии. В данном случае это было просто какое-то «новаторское» прочтение лирического творения Гуно в «веристско-драматическом» аспекте. В отличие от «Фауста», самой известной оперы композитора, имеющей четко выраженную номерную структуру, границы номеров партитуры «Ромео и Джульетты» (за исключением единственного шлягера – популярного вальса главной героини) несколько стерты за счет изысканно-тонкого, местами почти акварельного мелодизма, который в известной степени можно считать предшественником стиля музыкального «предимпрессионизма» Массне. Но до нюансов ли музыкальному сериалу, пусть и в основе его – опера: не мыльная, а самая что ни на есть настоящая!.. Сериал этот небольшой, всего пять серий-действий, которые разделены двумя антрактами – после второго и четвертого акта.
Он – Стивен Костелло (Ромео), весьма перспективный молодой обаятельный исполнитель, абсолютно типичный американец, так и не удосужившийся за весь вечер примерить на себя хотя бы для порядка маску академической чопорности. Зато с точки зрения сценической образности в рамках концерта певец был весьма раскован и подкупающе естественен. С точки зрения вокала раскованность отступала лишь в высокотесситурных моментах партии, но в целом исполнитель продемонстрировал хорошее владение стилем, отточенной фразировкой, достаточно неплохим легато, хотя к лирически-теноровому звучанию певца постоянно примешивался призвук явной «спинтовости». Однако интонационно певец был очень однообразен и к концу спектакля успел изрядно «утомить», хотя работал, что называется, с полной отдачей.
Она – Мария Алехандрес (Джульетта), совсем молодая знойно-темпераментная мексиканка, обладательница крепкого, сочного и на редкость пластичного лирико-драматического сопрано. Безусловно, лирическая форманта в нем перевешивает, но по ходу исполнения порой совершенно неуместно проявляется драматическая, не позволяя в полной мере показать ни колоратурную технику, ни тончайшие оттенки психологических настроений. Чувственная экспрессия переполняет эту певицу просто через край, очень часто в ущерб мелодической кантилене. Звукоизвлечение исполнительницы отличается теплотой и напористостью, чрезвычайной искренностью чувства, но при этом нарочитыми зашкаливаниями на forte в верхнем регистре, поэтому свой сольный финал четвертого акта певица проводит, что финальный монолог Брунгильды или заключительную сцену Саломеи, явно выпадая из лирического вокального амплуа.
Вообще, в отношении этих двух молодых и красивых исполнителей, Стивена Костелло и Марии Алехандрес (особенно в отношении последней), всё время хотелось повернуть ручку громкости в сторону его уменьшения. За четыре первые серии концертного исполнения, эта пара, сказала уже всё, что могла, исчерпав запасы своей актерской и вокальной экспрессии, поэтому пятое действие после перерыва уже воспринималось необязательным довеском, в продолжение которого, «в ожидании смерти» главных героев, надо было умудриться «не умереть» самим слушателям. Роль Джульетты – как раз и предназначена для «лирико-колоратуры» (либо для «крепкого», но в меру подвижного лирического сопрано, но никак не лирико-драматического, тем более – драматического. Правда, в последнее время стало «модным» браться за эту партию чуть ли не голосам драматическим. Тенденция такая существует, но и в данном конкретном случае ощутимых творческих плодов она не приносит.
С точки зрения соответствия задачам музыкального стиля, пара зарубежных певцов во второстепенных ролях героев ближнего окружения Ромео, стала весьма элегантным украшением этого концертного исполнения: французский баритон Жан-Люк Баллестра в партии Меркуцио и высокое меццо из Великобритании Анна Стефани в травестийной партии пажа Стефано, на этот раз предназначенной композитором сопрано. Из отечественных певцов в более-менее значимых ролях оперы следует назвать Николая Диденко (Отец Лоран), Дмитрия Скорикова (Граф Капулетти), Илью Говзича (Тибальд) и Светлану Шилову (Гертруда), в целом составивших весьма неплохой ансамбль с зарубежными певцами.
Хотя официально открытием года Франции в России считается недавняя премьера «Жидовки» Галеви, под названием «Иудейка» увидевшая свет на сцене санкт-петербургского Михайловского театра, концертное исполнение «Ромео и Джульетты» Гуно в Москве, состоявшееся несколько ранее, стало достойным столичным ответом Северной Пальмире. В начале апреля московских меломанов ждет концертное исполнение «Искателей жемчуга» Бизе с известной французской певицей Анник Массис, а значит, музыкальный год Франции в России продолжается…
На фото:
Концертный зал им. П. И. Чайковского