В рамках театрального фестиваля «Золотая маска» 29 марта 2010 года на сцене театра «Новая опера» был представлен спектакль «Свадьба Фигаро» Екатеринбургского театра оперы и балета. Несмотря на то, что в оперной программе фестиваля заявлены многие очень громкие имена, и даже на то, что еще одну «Свадьбу Фигаро» на фестиваль привозил Мариинский театр (правда, увы, только в концертном исполнении), мы бы не спешили исключать екатеринбургских артистов из числа реальных претендентов на награды.

Режиссер-постановщик спектакля Иркин Габитов прислал на суд в столицу классический оперный продукт, словно призванный напомнить всем, что граница хорошего вкуса (в пределах которой оперный режиссер не пытается конкурировать с композитором за внимание зрителя, а работает на единый с музыкой результат) не канула в историю, а существует и в наши дни.

И, казалось бы, безоговорочно отдавая приоритет музыке и минимизировав внешнюю сторону режиссерского креатива, постановщик де факто делает огромный закадровый труд, преподнося нам на аккуратно сервированном столе главное блюдо - пение. Начинается спектакль несколько консервативно и осторожно, но по мере развития событий в действо по капельке подмешивается осознание схематичности и условности происходящего. И к моменту истины в кульминации (где есть риск завязнуть в неправдоподобии сюжета с переодеваниями и неузнаваниями, которым так любят попрекать оперу непрофессионалы) зритель уже давно свыкся с мыслью, что все это – своего рода негласная договоренность, условная схема, игра, как впрочем, и весь оперный жанр, по определению. Герои лишь притворяются, что переодеваются и не видят собственных жен за веером, только обозначают попытку спрятаться и лишь имитируют откровенность, только делают вид, что обманывают и сами обманываются – игра ни в коем случае не должна мешать ее величеству музыке.

В гармонии с музыкальными красками Моцарта выбраны и чистые цветовые сочетания, на которых построено оформление сцены. Никаких острых конфликтных углов, никаких сценографических шоков, никаких философских переосмыслений – все чинно, благородно и не без изящества. Нет и навязчивых попыток искусственного конструирования ассоциативного ряда, разве что пара сцен и визуальных образов перекликаются с фильмом «Амадей» Милоша Формана, но умышленная ли это режиссерская задумка, или уже укоренившийся стереотип восприятия эпохи, судить трудно. Может быть, кому-то и покажется старомодным ставить оперу, в которой нет ничего, кроме оперы, но в свете последних лет московская публика случаи такого подхода уже считает по пальцам и каждому из них по-детски искренне радуется.

Претендент на «Золотую маску» в дирижерской номинации итальянец Фабио Мастранжело провел спектакль по-моцартовски непринужденно и легко. Вообще современная традиция исполнений произведений XVIII века нередко предполагает отчетливый выбор между двумя крайностями - уклоном в аутентичность (иногда осмысленную, иногда вынужденную - от нехватки возможностей, и зачастую не без ущерба качеству) и уклоном в более масштабное симфоническое исполнение (если, конечно, позволяют возможности). Уровень данного оркестра, для регионального театра более чем достойный, позволил представить исполнение ближе ко второму варианту; грамотно вливался в действо и весьма аккуратный, сбалансированный хор театра.

Исполнитель партии Фигаро Михаил Коробейников номинирован в «Золотой маске» на лучшую мужскую роль. Его трактовка роли - пожалуй, самое большое исключение из, в целом, достаточно традиционного ряда представленных хрестоматийных персонажей. Элегантный и вальяжный, разбалованный и слегка хамоватый слуга безответственного господина, изначально задуманный Бомарше, у Коробейникова не то не получился, не то умышленно не планировался. А вышел очень уязвимый, чувственный и рефлексирующий интеллигент-разночинец, по стечению обстоятельств увезенный графом из города, не нашедший почвы под ногами на фоне тотальной сельской скуки и толком так и не разобравшийся, что противопоставить архаичным феодальным обычаям. Репертуар Коробейникова составляют преимущественно басовые партии, да и в партии Фигаро были реализованы скорее голосовые приемы высокого баса, нежели баритона. Поэтому во многих моментах титульный герой звучал не до конца привычно, к счастью, совсем не тяжело (запас вокальной мобильности у Коробейникова как раз достаточный), но несколько мрачновато и самоуглубленно. Взамен партия приобрела звучность, чистоту и глубину тембра, отчетливость динамических оттенков и стилистическую строгость. Не знаем, как вознаградит его усилия конкурсное жюри, но чаще слышать его на московских сценах, определенно, хотелось бы, причем не только в оперном репертуаре.

И еще одна номинантка - Надежда Бабинцева (Керубино) - реализовала свою партию с немыслимой отдачей и энтузиазмом. В ее интерпретации ангелочек-херувимчик, залюбленный женщинами, предстает перед нами реже, а вот горячий испано-итальянский мальчишка-сорванец - постоянно. Эмоции захлестывали настолько, что некоторые вполне «звучащие» по партитуре ноты певица переводила практически на речитатив, а предписанный речитатив – на энергичный театральный шепот. Драматическому воплощению это, конечно, шло на пользу, но поначалу заставило чуть усомниться в вокальном благополучии артистки, и как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Особенно удалась вторая ария «Voi, che sapete», где в полной мере раскрылся голос певицы, густой и насыщенный по тембру, но в то же время не лишенный подвижности и гибкости. Что же касается актерского драйва, то тут ей равных на сцене не было. Опасная игра с переодеванием пажа в женское платье – своего рода тест на двойное перевоплощение, и в ней исполнительница смогла показать на сцене именно мальчика, переодетого в девочку (а не зрелую тетушку, непонятно что изображающую, как, увы, в немалом количестве других «Свадеб»).

Разумеется, не только номинанты снискали аплодисменты московских зрителей. Весьма выразителен был Юрий Девин (граф), обладающий хорошим даром переключения с крупных вокальных фрагментов на скрупулезно-детальную игру в комических сценах. Убедительна в роли внешне меланхоличной (но в душе все еще готовой на авантюру) графини Екатерина Нейжмак, очаровавшая всех своим запоминающимся, своеобразным, с некоторым придыханием, задушевным тембром. Старательна и хорошо вооружена вокальной техникой Ирина Боженко (Сюзанна). Гарри Агаджанян (дон Бартоло) и Владимир Ворошнин (дон Базилио) удачно влились в стилистически точные образы оперы-буфф.

Особое внимание хотелось бы обратить на ансамбли, ведь традиционно они считаются в этой опере едва ли не большей сложностью, чем сольные арии. Насколько тщательную работу провели над их подготовкой создатели спектакля, можно подтвердить на примере двух непохожих по тембру исполнительниц, на долю которых пришлось немало ансамблевого материала: Боженко (обладательница звонкого, немного даже колкого, с точными, но острыми, как кристаллики льда, нотками сопрано) и Нейжмак (напротив, поющая теплым и лиричным звуком) удивительным образом нивелируют все тембровые различия, как только начинается ансамбль. Работа над ансамблями (тем более в партитуре Моцарта, не стремившегося ограничивать число их участников, среди которых, понятное дело, будут певцы разного уровня) – это тоже определенный знак качества постановки.

В целом, спектакль получился гармоничным, исполненным чувства внутреннего достоинства и чувства меры. Нечастая удача для нынешней российской (и не только) оперной сцены - сохранить шаткое равновесие, не скатиться в крайности и благополучно избежать как пропахшего нафталином псевдореализма старорежимного образца, так и активно продаваемой сегодня под видом «актуальной» режиссуры профессиональной слабости и скудности режиссерского инструмента. «Центристы» редко становятся кумирами толпы, толпа питает слабость к радикальным решениям. Но настоящие ценители оперного искусства (а их в зале фестивального спектакля было явное большинство) отреагировали на постановку тепло и восторженно.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru