Противоречивый «Отелло»

Противоречивый «Отелло»
Оперный обозреватель

Наш читатель, конечно, помнит прошлогоднюю нашумевшую историю с отменой постановки «Отелло» Дж. Верди в Большом театре: руководство первой московской оперы пыталось мотивировать срыв премьеры финансовым кризисом, упирая на дороговизну задуманного перформанса. Позже, в летнем интервью нашему журналу руководитель оперной труппы театра Маквала Касрашвили выразила уверенность, что, несмотря на непростую ситуацию и некоторую ее скандальность, Большой найдет возможность дать «Отелло» в концертном исполнении, тем самым компенсируя если не театралам, то хотя бы меломанам недополученных впечатлений. И вот обещанное состоялось, будучи вплетенным в программу первого международного фестиваля «Неделя Мстислава Ростроповича в Москве», анонсировавшегося нашим журналом.

Концертное исполнение оперы Верди состоялось в Большом зале консерватории в трагический для Москвы день – 29 марта сего года: утром в столичном метро произошли террористические атаки, унесшие жизни нескольких десятков наших сограждан и иностранных гостей. Президент Фонда М. Л. Ростроповича, являвшегося устроителем фестиваля, Ольга Ростропович предварила музыку трогательной краткой речью по случаю трагических событий и предложила залу почтить память жертв варварства минутой молчания, что и было сделано с очевидным воодушевлением.

«Отелло» - предпоследний шедевр Верди и, как давно объявлено музыковедением, кульминационная точка в развитии гениальности композитора, опера сложная во многих отношениях. И берутся за нее театры не очень часто: такой шаг всегда сопряжен с определенным риском. Большой театр в своей истории обращался к «Отелло» всего лишь трижды (в 1891, 1932 и 1978 гг.), и в новой попытке виделась немалая интрига – как-то театр с его сегодняшними прежде всего вокальными ресурсами справится с этим ребусом. Основная проблема – это, конечно, певец на титульную партию: во все времена и в любом театре найти настоящего Отелло, мощного драматического тенора вагнеровской выносливости, но итальянской красоты тембра одновременно, было непросто. И вполне логично было бы ожидать от Большого приглашения такого уникального тенора со стороны, в то время как найти собственных Дездемону или Яго если уж не в собственной труппе (а и такое вполне возможно), то в Москве в целом – не проблема. Однако Большой сделал ровным счетом наоборот, причем это шаг вполне осознанный, а не вынужденный – о нем говорилось еще в упомянутом выше интервью М. Касрашвили: в труппе есть собственные Отелло, утверждала народная артистка СССР.

Итак, Отелло – свой, равно как и хор с оркестром, а вот Дездемона, Яго и дирижер – варяги: любопытный расклад. Что же из этого получилось? Или так: каким бы мог быть «Отелло» в главном театре страны? Чтобы долго не томить читателя начнем с самого главного.

В партии ревнивого мавра выступил Бадри Майсурадзе – известный габтовский премьер с вполне состоявшейся карьерой как в родном театре, так и по всему миру. Голос Майсурадзе и после двадцати лет творчества весьма привлекателен: красивого, южного тембра, маслянистый, мясистый звук, в котором явственно слышна та самая пресловутая italianita, о которой мы в большинстве случаев только мечтаем, слушая отечественных исполнителей. Майсурадзе уже долгие годы позиционируется театром как его главный премьер именно на итальянский репертуар, что в целом оправданно: вашему покорному слуге не раз приходилось слышать певца именно в таком амплуа, чаще всего в партиях Ричарда («Бал-маскарад») и Каварадосси («Тоска»). Однако, представляется, что «итальянскость» Майсурадзе не универсальна – он не поет, например, Калафа (хотя «Турандот» есть в репертуаре театра последние восемь лет), и, думаю, не случайно. В целом его стезя – не кровавый, а более умеренный теноровый репертуар, те партии, где надо показать не столько мощь, сколько красоту и гибкость голоса. И вдруг Отелло – выбор более чем удивляющий.

Итог не утешителен: по всему было видно, что Майсурадзе явно переоценил свои возможности. Там, где необходима была лирика, прежде всего в знаменитом дуэте с Дездемоной (Gia nella notte), все было на месте – кантилена, взволнованные, нежные интонации, ласкающие слух пиано. Но драматические места, кульминации откровенно не получились. Это стало ясно уже с первого выхода (знаменитое Esultate!), где голос певца должен громоподобно покрыть весь зал, деспотично утверждая превосходство его героя как над вверенными подданными, так и над разбушевавшейся стихией (опера, как мы помним, начинается сценой бури), и чего не было вовсе – сразу стало ясно, что голосовых ресурсов не хватает. С тем же пришлось столкнуться и в сценах с Яго, и в сцене публичного оскорбления Дездемоны из третьего действия: голос певца не единожды откровенно срывался, в лучшем случае он издавал в верхнем регистре какие-то мало похожие на пение надсадные звуки. Было ясно, что напряжение Майсурадзе выдерживает неимоверное и едва ли с ним справляется: знаменитые кульминационные верхушки, долженствовавшие быть полными огня и боли, отчаяния и мощи одновременно, если и получались, выходили плоскими, бестембренными, крикливыми. Помимо лирических эпизодов наиболее удачным стало исполнение сцены смерти, в которой певец был убедителен и актерски, и вокально. Но, честное слово, для всей партии и для претензий на звездный статус, этого маловато. Итальянская теноровая корона Большого, которую небезосновательно примеряли на себя два предшественника-соотечественника Майсурадзе (Анджапаридзе и Соткилава) оказалась нынешнему премьеру не вполне впору.

В чем причина такого если не фиаско, то не слишком удачного выступления? Трудно сказать однозначно. В профессиональных качествах тенора Майсурадзе мы не сомневаемся: все годы работы в Большом театре певец был стабилен, демонстрируя вполне приличную вокальную школу. Объяснить все лишь неподходящей для голоса партией то же было бы несправедливо: история мирового вокала знает примеры, когда с Отелло справлялись и не громоподобные голоса. Далеко ходить не будем: взять того же Зураба Соткилаву, не менее пятнадцати лет выходившего в этой роли на сцену Большого. Соткилаву не назовешь идеальным исполнителем партии венецианского мавра, причем об этом говорил сам знаменитый тенор, даже в локальном габтовском контексте отдавая пальму первенства своему коллеге Владимиру Атлантову. И, тем не менее, Соткилава был вполне убедителен не только в лирическим местах, но и в драматических, умея придать своему голосу звонкость и пронзительность там, где не хватало мощи. Майсурадзе, напротив, пытается кульминационные верхи спеть достаточно широким и темным звуком и… не справляется с поставленной задачей. Видимо, не хватает мастерства, банального расчета и какого-то запаса прочности, позволяющего справиться там, где природа вроде бы не позволяет, другими словами, обхитрить ее, или иначе, проявить искусство. В определенном смысле не пошла на пользу тенору и дирижерская концепция, о чем мы скажем ниже.

В предложенном варианте наблюдалась любопытная инверсия: Отелло-европеец и темнокожая Дездемона, на партию которой была приглашена американка Мишель Крайдер, певица с международной репутацией. Успешная карьера Крайдер развивается уже более двадцати лет. За это время она сумела утвердиться как одна из ведущих вердиевских сопрано, наверно, российским меломанам памятна трансляция из лондонского Альберт-холла 1997 года, где Крайдер блистательно исполнила партию сопрано в Реквиеме Верди в концерте, посвященном памяти Георга Шолти (дирижировал Колин Дэйвис). До России Крайдер доехала уже не в самом свежем виде – голос слегка потерт, подрастерял богатство обертонов, хотя в нем, конечно, остались жаркие, трепетные краски, вибрато несколько большее, чем хотелось бы. В то же время невозможно умолчать об очень высоком классе вокального мастерства, культуры исполнения и чувства подлинного вердиевского стиля: певица равно убедительна во всех регистрах, у нее хорошее дыхание и оттого ее легато впечатляет, ее пение не лишено чувственности и проникновенности. В особенности класс исполнительницы (несмотря на вышеперечисленные претензии) был очевиден в знаменитой Песне об иве (Piangea cantando) из четвертого действия, в которой было все – и нежность, и экспрессия, и отчаяние, и смирение.

Злодея Яго пел соотечественник Верди Сильвио Занон – пожалуй, наиболее безупречный из состава исполнителей: и нынешнее состояние голоса, и владение им, и вердиевская стилистика, создание драматического образа нареканий не вызывают. Занон был хорош во всех монологах своего героя, в дуэтах, несмотря на то, что его баритон несколько легковесен – традиция все же предписывает в этой партии более густой и темный голос. В небольших партиях в целом удачно выступили солисты Молодежной программы Большого театра, в частности партию Кассио спел Илья Говзич – и это было значительно удачнее, чем Тибальд в «Ромео и Джульетте» полтора месяца назад, хотя некоторое голосовое напряжение чувствовалось и в этот раз.

За дирижерским пультом стоял знаменитый венгр Золтан Пешко, уже сотрудничавший с Большим, и относительно недавно делавший там даже постановку («Леди Макбет Мценского уезда» в 2004-м). При всем уважении к маэстро, не понаслышке зная о его мастерстве, классе, его видение «Отелло» несколько обескуражило. Поздний шедевр Верди, бесспорно, опера больших страстей. И поэтому выстраивать ее на контрастах, обостряя звучание трагического и лирического – вполне оправданно. Но, представляется, Пешко несколько переборщил с этим, в особенности это касалось звучности в драматических кульминациях. С первых тактов оперы маэстро обрушил на слушателей такой звуковой шквал, выжимая из хора и оркестра по максимуму, что казалось, что мы находимся не в консерваторских стенах, а где-нибудь на металлургическом комбинате, или в кузнечном цехе тракторного завода: странно, что вот-вот закрывающийся на реконструкцию БЗК не рассыпался от таких децибел. Но если бы такие «громы и молнии» дирижер метал только в сцене бури! Нет, с подобным же напором, несмотря на свой почтенный возраст, темпераментный венгр набрасывался и на прочие драматические фрагменты оперы, создавая вокалистам (и прежде всего тому же Майсурадзе) немалые проблемы. Конечно, в наш шумный век подобный подход снискал немалый успех у публики: но так ли это задумывал автор?

Подводя итог, необходимо сказать, что несостоявшийся в прошлом сезоне и случившийся ныне в концертном варианте «Отелло» Большого театра – работа весьма противоречивая: в ней есть свои достоинства (в частности, уровень хора и оркестра традиционно высок), но и определенные, притом весьма существенные если не недостатки, то сомнения.

На фото:
Большой зал Московской консерватории

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Золтан Пешко

Персоналии

Отелло

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ