Не будет явным преувеличением сказать, что летние западноевропейские оперные фестивали «стары, как мир», и, похоже, незыблемы, как сама Вселенная. Они – пестрое разнообразие стилей, концепций и организационных подходов. Они – манящая музыкальная загадка, разгадывать которую ежегодно устремляются тысячи и тысячи меломанов со всего мира. Но вся прелесть фестивального «священнодействия» в том-то и заключена, что загадку феномена притягательности того или иного фестивального события разгадать до конца невозможно.

В десятый «юбилейный» сезон своих фестивальных путешествий наш специальный корреспондент Игорь Корябин в августе этого года проделал маршрут, который последовательно включил в себя Летний сезон Римской оперы в Термах Каракаллы («Аида» и «Риголетто»), Festival della Valle d’Itria в Мартина Франка («Роделинда» Генделя), Festival Sferisterio в Мачерате («Ломбардцы», «Сила судьбы», «Аттила», «Фауст» и «Торжествующая Юдифь» Вивальди), Rossini Opera Festival в Пезаро («Сигизмунд», «Деметрио и Полибио», «Золушка» и «Путешествие в Реймс»), Зальцбургский фестиваль («Дон Жуан», «Электра», «Лулу», «Орфей и Эвридика» Глюка, «Ромео и Джульетта» Гуно и оратория «Иван Грозный» Прокофьева), а также Вагнеровский фестиваль в Байройте («Кольцо нибелунга» и «Парсифаль»). Однако не просто море, а целый океан музыкальных впечатлений, на страницы нашего Интернет-журнала «выплеснется» в обратном порядке: из Германии – теперь уже виртуально – мы переместимся в Австрию, а затем – в исходный пункт предпринятого путешествия, в Италию.

НА ПОДСТУПАХ К ДОЛГОЖДАННОМУ «КОЛЬЦУ»

На зеленом холме и за его пределами

Если в прошлом году мое первое знакомство с Байройтом носило экспресс-характер, и я смог уделить ему всего два дня, то на этот раз я задержался здесь на целую неделю. Отныне Байройт ассоциируется для меня не только со знаменитым фестивальным театром на зеленом холме (хотя это, несомненно, и является главным!), но и с другими его достопримечательностями. Отдельной статьей при этом выступают артефакты, связанные с деятельностью маркграфини Байройтской Вильгельмины, старшей дочери прусского короля Фридриха Вильгельма I и любимой сестры Фридриха Великого: именно она сыграла заметную роль в развитии «нового» архитектурного облика Байройта. Ее активное участие в строительстве, известное как «байройтское рококо», сохранило свой след и поныне. Жемчужиной этого стиля стало построенное по случаю свадьбы ее дочери здание Маркграфского оперного театра. Невероятно образованная для своего времени, эта коронованная особа была покровительницей музыки и искусства, ее перу принадлежит ряд оперных либретто и даже оперных партитур! В частности, известна написанная маркграфиней опера «Аргенора», поставленная ко дню рождения ее супруга в 1740 году и воплотившая в своем сюжете весьма непростые отношения Вильгельмины и ее брата Фридриха с отцом. Память об этой удивительной женщине современный Байройт бережно хранит и в дворцово-парковых архитектурных ансамблях Нового дворца и Хофгартена, а также загородной резиденции Эрмитаж, основу которой составляют Старый дворец и фонтаны в Верхнем и Нижнем гротах…

Но подлинными святынями для любого меломана, безусловно, являются мемориальные места Вагнера и Листа. В помещениях виллы Ванфрид, некогда счастливо обретенного семейного гнезда композитора и его второй жены Козимы Вагнер, теперь находится Музей Байройтского фестиваля. Перед входом разбита лужайка с постаментом, на котором установлена скульптура короля Людвига Второго Баварского, щедрого мецената и покровителя Рихарда Вагнера, способствовавшего реализации его смелых новаторских начинаний, в том числе, строительству фестивального театра. Название Wahnfried – составной неологизм Вагнера: Wahn – иллюзия, мечта, наваждение; Fried[en] – мир, покой, согласие. После смерти мужа Козима Вагнер на протяжении 31 года стояла во главе руководства Байройтским фестивалем. Местом последнего пристанища супругов стало совместное захоронение в парке виллы Ванфрид, который непосредственно примыкает к Хофгартену.

Через дорогу – Музей Ференца Листа, которого с Вагнером связывали не только творческие, но и родственные отношения, ибо, как известно, Лист был тестем Вагнера. Внезапная смерть от сердечного приступа настигла Байройтского небожителя в Венеции – и его тело было перевезено в Байройт, чтобы найти вечное упокоение на вилле Ванфрид. Лист, величайший венгерский композитор и пианист, скончался непосредственно в Байройте (в одной из комнат того дома, где сейчас расположился его музей) и нашел свой последний приют на местном городском кладбище. Оказавшись в Байройте вторично и располагая на этот раз достаточным количеством времени, первым делом я, конечно же, посетил «вагнеровско-листовские» места. Отдавая дань уважения памяти двух величайших музыкальных гениев, всё глубже и глубже начинаешь погружаться в «философию вечности», словно застывшую в бессмертных творческих свершениях этих композиторов-титанов. И тогда тебе начинает казаться, будто отыскиваешь свой собственный «духовный Грааль». Я очень явственно ощутил это на себе, поэтому уверен: как только вы окажетесь в Байройте, непременно почувствуете то же самое…

Новый «Лоэнгрин», старый «Парсифаль» и последнее «Кольцо» пятилетнего цикла

21 марта этого года умер Вольфганг Вагнер, внук Рихарда Вагнера, который более полувека стоял во главе семейного фестивального предприятия и который объявил о сложении своих полномочий лишь весной 2008 года, последний раз выступив в качестве руководителя фестиваля в том же году. С 1 сентября 2008 года в должности руководителей Байройтского фестиваля официально вступили дочери Вольфганга Вагнера (сводные сестры Ева Вагнер-Паскье и Катарина Вагнер), так что сезон 2010 года – это второй сезон их совместного руководства. Планируя нынешнюю поездку и «оставляя за кадром» уже виденную мной постановку «Мейстерзингеров» образца 2007 года, я намеревался посетить всю тетралогию «Кольцо нибелунга» (постановку 2006 года), старого «Парсифаля» (2008) и нового «Лоэнгрина», премьера которого обещала стать (да, собственно, и стала) главным хитом нынешнего фестивального сезона. Однако, я не учел того факта, что некоторые спектакли в Байройте бывают закрытыми, а значит, аккредитация на них попросту невозможна. В подобное мероприятие, в частности, превратился и «мой» «Лоэнгрин», как мне казалось поначалу, «удачно» расположившийся в свободный день между «Валькирией» и «Зигфридом». В результате же именно этот спектакль оказался на корню скупленным спонсорами, а спонсорство, как известно, – дело серьезное!

Безусловно, не видя постановки, нельзя давать ей оценку, однако фотоматериалы, которыми меня снабдили в пресс-бюро фестиваля, однозначно говорят о том, что новый спектакль Ханса Нойенфельса совершенно не укладывается ни в какое романтическое измерение и больше похож на яркую и – надо сказать! – достаточно эффектную инсталляцию, в которой, правда, – создается впечатление – мало что осталось от живого спектакля и подлинного ощущения театра. И в этой ситуации спасти может только ставка на звезд – и продюсеры благоразумно позаботились об их ангажементах: любимица Зальцбурга Аннета Даш – в партии Эльзы и невероятно «модный» на сегодняшний день баварец Йонас Кауфман – в партии Лоэнгрина. Правда, по иронии судьбы именно на «моем» потенциальном, но так и прошедшем «мимо меня» спектакле Кауфман не пел: официальная причина – внезапное недомогание. Его поистине триумфально заменил Клаус Флориан Фогт, великолепный певец, который вот уже четвертый сезон подряд выходит в Байройте Вальтером фон Штольцингом в постановке «Мейстерзингеров» Катарины Вагнер и который в прошлом году лично на меня произвел весьма сильное впечатление. По предварительным сведениям, в следующем году возвращение Кауфмана в Байройт не ожидается, а эстафета партии Лоэнгрина в этой постановке вполне заслуженно переходит к Клаусу Флориану Фогту.

Итак, у нас остается «Парсифаль» и «Кольцо». Постановке «Парсифаля» в свое время было уделено достаточно внимания. После вторичного просмотра спектакля заново перечитав то, что я писал о нем год назад, я понял, что моим заметкам, появившимся «по горячим следам», никаких кардинальных корректив не требуется. Однако ряд дополняющих моментов, думаю, будет не лишним. Дело в том, что эта постановка, как я уже говорил, чрезмерно эклектична – и в ней столько всего накручено, что порой сосредоточившись на музыке или на конкретном исполнителе, просто невозможно уследить за всей мишурой и суетой, происходящей одновременно на разных уровнях и планах. Сразу же вопрос, а надо ли?.. С другой стороны, всё это очень мешает восприятию музыки – тому главному, ради чего мы и ходим в оперный театр. В связи с этим меня всегда умиляет то, что в немецких оперных театрах наряду с режиссером-постановщиком фигурирует штатная единица «драматург», совершенно бесполезная и никчемная, ибо если режиссер самостоятельно (но, конечно же, в тандеме со сценографом и художниками по костюмам и свету) не держит в своих руках всю драматургическую основу постановки, то тогда какой он режиссер?

Однозначно, норвежец Штефан Герхайм – один из тех, кто дает повод для подобного вопроса. Спектакль был создан в 2008 году. Я же впервые увидел его в 2009-м, поэтому просто не знаю, какие программные установки были предпосланы публике в буклете 2008 года. Зато на страницах прошлогоднего буклета Александр Мейер-Дорценбах – а он как раз и есть драматург этой постановки – своей «популярно-установочной» статьей «Ангел истории в вихре визуализации. Концептуальные идеи постановки Штефана Герхайма» попытался расставить все точки над «i», чтобы всему тому, что «сотворил» режиссер придать «наукообразный» смысл и «ощущение концептуальности»… И надо сказать, свой хлеб он отработал честно: кое-что прояснилось, но не в концептуально-стратегическом, а лишь в постановочно-тактическом аспекте, который по форме – не по содержанию! – оказался, как и визуальный ряд постановки, достаточно любопытным. Но не более того… Кажется, я теперь начинаю понимать, зачем нужны драматурги в современном оперном театре… В том же буклете была и другая, но уже сугубо научная статья под названием «“Парсифаль” как связующий ритуал». Однако в буклете нынешнего года я обнаружил всего одну – но невероятно «заумную»! – статью под названием «Искупление во имя Спасителя. Попытка гностического подхода»! Вот вам, получите! Итак, всё просто замечательно: анализируются источники, излагаются доводы и делаются умные выводы… Но лишь взглянешь на сцену, понимаешь, что между происходящим на ней и изложенным на бумаге пропасть разверзлась неимоверная…

Еще один любопытный момент: на повторном просмотре невольно обращаешь внимание на то, что некоторые мизансцены или же пространственное расположение некоторых элементов сценографии немного не те, что были год назад: пусть чуть-чуть, неявно, но всё же… Иногда, правда, бывает и явно. Я долго не мог понять, из-за чего публика на первом спектакле прошлого сезона утроила обструкцию постановщикам, ибо никаких нацистских стягов, маршей и свастики в откровенно показном виде в постановке не фигурировало: я присутствовал на втором спектакле – и, похоже, публику просто решили «не дразнить без надобности». В этот раз я был на последнем (шестом) представлении сезона – и тут, как говорится, постановщикам уж точно терять было нечего: на последних тактах второго акта, когда Парсифаль вступает в схватку с Клингзором, всё и происходит. «Гусиные» марши, нацистские стяги, каски, черные плащи со свастикой и кровавая бойня (стрельба из автоматов «своих по своим») становятся реальностью буквально перед самым опусканием занавеса, который стыдливо закрывшись, на поклонах уже больше не откроется: вроде бы ничего и не было, померещилось… Но нет, неспроста нацистский орел, поверженный вместе с Клингзором, в третьем акте на этот раз будет задвинут подальше от рампы в темноту развалин заднего плана, и на него не будет дан прицельный свет. Получили экстрим в финале второго акта – в третьем отдохните! Однако год назад всё было по-другому. Для чего же была затеяна вся эта игра со свастикой, думаю, внятного объяснения вы не дождетесь ни от режиссера, ни от драматурга. Интересно, конечно, как на всё это публика реагировала в год премьеры постановки (2008), но подобными сведениями я не располагаю…

После повторного просмотра возникает еще ряд вопросов. Зачем Херцелейду, мать Парсифаля (в постановке это весьма заметный мимический персонаж), так буквально в лоб отождествлять с Кундри и отягощать исполнительницу этой партии еще и «радостями» миманса? Ход чересчур брутальный… Если функцию Грааля выполняет окровавленный младенец – а в этом сомневаться не приходится – то зачем Амфортасу, когда он остается наедине с собой, доставать «из-под полы» еще один «загадочный» артефакт – некий светящийся кубок-фужер? Еще один Грааль? И хотя это невозможно «де-юре», на первый взгляд сия новация «де-факто» воспринимается без явного протеста, ведь в этой постановке Амфортас сам поразительно напоминает Иисуса Христа, но два Грааля в одном спектакле – это, согласитесь, всё же многовато. И, наконец, чего вдруг постановщикам далась вилла Ванфрид, семейное гнездышко Вагнера, стилизованные интерьер и экстерьер которой внедрены в сценографию спектакля? Последний момент «заострился» для меня только в этом году, когда я смог, наконец, побывать там и всё увидеть в реальности. В связи с этим холмик на авансцене, увитый плющом, которому я поначалу не придал должного внимания, начинает ассоциироваться с могилой самого Вагнера, а «второй Грааль», не причиняющий боли Амфортасу, раненному злодейским копьем, – с аллегорией духовного завещания композитора. Но эти режиссерские «идеи» – всего лишь визуальная форма без психологического содержания, напоминающая игру в детские кубики. Безусловно, «картинка» сложилась, причем весьма занятная и зрелищная, но до постановочного откровения ей весьма далеко…

Что касается состава основных персонажей, то лишь Кундри была новая. Ее исполнила достаточно аккуратная и зрелая дебютантка из Америки Сьюзан Маклин. Как и в прошлом году, огромное удовольствие доставила великолепная четверка мужских голосов (Кристофер Вентрис – Парсифаль, Детлеф Рот – Амфортас, Томас Йезатко – Клингзор и Квангчул Юн – Гурнеманц), но всё же главной наградой за внимание этой «экзальтированной» постановке вновь стал рафинированно-благородный оркестр под руководством Даниэле Гатти.

«Кольцо» в постановке немецкого режиссера Танкреда Дорста в этом году давалось уже пятый (и последний) сезон. Кстати, и у него тоже есть свой драматург, однако на этот раз недоверчивого вопроса в отношении режиссера у меня абсолютно не возникает! В прошлом году внимательно изучив пресс-фотоматериалы по этой постановке и проникнувшись к ней подсознательно-заочным иконографическим пиететом, я поймал себя на мысли, что безумно хочу услышать это и увидеть воочию, тем более, что на два следующих сезона Байройт остается без «Кольца»: его новая постановка запланирована лишь на 2013 год… Когда же «Кольцо» присутствует в фестивальной афише, то в последние годы за сезон оно обычно представляется трижды. В этом году я присутствовал на третьем по счету показе, так что за весь пятилетний цикл проката названной постановки тетралогии это было последнее (пятнадцатое по счету) представление. Вообще, чтобы посмотреть всё «Кольцо», необходимо провести в Байройте шесть дней: «Золото Рейна» и «Валькирия» идут без перерыва в датах, а перед «Зигфридом» и «Гибелью богов» предусмотрены свободные дни. И удивительного в этом ничего нет: певцам, выступающим в партиях «сквозных» ключевых персонажей тетралогии, необходим отдых для элементарного восстановления сил после изнурительной «вагнеровской нагрузки» на голосовые связки.

При этом – во всяком случае, в последние годы точно – четко выдерживается принцип, что одного и того же персонажа на протяжении всего цикла исполняет один и тот же исполнитель. Это только в Мариинском театре, «выполняя пятилетку за три года», могут давать «Кольцо» за четыре вечера, в котором два разных Зигфрида и три Брунгильды! Конечно, по этой части бывают «накладки» и в Байройте, связанные с экстренными заменами исполнителей по причине болезни, но это, однозначно, исключение из правила. Так, на моем представлении было два Вотана: один по замене в «Золоте Рейна, другой (афишный) – в «Валькирии» и «Зигфриде». И еще – два Фафнера: один – в «Золоте Рейна», другой – в «Зигфриде». Практика же исполнения одним и тем же певцом «локальных» (непересекающихся) партий разных персонажей (как совсем небольших, так и достаточно весомых) с успехом воплощается и в Байройте, ведь в данном случае на цельности художественного восприятия это никак не отражается.

«Живых» аудиозаписей байройтских спектаклей разных лет на рынке музыкальной продукции существует невероятное множество, но в последние годы фестиваль стал выпускать и собственную видеопродукцию: уже появились DVD последних постановок «Мейстерзингеров» и «Тристана», в ближайшем будущем ожидается DVD-релиз нового «Лоэнгрина» и «старой» «Валькирии». Запись последнего из названных спектаклей – как раз на нем я и присутствовал – состоялась 21 августа. Одновременно постановка транслировалась по сети Интернет, а также на большой экран на открытом воздухе на Festplatz в Байройте, что позволило существенно расширить зрительскую аудиторию. Эта акция стала возможна благодаря спонсорству компании Siemens. Позаботился фестиваль и о том, чтобы выпустить полную живую аудиозапись нынешнего «Кольца», за дирижерским пультом которого все пять последних сезонов подряд стоял Кристиан Тилеман. Речь о его поистине фантастическом оркестре еще впереди, но коробочка с дюжиной дисков в виде элегантного кубика уже появилась в фестивальных магазинчиках.

На следующий сезон запланирована премьера новой постановки «Тангейзера». Из спектаклей нынешнего года в афише сохранятся «Мейстерзингеры», «Парсифаль» и «Лоэнгрин». После отсутствия в этом сезоне на следующий год в Байройт возвращается выпущенный на DVD «Тристан» в постановке Кристофа Марталера…

Но прежде чем перейти непосредственно к «Кольцу», еще несколько слов о самом фестивальном театре. Его оркестровая яма сильно заглублена под сцену и со стороны зрительного зала прикрыта изогнутым навесом. Здешняя акустика очень специфична – и к ней надо «привыкнуть»: создается ощущение, что звуки оркестра рождаются «ниоткуда» и, властно проникая в сознание слушателя, уходит в «никуда»… Это очень необычно, и это сразу же захватывает в «музыкальный плен». Театр на зеленом холме, в общем-то, небольшой: в нулевом приближении, ширина его сцены – едва ли не половина Основной сцены Большого театра. Но, тем не менее, он имеет весьма внушительную вместимость – почти 2000 мест (точнее – 1974). Из них около 1500 мест располагаются расширяющимся снизу кверху амфитеатром, насчитывающим 30 рядов и не имеющим ни центрального, ни боковых проходов, так что процесс рассадки на эти места каждый раз превращается в весьма докучливый ритуал. Можно поэтому наблюдать удивительную «картину» – стоящую публику, которая садится на свои места лишь только тогда, когда все кресла к центру от нее оказываюся занятыми. Остальная часть мест сосредоточена на трех верхних центральных ярусах: ярусе лож, балконе и галерее.

Посещение Байройтcкого фестиваля – это своеобразный ритуал, когда во время более чем часовых антрактов выпивается море пива и шампанского, а близлежащие ресторанчики явно перевыполняют свой план. Это и пикники на зеленой лужайке, и черные костюмы с бабочками, и роскошные женские вечерние платья. Но Байройт демократичен и толерантен: среди публики многие попросту игнорируют пресловутый dress code, одеваясь соответственно летней погоде, что весьма актуально в жару, когда в небольшом зале, имеющем невероятную плотность зрительской рассадки, стоит изнуряющая духота. Но подобные пустяки нисколько не умаляют ажиотажа как «обелеченной» публики, так и жаждущих попасть на спектакль по лишнему билету: сюда затем и едут, чтобы, «обратившись в слух», неустанно внимать вагнеровским музыкальным длиннотам.

И вот уже с центрального балкончика театра, выходящего на зеленую лужайку (с той самой «знаменитой» клумбой, перед которой обычно делают фотографии на память), оркестровая «банда» звучанием фанфар приглашает публику в зрительный зал – и впереди нас ждут четыре вечера в царстве людей и богов, героев и нибелунгов…

продолжение ->

На фото (автора):
Вилла Ванфрид (Haus Wahnfried)
Фестивальный театр Рихарда Вагнера (Das Richard Wagner Festspielhaus)

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru