Никогда не относил себя к поклонникам творчества Дмитрия Корчака, но объективности ради необходимо признать, что в исполнительской манере этого певца в последние годы произошли ощутимые перемены к лучшему: результаты его профессионального роста нельзя не заметить и «не расслышать». И всё же просто диву даешься, как обладатель малоподвижно «тяжелого» голоса легкой лирической специализации, голоса, вообще-то, не самого изысканного и благородного тембра, голоса, который не свободно льется, а широко звучит лишь через нагнетание и явно уязвим в отношении своих тесситурных возможностей, – как обладатель «всего этого» смог выйти на международную арену и, что называется, «попасть в обойму». На сегодняшний день Дмитрий Корчак – во всяком случае, в России уж точно – позиционируется исключительно, как международная звезда первой величины, а театрам, дирижерам и партнерам по сцене всё исключительно мирового уровня представительности, с которыми он сотрудничал и еще только будет, просто несть числа…
И по всем признакам это действительно так. Но сей факт говорит не только о неустанном трудолюбии и постоянном творческом поиске, в котором, несомненно, находится певец, но также об очень хороших агентах и импресарио, с которыми ему необыкновенно повезло и без которых в горизонтах современного оперного пространства не удается обойтись ни одному, даже самому известному, певцу. И абсолютно ничего зазорного в этом нет! Объективную реальность современного оперного мира с его высокой творческой конкуренцией надо просто принять, как данность: именно взяв ее на вооружение и надо было отправиться на оркестровый рецитал исполнителя, который состоялся в конце первой декады октября в Москве на сцене Концертного зала имени Чайковского.
Скажу честно, с самого начала посещение этого концерта не входило в мои планы, ибо творчество обсуждаемого певца мне достаточно хорошо знакомо, стало быть, «манящей загадкой», которую надо постоянно разгадывать и подпитывать, оно не является. К проявлениям же чисто внешнего респектабельного гламура и повышенного слушательского ажиотажа, в той ситуации, когда певец большую часть времени сейчас проводит за рубежом, а в России бывает периодически, хотя не часто, я отношусь совершенно спокойно. По большому счету, и в самом гламуре ничего предосудительного нет, просто как таковой он совсем не по профилю нашего интернет-еженедельника. Однако изменить решение и всё же прийти на концерт заставила одна маленькая строчка в конце его анонсированной программы: «Ария Фернандо из оперы Доницетти “Фаворитка”». Всего одна ария, но в заявленном репертуаре не две арии Дона Оттавио из моцартовского «Дон Жуана», не два теноровых шлягера из вердиевского «Риголетто» и даже не экзотический для наших концертных залов супервиртуозный репертуар россиниевского бельканто, а именно высочайший и весьма «показательно интеллектуальный» образец бельканто Доницетти, коим и является партия Фернандо, вызвал мой живой неподдельный интерес. И я наобум, полушутя, «загадал»: если эту арию (из предварительного анонса не было понятно, правда, из какого она действия) прозвучит не на вторичном итальянском, а на первичном французском, значит, певец находится на верном интеллектуальном пути. Шутка шуткой, но спел-то он ее на французском – и после совсем «бледного» Россини и неожиданно «заштампованного» (в его интерпретации) Верди эта милая, но тесситурно всё же коварная «вещичка» (речитатив и ария-романс Фернана из четвертого действия «La maitresse du roi! … Ange si pur, que dans un songe») обнаружила эффект удивительной гармонии между весьма специфичной теноровой фактурой певца и оперным стилем Доницетти (данная партия относится к партиям певца, исполненным им на театральной оперной сцене за пределами родного Отечества). И этот номер прозвучал у него в целом очень достойно, даже единственная «верхушка» романса ему вполне удалась. И, кстати, исполненная затем в качестве первого биса большая сцена Тонио с хором из другой неимоверно сложной французской «безделушки» Доницетти «Дочь полка» также произвела вполне положительное впечатление, несмотря на все героические «визуальные» усилия, которые потребовались певцу для взятия знаменитых девяти верхних «до» в финальной арии этой сцены. Пусть и не вполне легко, пусть и с небольшим «песочком на связках», но взял же!
Конечно, французский язык именно этих двух исполненных в концерте шлягеров Доницетти – просто лишь дело репертуарного совпадения, не более того. Или же это скромный вклад артиста в проект «Год Франции в России»? Попутно без комментариев замечу, что в арсенале певца, к примеру, числится и главная партия в «Дон Себастьяне» Доницетти (не уверен, но, кажется, опять же именно во французской редакции). Однако, в принципе, на мой взгляд, любой Доницетти очень неплохо – гораздо лучше, чем Россини, а тем более, чем проникновенно лирический мелос Беллини – ложится на голосовую фактуру певца. Вся «прелесть» в том, что если Доницетти даже «чуть-чуть пережать», что абсолютно неизбежно в силу маслянисто-тягучей вокальной фактуры певца, то маэстро из Бергамо это спокойно «вынесет», а критик сделает вид, что ничего не заметил, потому что выхода за рамки стиля при этом еще не наблюдается – не вышел за рамки стиля певец и на обсуждаемом концерте. Однако когда дело доходит до Россини или Беллини, вот тут-то и начинаются проблемы. Мне довелось слышать Дмитрия Корчака все три раза, когда он был ангажирован на фестиваль в Пезаро (кстати, тот факт, что исполнитель из России дебютировал в основной фестивальной программе, минуя Accademia Rossiniana, не может не вызывать восхищения!). Дебют певца состоялся в 2006 году в «Stabat Mater» Россини под управлением самого маэстро Дзедды – и даже на устойчивого «непоклонника» этого дебютанта его выступление произвело тогда немалое впечатление, смешанное с удивлением: надо же, может и умеет петь Россини!
Аванс был выдан, но последующие роли певца – Джаннетто в «Сороке-воровке» (2007) и Эрманно в «Странном случае» (2008) – оставили лишь досадное чувство псевдороссиниевского эрзаца, особенно партия Джаннетто, которая была на корню «зарезана» и, в буквальном смысле, «задавлена» ее тесситурными трудностями, преодолеть которые певцу не было суждено. Через год в «Странном случае» он выглядел уже куда гораздо более респектабельнее, но и партия в этой опере не так сложна, как в «Сороке-воровке». Еще одна россиниевская партия есть на счету исполнителя – Граф Либенскоф в «Путешествии в Реймс», партия, с которой он дебютировал в «Ла Скала» в прошлом году (могу судить о ней лишь по трансляционной видеозаписи, которую я видел на большом экране). Работа певца в целом «заочно» не вызывает разочарования, но запись и живое восприятие – вещи диаметрально противоположные. Зачастую звук, записанный в высочайшем качестве, воспринимается значительно выигрышнее, чем в зале: проверено на личном опыте, так что от оценочных вердиктов в данном случае лучше воздержаться. К слову, пезарские «Сорока-воровка» и «Странный случай» выпущены на DVD – и я больше чем уверен: те слушатели, которые «живьем» не видели и не слышали эти спектакли, могут просто недоумевать, что же такое в них могло не понравиться зловредному критику…
Вспоминаю также концерт певца в Большом зале Московской консерватории (но уже и не припомню, когда это было), в котором Дмитрий Корчак в сопровождении оркестра очень много пел фрагментов из опер Беллини: с этого концерта, который превратился в «пытку музыкой Беллини», я ушел просто разочарованным. Но вспоминаю также и Надира в «Искателях жемчуга» Бизе на сцене «Новой оперы» – партию, которая впервые, после первых шагов певца на профессиональной сцене, заставила по-настоящему проявить интерес к его творчеству. Это было мое первое положительное удивление исполнителем, которое затем, как я уже сказал, пережило свою вторую фазу в 2006 году в Пезаро. «Французское лирическое», «доницеттиевское белькантовое» и, пожалуй, еще «канонически незыблемое моцартовское» – вот три главных репертуарных «конька» вокалиста, хотя в последнее время певец активно пробовал себя и в таком «экзотическом» репертуаре, как опусы Никколо Йоммелли (титульная партия в опере «Демофонт» и партия Карми в оратории «Освобожденная Ветилуйя»), причем оба раза – в рамках Salzburger Pfingstfestspiele и под управлением самого Риккардо Мути! К двум опусам Йоммелли можно добавить еще «Древо Дианы» Висенте Мартина-и-Солера (партия Эндимиона), «Наказанного распутника, или Дон Жуана – обольстителя» Рамона Карнисера под управлением Альберто Дзедды (главная партия), а также совсем малоизвестную оперу Федерико Риччи «Коррадо д’Альтамура» (партия Роджеро). Для гламурной звездности певца, безусловно, немаловажен и тот факт, что из названных произведений «Древо Дианы» и «Наказанный распутник» запечатлены для вечности на DVD, а на лейбле «Essential Opera Rara» увидел свет СD с фрагментами исполнения «Коррадо д’Альтамуры», поэтому все они – и не только они – проанонсированы и на его личном сайте, имеющем самый что ни на есть гламурный и броский дизайн.
Очень жалко, что в программу московского концерта не вошли арии ни из «Любовного напитка», ни из «Дона Паскуале», опер, имеющихся в репертуаре певца, а мы не услышали великолепные образцы бельканто Доницетти на его родном языке. Вместо этого нам ни с того ни с сего вдруг достался Герцог Мантуанский, баллада которого была даже не спета, а просто «официально доложена». Из развернутой двухчастной арии с вкраплением хора осталась лишь ее медленная часть, а тесситурно сложная стретта «за ненадобностью» была с легкостью выброшена. То, что осталось, было исполнено с досадными проблемами кантилены и распределения певческого дыхания на широких фразах, в результате чего их окончания просто «проглатывались». Прозвучавшая в качестве второго (и финального) биса песенка Герцога произвела гораздо большее впечатление: певец явно распелся, так что даже «наверху» всё было более-менее благополучно. Я ничего не сказал еще о репертуаре Россини: были исполнены ария Родриго из оперы «Отелло» и вторая (предфинальная) ария Графа Альмавивы, которую в практике мирового оперного театра зачастую купируют не только в России по причине ее невероятной сложности (другая версия – по причине ее явной драматургической неуместности, ибо она неоправданно затягивает действие). Наверное, не ошибусь, если скажу, что в 2004 году Хуан Диего Флорес был первым, кто исполнил ее на концертном подиуме в России (на сцене ММДМ).
Гламур всегда предполагает очень рациональный и прагматичный взгляд на вещи. Лавры Флореса не дают покоя многим, стало быть, надо положить слушателей на лопатки чем-нибудь в духе Флореса. Однако тенор Дмитрий Корчак по своей теноровой сути рационален и предсказуем на все сто процентов. Опять же, с Доницетти это вполне благополучно проходит, а с Россини – нет. В этом исполнителе нет той загадки, нет того драйва, того исконно «своего собственного», что необходимо каждый раз привносить в музыку Россини, иначе она так и останется, по выражению маэстро Дзедды, «чистой вокальной целлюлозой без цвета и запаха». Но проблема не только в этом, а еще и в неимоверных технических сложностях исполнительского стиля Россини. В том, что недостает подвижности и легкости голоса… В том, что недостает тембральной однородности во всех регистрах… В том, что не развита филигранно-легкая колоратура... В том, что требуется сфокусированное пение «в маску», а не открытое широкое звуковедение, в котором иногда даже присутствует налет недопустимой «характерности»… В том, что нужен выносливый голос, а он, увы, быстро устает… Всё это обозначилось и в арии Родриго, а, еще более, – в арии Графа Альмавивы, ибо выложившись на Родриго, что называется до предела, хотя на творческую отдачу это повлияло мало, в арии Альмавивы певец демонстрировал голос, уже тембрально подсевший и уставший. Исполнитель, казалось, больше думал не о звуковедении как таковом, а о том, как поскорее расправиться со всеми виртуозными хитроумными зигзагами этой партии. Одним словом, в интерпретации Дмитрия Корчака музыка Россини триумфа своего так и не справила. Но к чести певца заметим, что оба номера в текстологическом отношении были спеты полно, со всеми необходимы повторами и без каких-либо купюр. Лишь только в этом отношении Россини повезло, но и за Верди всё же немного обидно: и за исполненное (не считая финального биса) и за «неисполненное» тоже…
Завершая эти заметки, необходимо подчеркнуть, что самыми непротиворечивыми оказались в концерте интерпретации двух моцартовских арий Дона Оттавио: их можно назвать выверенной «вокальной математикой», той самой просчитанной «алгеброй гармонии», с которой вокальный рационализм певца нашел наиболее тесные точки соприкосновения. В концерте принял участие Национальный филармонический оркестр России, а за его пультом стоял Михаил Агрест, которому в этот вечер удалось по-настоящему «разыграть» этот коллектив. В качестве «разбавочных бонусов» прозвучали увертюра к опере Моцарта «Дон Жуан», сюита из музыки балета Глюка «Дон Жуан», симфоническая поэма Рихарда Штрауса «Дон Жуан» и, наконец, увертюра из оперы Карнисера «Наказанный распутник, или Дон Жуан – обольститель». Словом, если весь вечер прошел под знаком «Дон Жуана», то его вокальная часть – под знаком Моцарта и Доницетти. А Россини и Верди, увы, оказались в аутсайдерах интерпретации. Зато в этот вечер в зале царила приподнято-праздничная атмосфера гламура большой оперы, «финалом-апофеозом» которой стала так горячо любимая в народе песенка Герцога…
На фото:
Дмитрий Корчак