Когда в начале 2010 года Роландо Виллазон затеял на британском телевидении реалити-шоу «Popstar to Operastar», в котором эстрадные исполнители безуспешно учились петь оперные арии, досужие журналисты полюбопытствовали у певца, зачем, собственно, он это сделал. На что тот уклончиво ответствовал, мол, занимаюсь я этим не в ущерб искусству. Почему-то в наш век стало принято считать оперу чем-то, по умолчанию нуждающимся в «популяризации», «приближении к народу», «повышении массовости», «привлечении зрителя» и «усилении интереса», причем любой ценой. Стоит ли за этим в каждом конкретном случае чей-то коммерческий интерес, поиск новых маркетинговых ниш или банальная психологическая неуверенность в правильном выборе своего профессионального пути — вопрос другой. Факт в том, что оперный жанр официально объявлен недопопуляризованным, а значит, является, выражаясь экономическим языком, «недооцененным активом», приносящим меньший результат, чем мог бы, если бы его получше популяризовали.

И все бы ничего, только точное местонахождение границы, за которой уже начинается тот самый «ущерб искусству», никому пока доподлинно неизвестно. Поэтому попытки популяризаторства множатся, критики сердито оттачивают перья, профессиональная публика негодует, непрофессиональная — изредка лениво интересуется происходящим, в общем, страсти кипят, а результат не меняется. И, казалось бы, нет смысла в очередной раз обращаться к теме, по которой уже все и так сказано, если б копилку наших отечественных популяризаторов не пополнил еще один свежий прецедент.

Поводом для возвращения к данной теме стал состоявшийся 5 ноября в ММДМ концерт «Чайковский и шедевры мировой оперы», в котором приняли участие камерный ансамбль «Концертино» и солисты Вера Кононова (сопрано), Андрей Батуркин (баритон) и Дмитрий Кузьмин (тенор).

Поскольку организаторы претендовали на создание шоу, выходящего за рамки традиционного концерта, уместно будет не обойти вниманием постановочную часть, режиссуру и художественное оформление. Во-первых, есть немалые претензии к тому, как была сформирована структура концерта. Программу выстроили на первый взгляд понятным для массового зрителя образом: первое отделение — Чайковский (номера из «Пиковой дамы» и «Евгения Онегина»), второе — западные оперные хиты. Но порядок произведений заставил задуматься, был ли у мероприятия режиссер, и если был, то имеет ли он достаточные представления о драматургии, преодолении «кризисов внимания» аудитории и логике построения музыкальных программ. Во-вторых, без преувеличения ужасный конферанс, уместный на какой-нибудь курортной «Юморине» или в провинциальном цирке, но никак не на концерте классической музыки в центре Москвы, создавал подспудное ощущение «чеса» и «халтуры» еще до того, как объявленный музыкальный номер начнется. А уж как можно было умудриться даже эти широко известные произведения объявить с ошибками? Буквально только пара объявлений, правильных с первой попытки, для такого концерта, как нам кажется, все же маловато. И, наконец, в-третьих, очень спорное, в духе малобюджетных эстрадных шоу, световое оформление сцены визуально превращало исполнительницу музыки Чайковского в некий гибрид Мэрайи Кэрри и Сары Брайтман. Не говоря уже о том, что сценографов не смущали такие, к примеру, «мелочи», что виды Петербурга на слайдах более пристали арии Лизы, чем сцене письма Татьяны.

Выраженный запах кроссовер-версий плотно проник и в музыкальную часть. Не секрет, что любые переложения — это большой риск для исполнителя, оригиналы произведений в этом смысле безопаснее. Авторов «фантазий» на темы из «Онегина» и «Кармен» шпрехшталмейстер не назвал, но их исполнение камерным ансамблем реально оказалось в самом проигрышном промежутке между полюсами — ни достаточной яркости для шоу, ни достаточной академичности для камерной музыки здесь не прозвучало. Интермеццо из «Сельской чести» Масканьи и «Размышления Таис» Массне, в исполнении того же ансамбля слушались гораздо более органично. А вот очень странное переложение «Улетай на крыльях ветра» Бородина для ансамбля и сопрано соло (к тому же исполнявшееся в качестве бисового номера, вместо закономерно ожидаемого жизнерадостного мирового оперного хита) поставило в концерте вместо точки огромный скептический вопросительный знак.

Теперь поговорим о главном, то есть о вокалистах. Лидировал с заметным отрывом, как и предполагалось, солист Театра Станиславского Андрей Батуркин, с первых же номеров постаравшийся показать разные грани своих обширных возможностей — от более легкого и лирического звучания в арии Елецкого и до напряженно-драматической интерпретации образа Онегина. Пожалуй, в русском отделении певца можно было назвать практически безупречным, да и зарубежные арии, в целом, удались неплохо. «Застольная» Дон Жуана Моцарта интерпретировалась певцом несколько строго, отстраненно и высокомерно, но я бы не сказала, что минимизация шоу-элементов здесь была недостатком. То же можно сказать и о каватине Фигаро из «Севильского цирюльника». Возможно, кто-то в зале ожидал от белькантового номера какой-то звуковой эквилибристики на грани возможного. Батуркин ничего такого вставлять не стал, даже на октавный скачок с переходом на фальцет не пошел — и, в общем-то, правильно сделал, потребности в дополнительной эскалации «зрелищности» в тот вечер явно не было, а забота о качестве оказалась, напротив, как нельзя более уместной.

Наименее удачным его номером стали куплеты Эскамильо — то ли подустав к концу, то ли из желания добавить лиризма, певец заметно недогружал звучанием нижние ноты. Впрочем, испортило номер не это, а нестройный импровизированный «хор» артистов ансамбля. Петь, держа подбородок на скрипке, вообще не очень удобно, а делать это во время игры на сцене при публике — нельзя категорически. Конечно, в мировой практике и раньше случалось, что оркестранты откладывали инструменты в сторону и напевали хором — но в совсем других номерах и в порядке хорошо отрепетированной шутки, а не в такой оперной жемчужине, да еще неподготовлено, зато всерьез.

Вера Кононова оставила неоднозначное впечатление. При всем безусловном уважении к тому объему работы, которую этот человек проделывает в организационном плане, приходится, раз уж мы пишем статью не о музыкальном менеджменте, а об оперном пении, попытаться оценить ее как певицу. По результатам данного концерта сделать это объективно нельзя: между пением «с подзвучкой» и пением «в микрофон» есть принципиальная разница. Понятно, что акустика современного зала делает первое практически неизбежным. Но вот второе — совершенно не обязательно, обошлись же без агрессивной звукорежиссуры партнеры Кононовой. Злоупотребление микрофоном вышло боком самой же исполнительнице: за мощно реверберированные высокие ноты пришлось расплатиться тем, как безжалостно микрофон высветил и оплошности: частое, буквально, через каждое слово, дыхание, быстро наступающую усталость, неравномерно озвученные части музыкальных фраз и «проглатываемые» окончания. В общем, чтобы составить реальное мнение о вокалистке, определенно, стоит ее послушать в совсем других, более «экологичных» условиях.

Ну а насчет того, вправе ли певцы вольно интерпретировать оперные образы в рамках камерных выступлений — думаю, вполне вправе. Какой бы радикальной не казалась Татьяна, принарядившаяся специально для финальной сцены (где в оригинале она, как мы помним, «сидит неубрана, бледна») в черные перчатки в стиле кабаре и чуть ли не с пощечиной выдергивающая руку у несчастного Онегина, до концептуальных задумок современной оперной режиссуры этому все равно очень и очень далеко.

И, наконец, третий солист — тенор Дмитрий Кузьмин — добросовестно, без выраженных достижений и катастроф, выдал на гора ариозо Германа и арию Ленского, а потом отбыл по своим делам, не выйдя даже на поклон после концерта. Необходимую для этих арий четкость дикции певец, к сожалению, пытался заменить имитацией грассирования на «ч» и «р», в стиле русских оперных мастеров прошлого. И даже вполне точные и дотянутые по высоте ноты верхнего регистра изрядно портило их выбивание из ряда по темпу — начинались они на мгновение раньше, чем требует партитура, задерживались дольше, и независимо от того, какая буква приходилась на «вершину» на этот раз, съезжали на обезличенный звук «а-э» (что тому причиной — неорганичная переброска из характерного амплуа в лирический, попытки пресечь уже наметившийся небольшой «кач» или желание придать исполнению максимум эмоциональности — сказать трудно). Но в целом, певец произвел все же скорее благоприятное впечатление, не в последнюю очередь, за счет следования оперным традициям.

Итак, в итоге мы имеем редкий случай, когда очень неплохие исходные компоненты (репертуар из мировой оперной сокровищницы, профессиональные музыканты и современные шоу-технологии) вместе дают парадоксально неудовлетворительный результат. В зарубежных статьях по кроссовер-классической музыке иногда проскальзывает неблагозвучный для русского уха термин «popera». Вот ее-то как раз и не хотелось бы получать из мероприятий, заявленных как традиционные. А что нужно, чтобы под лозунгом популяризации опера не превращалась в третьесортное эстрадное шоу? Вероятно, только хорошего вкуса и некоторой финансовой независимости, для этого не достаточно...

На фото:
Московский международный Дом Музыки

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru