Последний раз вагнеровская «Валькирия» звучала в «Ла Скала» в 1994 году, в бытность художественным руководителем маэстро Риккардо Мути. И вот ныне она возвращается в миланский храм оперы под управлением не менее волшебной палочки Даниэля Баренбойма. Как принято в Италии, накануне вечера Сант-Амброджо седьмого декабря, традиционный день инаугурации сезона, много ворчали и протестовали. Меломаны опасались излишней продолжительности спектакля (сначала говорили о четырех с половиной часах, но на деле «Валькирия» окончилась в двадцать два десять, начавшись в пять часов пополудни), на площади перед театром собрались представители профсоюзов, сам Даниэль Баренбойм перед спектаклем выступил с чтением девятой статьи конституции Итальянской Республики, в которой говорится, что государство способствует развитию культуры, исследований в области науки и техники. Кстати, многие итальянцы не знали о существовании этой статьи. Надо ли говорить, что этот жест Баренбойма был направлен против постоянного урезания ныне агонизирующим правительством Берлускони фондов на культуру и искусство.
В общем, предынаугурационная картина предстала в рамках ожидаемого. Некий меломан, прибывший из далекой Калабрии (в носке итальянского «сапожка»), встал в очередь за входными билетами (ценой в пятьдесят евро) в шесть часов утра, прозябая на ветру и, уж конечно, проклиная ужасный климат Паданской равнины. Так стоила ли этого «Валькирия» — задаст кто-то законный вопрос. Стоила, стоила!
Не было ни малейшего сомнения, что Даниэль Баренбойм подарит счастливчикам, которым удалось попасть на премьеру, настоящий праздник. Так и произошло. Начиная с первого аккорда, маэстро погружает вас в упоение волшебных звуков, изумительной красоты вагнеровская партитура звучит у него с поразительной интенсивностью, сбивающей с ног энергией и опьяняющим, если не соблазняющим, лиризмом. Тянет как закрыть глаза от наслаждения, так и смотреть на оркестр «Ла Скала», каждая группа которого предстает в подлинном блеске. Густой мед пения виолончелей, звонкое золото труб, пронзительная нежность скрипок: работа Баренбойма скрупулезна и безупречна. Самый популярный кусок — «Полет валькирий» вызывает в зале реакцию, близкую к коллективному безумию, так заразительно играет оркестр и «взвизгивают» девы-воительницы!
Женская часть состава этой «Валькирии» подобна двум бриллиантам в центре короны, созданной искусным ювелиром. В ролях Зиглинды и Брунгильды Вальтрауд Майер и Нина Стемме, которых ныне можно причислить к ветеранам оперной сцены, но в данном случае «ветеран» произносится с оттенком высочайшей похвалы и признательности! Те, кто присутствовали в «Ла Скала» в вечер Сант-Амброджо, и те, кто придут туда в последующие вечера, смогут поведать своим детям и внукам о женщинах «Валькирии» как о легенде, как об одном из самых интенсивных моментов собственной жизни!
Майер пела и в предыдущей миланской «Валькирии» 1994 года, роль Зиглинды для немецкой певицы — одна из самых любимых, близких душе и удачных. Превосходная внешность, благородная стать, удивительно теплый голос с сочетании с высочайшей музыкальной культурой делают из Майер образцовую Зиглинду. Но эта Зиглинда еще и способна исподволь подкрасться к вашему сердцу и мало-помалу завладеть им: униженная, истерзанная, полная веры, безгранично усталая, готовая жертвовать всем ради любви! Это чудо творят рафинированный вокал Майер, в неразрывном слиянии с выразительным словом, для понимания которого не обязательно читать субтитры, и ее поразительное актерское искусство, попросту вынимающее из зрителя душу.
Какие эпитеты использовать для шведской сопрано Нины Стемме, если все они уже были потрачены на Вальтрауд Майер? И все же критику придется сделать усилие, чтобы их найти. В роли Брунгильды Стемме не просто превосходна — она изумительна. Как и Майер в роли Зиглинды, это подлинно образцовая интерпретация. Стемме обладает очень пластичным драматическим сопрано, обаяние которого в крепости, с одной стороны, и какой-то особой меланхоличной окраске, с другой. Но певица наделена еще и даром сценического обаяния и особой тонкостью чувств: ее Брунгильда прежде всего очень человечна и полна теплоты. Ни одной крикливой ноты, ни одного фальшивого жеста. Нина Стемме являет высокий, можно, сказать, академический идеал оперной певицы и актрисы.
Екатерина Губанова в роли Фрики достойно замыкает женскую триаду, походя на сапфир или изумруд меж двумя бриллиантами: красивая, статная, прекрасно смотрящаяся в роскошном, тяжелом платье, певица-актриса излучает нечто магическое.
Новозеландский тенор Саймон О’Нил в труднейшей и не слишком благодарной роли Зигмунда являет чудеса артистический ответственности, увлеченности, горячности. Может, в самом начале, пара неуверенных нот, которые полностью забылись на фоне исполнения всей роли. Красивый голос, наделенный необходимой звонкостью, отлично поданное слово, огромная выразительность. Чуть портит картину физическая форма певца, не соответствующая облику юного героя, а также слишком очевидные физические усилия, но тут уж зрителю-слушателю придется примириться: Саймону О’ Нилу, лишенному яркой сценической харизмы, все же удается передать героический дух персонажа, а на фоне нынешней ситуации с тенорами это очень и очень много.
Виталий Ковалев предстает в роли Вотана, слабого и отравленного сомнениями владыки богов (ни одна итальянская газета не смогла удержаться от упоминания, что в прошлом Ковалев был пожарником...). Украинский бас обладает голосом красивым и глубоким, хорошо «пробивающим» плотную оркестровую ткань, и может похвалиться осмысленно произнесенным словом. Его внешние данные также неплохо ложатся на задуманный художником облик Вотана: шикарная двубортная «двойка» черного с отблесками стали цвета, кусок меха на спине, волосы в беспорядке, пол-лица, покрытое черной краской,- на ее фоне глаз сверкает особенно угрожающе... Словом, в высшей степени достойное исполнение. Одинаково достойно, но не слишком ярко, выступает в роли отвратительного Хундинга заслуженный английский бас Джон Томлинсон.
Что же касается постановки и «одеяния» «Валькирии», тут полемика была неизбежна. Бельгиец Ги Кассье уже поставил в «Ла Скала» первую часть тетралогии, «Золото Рейна», и вот ныне в союзе со сценографом Энрико Баньоли и художником по костюмам Тимом ван Стеенбергом выносит на суд публики «Валькирию». В целом томе, изданном к премьере (это именно том, а не буклет), два драматурга, работавшие с Кассье, Михаэль Штайнберг и Эрвин Янс, поясняют намерения постановщика. Что же, очень вероятно, что без изучения пояснительных материалов многим зрителям было бы трудно понять «картинку». (В скобках несколько слов о костюмах Стеенберга, отмеченных большой фантазией и решительно «dark»: элегантные и простые одеяния для Зиглинды, шикарное платье-коктейль цвета маренго с вкраплениями граната для Фрики с тяжелым «хвостом», чересчур сложный наряд для Брунгильды, что-то вроде длинного жакета, высокие сапоги и еще более впечатляющий «хвост»; острые языки нашли валькирию скорее похожей на Папагену...).
«Валькирия» Кассье-Баньоли широко использует виртуальные технологии и видеопроекции. В первом акте дом Хундинга, кажется, расположен внутри огромного дерева, пол выложен деревянными досками, а стены напоминают древесную кору. Все залито очень красивым, неестественно ярким зеленым светом, над жилищем блестит луна... Посреди ясень, в который Вотан воткнул меч Нотунг,— ясень имеет форму пуповины, что связывает мир смертных с миром богов (это опять-таки объясняет Эрвин Янс). Во втором действии, в Валгалле, использован задник Джефа Ламбо «Храм человеческих страстей», который уже был задействован в «Золоте Рейна». Само же жилище богов — темное и тоскливое пространство, загроможденное конными статуями. На задник проецируются самые разные изображения, в том числе заснятые на пленку ночные бомбежки, что должно создавать впечатление бури. Во время длинного диалога-торга Вотана с Фрикой глаз то и дело привлекает внимание загадочно мерцающий серебром глобус. Лес во второй части второго акта обладает магической выразительностью: прямые и одинаковые стволы в одночасье превращаются в копья, которые охраняют в ход в Валгаллу. В третьем действии мир предстает разрушенным, и валькирии провозглашает свое «He-iо-to-ho! He-ia-ha!», примостившись на «кусках» того, что от этого мира осталось. Двое танцовщиков, «подвешенных» между небом и землей, изображают павших героев, путь которых лежит в Валгаллу. В поэтическом финале Брунгильда возлежит на ложе, подобная мраморной статуе. Ложе помещено в круг света...
Необходимо вспомнить Вагнера, который настоятельно советовал своей знакомой Мальвиде фон Мейзенбург, слишком увлеченной тем, что происходило на сцене, не сколько смотреть, сколько слушать. Мир, который постановщики «подверстали» под «Валькирию», скорее всего, не противоречит чувствам, которые вызывает эта бесконечно прекрасная музыка. Мир, окружающий Зигмунда и Зиглинду, Вотана и Брунгильду, представлен как темный, хаотичный, беспокойный, несчастливый, вздыбленный. Для Кассье и его драматургов «Кольцо нибелунга» — «мыльная опера, паутина сложных семейных интриг». Вотан и его непокорная дочь Брунгильда, Зигмунд и Зиглинда, дети того же Вотана от смертной женщины, близнецы, вступившие в кровосмесительный союз, по мысли драматургов, воплощают идею «дисфункциональной семьи». Валгалла для Кассье — нечто вроде объединенной Европы (с вопросительным знаком), напоминающей бункер, за пределами которого мир охвачен войной. В заключительном действии от мира почти ничего не остается, остаются ужасы войны, к которым газеты и телевидение приучили нас так, что мы уже не обращаем на них внимания. И т.д., и т.п.: в намерения автора на входит переписывание статей из объемного буклета.
Безусловно, проникнуть в тонкости замысла постановщиков без чтения статей драматургов-союзников режиссера невозможно. Но так ли важны эти тонкости, когда за пультом Даниэль Баренбойм, а на сцене Вальтрауд Майер и Нина Стемме? Люди, способные передать трагическое величие и ослепительный свет вагнеровской партитуры? Четырнадцать минут аплодисментов по окончании спектакля в «Ла Скала» говорят сами за себя. Отдайтесь музыке Вагнера. Это вполне может стать одним из смыслов жизни.