Оперное творчество Игоря Стравинского не столь разнообразно по сравнению с прочими жанрами, к которым он прикасался, и назвать его оперным композитором, наверное, было бы преувеличением. Тем не менее, оперы Стравинского заняли свое достойное место в мировом репертуаре и пользуются заметной популярностью повсеместно. За исключением, пожалуй, родины композитора. В России оперные произведения одного из трех самых значительных русских композиторов ХХ века ставятся совсем не часто: их появление в репертуаре того или иного российского оперного театра всегда воспринимается как событие чрезвычайное и как некий эксклюзив. И такая ситуация сохраняется и поныне, когда уже с композитора давно сняты ярлыки «невозвращенца», «белоэмигранта», «космополита». Что уж говорить о советском времени: хотя его визит в СССР в 1962 году произвел большой резонанс в отечественных музыкальных, да и не только музыкальных кругах, окончательная и полная «реабилитация» Стравинского происходила очень долго и болезненно.
Тем примечательнее, что еще в эпоху «торжества развитого социализма» в Москве, в Камерном музыкальном театре Бориса Покровского впервые в нашей стране была поставлена одна из наиболее популярных в мире опер композитора – «Похождения повесы». В 1978 году состоялась запоздалая русская премьера в тогдашнем здании театра на Ленинградском проспекте в постановке самого мэтра, за дирижерским пультом стоял Геннадий Рождественский. Спектакль пользовался большой популярностью у зрителей, но в отличие от «Носа» Шостаковича, также неоспоримой удачи театра первых лет его существования, сохраняющейся в репертуаре и поныне, почти двадцать лет не шел. За это время в столице появился только еще один «Повеса» - в 2003 году в Большом театре (постановка Д. Чернякова), продержавшийся на первой московской сцене совсем недолго и уже канувший в лету. И не одно поколение меломанов, которые не видели классической версии Покровского, появилось за это время.
К таковым относится и ваш покорный слуга: не скрою, первую постановку этой оперы мне видеть не довелось, и сравнивать не с чем – только лишь разве что с работой Большого. А такой бы опыт сейчас пригодился бы как никогда, поскольку в Камерном театре в преддверии столетия со дня рождения мэтра отечественной и мировой оперной режиссуры (которое приходится на 2012 год) решили сделать серию возобновлений лучших спектаклей Покровского. И начали с легендарного «Повесы». Трудно судить, насколько эта работа в точности повторяет прежнюю версию, хотя сегодняшний «Повеса» назван в афише реконструкцией, осуществленной Григорием Спектором. А определенные сомнения есть: ну хотя бы потому, что форматы сцены на Соколе и на Никольской совсем разные. Но, поверив театру на слово, поговорим о том, что довелось увидеть и услышать.
Постановка Покровского развивает, с одной стороны, лучшие традиции русского реалистического театра. Но в то же время это не есть кондовый, стопроцентный реализм: в спектакле есть много планов и смыслов, проникать в которые доставляет истинное наслаждение. На первый взгляд все в этом спектакле всамделишно и «исторично»: герои одеты по моде галантного века, то есть в парики и кринолины, присутствует соответствующий реквизит и пр. Если же всмотреться в него глубже, внимательней, то четко понимаешь, что реализм этот – очень условный. На пустой сцене, где лишь потолок поддерживают грубые массивные деревянные балки, стоят три огромных картинных рамы. Именно в них и вокруг них и разворачивается все действие оперы: то это деревенский домик Трулава, то бордель Матушки Гусыни, то роскошная лондонская квартира Тома... Словно оживают знаменитые гравюры Уильяма Хогарта (как известно, именно они навеяли композитору саму идею оперы) и вы видите не столько мир реальных героев, сколько некие фантазии художника на заданную тему. Прекрасный ход режиссуры, позволяющий избежать буквализма и бытовизма, и в то же время не пускаться «во все тяжкие» актуализации, постараться сконструировать эстетику давно минувших времен. Сюжет «Похождений повесы» по сути вневременной: подобная история могла произойти почти когда угодно, и уж точно в наше время. Поэтому-то всякого рода осовременивания, переносы в другую эпоху для этой оперы проходят совершенно безболезненно: смыслы не теряются, а противоречивости с музыкальным материалом не происходит вследствие того, что он сам во многом – плод искусственного интеллектуализма и тончайшей и высококлассной стилизации. Именно этим, например, объясняется большой и оправданный успех этой оперы в 2003-м в Большом: все игры с сюжетом и смыслами, все придумки режиссера Чернякова смотрелись естественно и убедительно. Тем еще более любопытен спектакль Покровского: он не стремится быть актуальным специально, ибо опера, ее тематика актуальны для нашего времени сами по себе – хотя действие и происходит в 18 веке. Спектакль Покровского дает оболочку как бы историческую, но говорит о вечных проблемах – о бездуховности, тщеславии, глупости, популизме – и тем он по-настоящему интересен, ибо по нынешним временам всеобщей погони за пресловутым осовремениванием – уникален.
Единственное в чем, наверное, возможно упрекнуть данный театральный продукт – в его темпоритме, может быть, не всегда и не во всем созвучном нашему времени: в наш суетливый век полноценные два антракта, многозначительные паузы, обрамляющие картины и пр. несколько утяжеляют спектакль, лишают его некоего внешнего динамизма. В то же время, это упрек, скорее не к постановке, а к нашей эпохе, поскольку сам по себе спектакль полон внутреннего динамизма, стремительного развития.
Невозможно отдельно не сказать о сценографии Иосифа Сумбаташвили, восстановленной Юлией Акс: она производит большое впечатление своим умеренным, выдержанным эстетизмом, в которой конкретно-бытовых деталей ровно столько, сколько нужно, чтобы не заслонить философских обобщений. Кроме того, сами «картины» выполнены тонко и изящно, как действительно, редкие по красоте и гармоничности полотна.
Как и тридцать два года назад за музыкальную сторону дела отвечал Геннадий Рождественский. Знаменитый дирижер представил интерпретацию весьма рафинированного и заковыристого опуса Стравинского достаточно необычной: словно следуя основной идее композитора, видевшего свою оперу прежде всего продуктом утонченной стилизации и высокоранговой «искусственности», он подает его музыку несколько отстраненно, дозировано по нюансам, хотя и исключительно четко и упруго с точки ритмической пульсации и тембровой насыщенности. Оркестр Камерного театра в целом хорошо отзывается на руку маэстро, хотя его класс и оставляет желать лучшего.
Что касается вокала, то Опера Покровского никогда не отличалась первоклассными голосами, сила театра была в другом – в нетривиальном репертуаре, превосходной режиссуре, ансамблевости. Тем не менее, хорошие певцы и здесь были и есть. Нынешняя премьера «Повесы», по крайне мере, порадовала замечательной лирической парой центральных героев. Утонченная, хрупкая, со звонким и ровным голосом, умеющая петь аккуратно и стильно, Олеся Старухина предстала превосходной, почти идеальной Энн Трулав. Отличный образ – и вокально, и сценически – сумел создать Борислав Молчанов (Том): его звонкий, местами пронзительный, несколько прямолинейный тенор как нельзя лучше подошел к партии бездушного и легкомысленного молодого кутилы, а внешне Молчанов стопроцентно походил на эдакого с виду благовоспитанного, но по сути неприятного «мальчиша-плохиша» в английском стиле. Актерски был интересен и Алексей Морозов (Ник Шэдоу), создавший образ зловещий, брутальный и в целом отвратительный, однако его пение с заглубленным звучанием убеждало мало. Неплохой голос у Виктории Преображенской (Баба-турчанка), ровный и красивый – но слишком уж аккуратный (если не сказать, что маленький), что особенно проявлялось в сцене «домашней разборки» с Томом, когда скороговорки ее героини за более чем экономным оркестром терялись, тем не менее, совершенно.
В целом новую-старую работу Камерного театра можно только поприветствовать: столичная афиша пополнилась и в музыкальном, и в сценическом плане названием достойным и привлекательным.
Иллюстрация:
Уильям Хогарт. «Прием» из серии «Похождения повесы». 1732—33