По сравнению с театральным спектаклем опера в концертном исполнении всегда обострённо воспринимается как музыка в чистом виде, как воплощение партитуры, прежде всего. И велика ответственность тех, кто представляет на суд публики не забытое творение классика или редко звучащий опус, а произведение, с которым каждый культурный человек в нашей стране знакомится ещё в детстве, постепенно пропитываясь мелодиями Петра Ильича вместе со стихами Александра Сергеевича буквально насквозь. Здесь главное – не испортить, не обмануть зрительские, вернее, слушательские ожидания. Насколько это удалось коллективу московского музыкального театра «Геликон-опера» - вопрос спорный.

К явным плюсам этого вечера относится работа оркестра и хора театра под руководством Константина Чудовского. Молодой маэстро, своим романтическим обликом казавшийся alter ego Ленского, вложил не только темперамент в исполнение, но и, порой на грани, умение удержать солистов.

В не самой благодатной акустике Светлановского зала ММДМ явно перегруженным по балансу показался лишь финал Заключительной сцены. Не всегда прослушивались слова у хора, но и это можно отнести за счёт специфики помещения. Уплотнилась, стала качественней звучать струнная группа оркестра. Мелкие помарки заметны были во вступлении к Вальсу (Ларинский бал) и в Полонезе (начало 6-й картины). Несколько странным показался нарочито замедленный темп Мазурки (Котильона) – под такой не станцуешь! Возможно, режиссёрская задумка? Особо хочется отметить «новенького» – валторниста Сергея Аршаева. Ах, эти сокровенные восемь нот соло в сцене Письма! Кто только на них не киксовал! Чертовски неудобно написано. Обошлось чисто, благородным трепетным тембром. Так держать, юноша!

Певцы-солисты предстали командой, с которой, безусловно, поработала твёрдая режиссёрская рука Дмитрия Бертмана если не над мизансценами, каковых не было – вышли, ушли, убежали, сели, встали, взялись за руки, то над драматургией образов. Отмечу, что все дамы были в изысканных платьях, гармонировавших по цвету друг с другом и фасоном напоминавших моды пушкинских времён.

Помещица Ларина (Инна Звеняцкая) и Няня (Вита Микулина) вполне соответствовали каноническим представлениям о персонажах. Конечно, Филиппьевна без грима выглядела свежо и эффектно, и к Танюше очень душевно расположена, только интонационно не всегда точна. Один в двух лицах Зарецкого и Ротного, Дмитрий Скориков спел свои фразы корректно. Очень стильным французом вышел во фраке длинноволосый a la Ференц Лист месье Трике – Михаил Серышев. Куплеты прозвучали изящно, достойно.

Привычным князя Гремина в исполнении Алексея Тихомирова никак не назовёшь. Вместо солидности и седин – молодой привлекательный богатырь-Руслан с бородкой. Голос сочный, красивый, но светлый, показательные нижние ноты не так бархатисты, как у более басовитых коллег.

В партии Ольги, исполненной Ларисой Костюк, обладающей полнозвучным приятным меццо, тоже только одна, но очень известная ария: «Я не способна к грусти томной», в которой она умудрилась почти разойтись с оркестром, сдержанная за йоту от конфуза рукой дирижёра.

Очень неоднозначное впечатление оставил Ленский – Василий Ефимов. Любителей тенорового «металла» может привлечь этот громкий голос «медно-духовой» природы. Возможно и немногие старожилы, тоскующие об И. С. Козловском, обратят внимание на артиста – есть в его облике, манере пения некая истовость, слегка напоминающая Корифея. Вот только Иван Семёнович в таком количестве не позволял себе фальшивых нот, что особо недопустимо для выпускника Хоровой Академии! Ариозо «Я люблю Вас» прозвучало, как выстрелило, от форте до фортиссимо. И в сцене ссоры так же вызывающе Ленский начал «В Вашем доме…» - ну караул! Лишь третий раз в этой фразе, когда на плечо поэта легла внезапно дружеская рука Татьяны (вот режиссёрская жемчужинка!) обнаружилось, что г-н Ефимов умеет петь пиано!

Ну и Дуэль. Знаменитое и запетое «Куда, куда…» Начало порадовало если не sotto, то mezzo voce. Но смущали аффектированные «т» в конце фраз «готовиттт», «ловиттт» - так даже немцу «слабо». Зачем?

И опять на всю «поддав звучка» к финалу арии, наш Ленский упорно хотел перекричать Онегина в дуэте «Враги». В целом, поймала себя на том, что при явном наличии вокальных данных выше среднего, хорошей сценической фактуры и молодости артиста, образ показался на редкость необаятельным.

Ещё сильней расстроила Татьяна, которой попросту не было. Возможно, Елена Семёнова хороша сценически, возможно, она гораздо убедительней в партиях, написанных для её голоса – лирико-колоратурного сопрано. Но ни разу не слышала, чтобы пронзительно-белым звуком опереточной субретки (это про Адель в «Летучей Мыши», которая в репертуаре у певицы) исполнялась партия, в которой отказывали гораздо более округлым и мягким лирическим голосам, считая их недостаточно «мясистыми» для этого.

Все спето таким остреньким колокольчиком – так хотя бы чисто! Нет же, наметившееся ещё в начале «Письма» интонационное плавание к середине оного («...слова надежды мне шепнул») явно на четверть тона оказалось ниже оркестра, а в финале поистине прозвучало «…заслуженным укором» в отношении тональности. В Заключительной сцене проблема фальшивых нот и визгливых верхов вовсе заслонила и органичность поведения, и природную пластику артистки.

Не устаю удивляться прихотливости режиссёрского ума. Почему Дм. Бертман выбрал именно Е.Семёнову на роль Татьяны (а ведь она пела и в спектакле!), имея в арсенале богатый выбор настоящих лирико-драматических голосов? Загадка…

«Один в поле не воин» - но хотя бы один, Онегин! Вот на ком отдыхали и радовались все сенсорные датчики организма в тот вечер. Андрей Батуркин – артист опытный, очень крепкий профессионал. Его чуть холодноватый баритон в сочетании с интеллигентной внешностью - именно для этой титульной партии. И роль, образ Онегина много раз им сыгран-спет не только в «Геликоне», но и на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Наверное, можно найти «блох» и в его исполнении, пожалуй, в родных стенах на Большой Дмитровке я слышала Андрея в ещё лучшей вокальной форме. Но была в этом Онегине музыкальная осмысленность каждой фразы, и, самое главное и всё более редкое – Порода. Она сказывалась во всём – в полётности голоса, в умении разумно пользоваться нюансами, во взаимодействии с партнёрами. Даже в молчаливом стоянии у кулисы! Возьму на себя смелость – это лучший московский Онегин на сегодняшний день! И финальное «Позор, тоска, о жалкий жребий мой!» прозвучало в его исполнении словно с подтекстом в отношении партнёров.

На фото:
Московский международный Дом Музыки

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru