Из интервью Йонаса Кауфмана журналу «Макс Йозеф» — официальному изданию Мюнхенского летнего оперного фестиваля: «Для меня исполнение Lieder, возможно, самая тонкая форма пения с точки зрения эмоций. Это очень глубокое душевное переживание». И подобно тому, как солирующий музыкант всегда выберет инструмент того мастера, который наиболее близко по тембру соответствует эпохе и стилю музыки, так и признанный оперный лидер предстал на своём сольном камерном концерте совсем иным не только по тонкости эмоций, но и по самому качеству звучания.

Где вы, строгие критики, обвиняющие порой Йонаса Кауфмана в «перехимиченности», зажатости, чуть ли не в хрипловатости вокализации? Имеющий уши — да услышал бы абсолютно светлый, лёгкий, по-настоящему теноровый звук, без привычного в оперных партиях у этого исполнителя баритонального оттенка и даже намёка на форсирование. С трудом верилось, что этот «ювелир», мастер пиано-пианиссимо, ровно за месяц до того пробивал мощнейший вагнеровский оркестр и заставлял вибрировать воздух в Концертном зале Мариинского театра во время концертного исполнения «Валькирии».

И ведь не ленится человек каждый год в завершение насыщенного оперного сезона дарить родному Мюнхену новую программу – выбирать, учить, составлять тематические блоки… Но здесь сразу, не откладывая на потом, хочется сказать о втором равноценном партнёре вечера – постоянном концертмейстере Кауфмана Хельмуте Дойче. Подбор произведений - преимущественно заслуга маэстро Дойча, обладающего удивительной памятью, опытом и огромной нотной библиотекой. В студенческие годы именно Дойч был педагогом Кауфмана по камерному классу в Высшей школе музыки в Мюнхене.

Опять цитирую: «Встретившись спустя годы после обучения, я не первых порах не решался вообще что-то сказать Хельмуту Дойчу, старался формулировать свои вопросы очень аккуратно: "Могу ли я попросить, может быть, что-то по-другому", - на что он ответил: "Ты - сумасшедший, забудь, что я твой учитель, теперь мы - партнеры и должны работать вместе". Я знаю, есть музыканты, которым трения и споры со своими товарищами помогают выйти на совершенно новое измерение. Тем не менее, я очень рад, что наше сотворчество свободно от конфликтов. Приятно, когда у вас есть партнер, который чувствует то же самое, и предугадывает ваши идеи, и при этом знает сильные и слабые стороны певца».

Далее хочется продолжить слушательским впечатлением. Не довелось, увы, живьём слышать, как аккомпанировал Святослав Рихтер своему другу Дитриху Фишеру-Дискау. Но вот это музицирование было явно на том же высочайшем ансамблевом уровне. Не заметила никаких пианистических помарок у маэстро Дойча, а поиграть в программе было что, и, главное, редкий баланс яркого концертного звука на высокой рояльной палке, и мягкости аккомпанемента. Казалось, солист с таким пианистом чувствует себя абсолютно комфортно, одновременно и надёжно, и свободно.

Программу составляли не только музыканты, но интеллектуалы, для которых поэтическая сторона произведений не менее важна. В начале – шесть песен Ференца Листа. Первые три – «Отравой полны мои песни» и «В волнах прекрасных Рейна» на стихи Генриха Гейне и «Радость и печаль» на стихи Иоганна Вольфганга Гёте – прозвучали хорошо, но не стали откровением. А вот «Король из Туле» того же Гёте – это настоящий театр одного Актёра (двоих: Дойча считаем!). Отсылаю к блистательному переводу Пастернака «Король жил в Фуле дальной». Но, казалось, можно и не знать всей романтической истории про золотой кубок, что хранил несчастный король от своей возлюбленной – музыка стиха, исполнение и мимика Артиста завораживали. И даже совсем не зная немецкого, чисто фонетически начинаешь любить этот язык, и жалеть, что дикторы германских телеканалов не говорят так звонко и чётко, как Йонас Кауфман. Как лирическая передышка возникли «Колокола Мерлинга» на стихи Эмиля Куха.

И завершали блок Листа эффектные «Три цыгана» на стихи романтика-безумца Николауса Ленау, где естественно соединялся мадьярский разгул мелодии с «философией бродяги» в тексте: «Трижды я понял, как счастье брать, Вырваться сердцем на волю, Как проспать, прокурить, проиграть Трижды презренную долю» (перевод В.Левика).

Затем последовал, пожалуй, самый сокровенный момент вечера – Пять песен Густава Малера на стихи Фридриха Рюккерта. Малер – самый любимый композитор Йонаса Кауфмана, об этом он повторяет неустанно, порой в неожиданно причудливых формах вроде: «Кого бы из великих авторов прошлого Вы бы попросили написать что-либо для Вас лично? – Я хотел бы спеть Реквием Малера, если бы таковой был».

Впервые певец взялся за камерные произведения «своего» автора, глубокого и непостижимого порой, как пятое измерение. Безусловно, малеровский дух он прекрасно чувствует, и смысл мистических откровений Рюккерта передаёт залу. Но именно в Малере казалось, что потолок исполнения ещё не достигнут. Больше, чем где-либо, попадалось интонационно сомнительных нот, ощущалась некоторая невпетость. Даже то, что порядок песен был изменён, они звучали не так, как заявлено в программе, говорит о продолжающемся поиске. Запомнилось «Я пришёл в затерянный мир» - чья мелодия чем-то напоминает малеровский «шлягер» - адажио из 5-й симфонии, с которого, как правило, и начинается знакомство с Великим Густавом. В голове проносятся классические кадры Висконти из «Смерти в Венеции», звонкий крик: «Тадзиу!» - и…Солнечный свет на всём. Но именно ставшая финальной «В полночь» явилась и самым убедительным Малеровским номером – мрачная таинственность стиха обволакивалась узнаваемыми терпкими гармониями и мягким звуковедением исполнителей, а финальные строфы Кауфман выделил по-оперному ярко, дав понять истинный масштаб голоса.

Второе отделение концерта открыли Пять песен Анри Дюпарка –французский островок в немецком море. Дюпарк – прямо скажем, не самый популярный автор. Он из тех композиторов «второго эшелона», чья музыка легко превращается в скучную и банальную, когда лишь формально озвучен нотный текст. И вот здесь как раз проявилось различие - если до вершин гения Малера ещё есть пространство, куда расти и дотягиваться, до более скромный по масштабу дарования Дюпарк, хоть и тоже ранее не петый исполнителем, оказался полностью в его власти.

Качество французского произношения Кауфмана отмечали даже парижские критики после премьеры «Вертера» Массне в Опере Бастилии в январе 2010 года, в чём нельзя с ними не согласиться. Строки Шарля Бодлера «Приглашение к путешествию» звучали элегически, лёгкая грусть мелодии обволакивала обещания неги и восточных радостей. Так же стильно, очень по-своему был исполнен и наиболее известный опус Дюпарка – «Phidylé» на слова Леконта де Лилля. «Замок Розамунды» Робера де Боннера, «Печальная песня» Жана Лагора, и завершающая «Прошлая жизнь» на стихи того же Бодлера – и хотелось бы придраться, да не к чему.

Завершал программу многократно петый Йонасом Кауфманом, а потому особенно уверенный и яркий Рихард Штраус. Причём после заявленных в программе пяти песен публика аплодисментами и характерным чисто баварским топаньем (как дружно колотит ногами полный театр, где зал заполнен в основном людьми от 60 и старше – это надо слышать!) вытребовала себе ещё четыре «биса» того же автора-земляка, чьё детство и юность прошли как раз в Мюнхене.

Начав с изящной жанровой шутки про «Плохую погоду» на стихи Гейне через элегическое созерцание «Прекрасные холодные небесные звёзды» на стихи Адольфа-Фридриха фон Шока и сдержанную экспрессию «Освобождения» Рихарда Дехмеля исполнители перешли к резковатому озорству «Клятвы холостяка» из «Волшебного рога мальчика» и ликованию «Мы должны держать этот в тайне» того же фон Шока.

Четвёрка «бисов» тоже была выстроена как тематический блок. Первой прозвучала опять почти шутка – «О, горе мне» на стихи Феликса Дана, в продолжение был абсолютный страстный хит «Посвящение» на стихи Германа фон Гильм Розенегга. «Тайное приглашение» на стихи Джона Генри Маккая колыхало волнами от двух пиано, до откровенно-яркого фортиссимо. И завершающей точкой вечера стало философски-проникновенное «Не во сне я грезил об этом» - на стихи Отто Юлиуса Бирбаума, из позднего, практически последнего опуса 48 Рихарда Штрауса.

По окончании концерта не таким уж вызывающе-эпатажным показалось оформление программки-буклета. Условно безличный космонавт, парящий на огненном фоне среди почти церковных белых голубей – ёмкая метафора и прозвучавшей музыки, и стиля исполнителей. «Удивление несовместимостью», как тонко заметил про творчество Йонаса Кауфмана один коллега…

Автор фото — Е.Б.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru