Шесть лет минуло со дня премьеры «Богемы» в Арена ди Верона. В свое время она принесла публике множество удовлетворения и радости: заслуга постановочного тандема Арно Бернар — Уильям Орланди и великолепной пары вокалистов Фьоренца Чедолинс — Марсело Альварес. Редчайший случай, музыкальный и театральный праздник! На стенах висело много ружей, и все они под конец стреляли, да еще попадали в цель. Ныне спектакль вернулся на подмостки древнеримского амфитеатра, и во многом сохранил первоначальные блеск и очарование.

Постановка «Богемы» на сцене Арены вызывает законные сомнения — ведь эта интимная опера, с малым количеством персонажей, не дающая поводов для специальных эффектов. Честь и хвала художнику Уильяму Орланди, создателю удачной и вдохновляющей декорации — обошелся малым, а каков эффект!

Орланди «заливает» огромное пространство чистым белым цветом: сценическая площадка «замощена» плитами, которые во втором акте, сцене рождественского праздника, вспыхнут теплым светом. Вечная зима — один из «фирменных» знаков «Богемы»? Символ чистоты молодых мечтаний? То и другое вместе? Доминирует легко узнаваемый силуэт парижской мансарды, а вся скудная обстановка жилища «четырех мушкетеров» также белого цвета: печка, кровать, пианино, стол и стулья. Забрались же они и в самом деле высоко: все персонажи появляются из-под подсвеченной дыры в полу. Во втором акте декорация Орланди напоминает ящик Пандоры, только сыплются из него него не все возможные несчастья, а театральные сюрпризы: одна из частей конструкции распахивается и оттуда «вываливается» все, что необходимо для шумного веселья накануне рождества, включая барную стойку кафе «Момюс». Как и положено в Арене, на сцену нагнано много народу, включая продавцов птиц, классических танцовщиц, жонглеров, артистов на ходулях и пожирателей огня. Все это задумки режиссера Арно Бернара, в обычном театре показавшиеся бы излишествами, а, может быть, и вовсе невозможные. Здесь же, в пугающе огромном пространстве древнего амфитеатра, большое количество статистов, присутствие цирковых артистов, красочное мельтешение уместны и вызывают у публики неподдельно радостную реакцию. А уж два «спецэффекта» улетающие в темное ночное небо разноцветные воздушные шарики и золотой фейерверк в самом конце и вовсе провоцируют восторг сродни соприкосновению с чудом театра в детстве...

А чего стоит возвращение к печальной атмосфере в третьем действии, у заставы? Прикорнули под одеялами скорчившиеся от холода жандармы, трактир, где Марсель малюет вывески, а Мюзетта дает уроки пения, видимо, передвижной,— фургон на колесах. На этот раз белизна — эквивалент беспросветности. Но остроумно придуманная деталь вселяет надежду — молочницы развозят свой продукт на велосипедах, съезжая со сцены и лихо рассыпаясь по проходам между рядами кресел, а после обмена «любезностями» вроде «жаба» и «ведьма» и Мюзетта громоздится на велосипед и покидает не обремененного средствами возлюбленного... По-настоящему ловкое и элегантное завершение действия еще больше подчеркивает пронзительность расставания Рудольфа и Мими.

Заключительный акт предстает в ядовито-зеленом освещении. За время разлуки влюбленных «четырем мушкетерам», видимо, пришлось продать стол, стулья и даже кровать: Мими умирает на матрасе...

Спектакль Орланди-Бернара получается хорошо рассчитанным, без пустот, развлекательным и трогательным одновременно. Броскость и нарядность удачно соотносятся с сумрачной, царапающей сердце поэзией. В 2005 году успех театральной части не уступал успеху части музыкальной. Даниэль Орен, известный своей неуемной энергией, граничащей с эксгибиционизмом, в «Богеме» явился и ироничным, и блестящим, и полным патетики. Оказалось, что и кристальный лиризм не чужд его натуре: прекрасный вокал Фьоренцы Чедолинс и Марсело Альвареса в сопровождении его чуткого аккомпанемента приобрел подлинно звездный блеск. Альварес — Рудольф демонстрировал щедрость вокальную и душевную, завораживал прозрачностью дикции, богатством оттенков. Чедолинс — Мими — обладательница очень красивого и свежего тембра, пленяла как гладкостью, эластичностью линиии, так и трогательностью интерпретации.

Шесть лет спустя? Много воды утекло и, следовательно, многое изменилось. Если говорить о теноре — в худшую сторону. Постарел не только сам аргентинский певец, но и его голос. В первом действии он звучал откровенно устало, и всегда ожидаемая публикой ария «Che gelida manina» не подарила публике счастливых ощущений от красоты кантилены и сверхвысокой ноты (кстати, для Альвареса ария была транспонирована на полтона вниз). Огорчение вызвал и тот факт, что в финальном дуэте первого действия Альварес побоялся написанной у Пуччини верхней ноты и спел ее на октаву ниже! К чести тенора, вторую половину спектакля он провел гораздо лучше.

Фьоренца Чедолинс приехала в Верону похудевшей и помолодевшей. Но и на ее всегда пленявшем свежестью голосе (автор часто сравнивала его со вкусом зеленого яблока) оставило свой след время: вокальная линия предстала неоднородной и «разорванной». Как хотелось слушать любимую певицу, закрыв глаза и полностью отдавшись манящей красоте пуччиниевской кантилены! Но это оказалось невозможным: ухо поневоле сосредотачивалось на вокальных несовершенствах. Возможно, недавнее изучение труднейшей партии Амелии в «Бале-маскараде» негативно отразилось на интерпретации партии Мими.

Очень хорошо показались Лука Сальси в роли Марселя, Серена Гамберони в роли Мюзетты (хотя голос самый ординарный), Дейан Ватчков в роли Коллена.

Дирижер Джон Нешлинг ограничился уверенным тактированием и аккомпанементом солистам — маловато для пуччиниевской партитуры.

«Человек умирает, правительства сменяются, но мелодии «Богемы» буду жить»,— сказал Томас Эдисон.

Фото Ennevi любезно предоставлены Арена ди Верона

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru