Третий Большой фестиваль Российского национального оркестра, безусловно, запомнится своими вокальными программами и дозированным участием в нем самого маэстро Михаила Плетнева. Первое вызывает восторг, второе – определенное сожаление: концерты показали, что наилучшее качество коллектив демонстрирует со своим худруком, и прошлые фестивали, тотально проводимые им, в некотором смысле именно из-за этого были ярче: коли уж заявлен форум именно как демонстрация достижений оркестра прежде всего.

Но любителям прекрасного пения в этот раз было по-настоящему интересно, может быть, даже больше, чем на фестивалях предыдущих. Стартовав рециталом прославленной болгарки Веселины Казаровой, оркестровый праздник, спустя неделю, завершился двумя ударными концертами — какой из них лучше по совокупности впечатлений даже сложно сказать: в каждом было полно, почти по Пушкину, и божественной красоты, и вдохновенья.

Россыпи дивного искусства бельканто были явлены на первом из них, когда на сцене Зала Чайковского воцарились американские певцы Лоуренс Браунли и Сара Кобурн – представители молодой генерации заокеанских вокалистов. Оба – абсолютно неизвестные Москве, но уже завоевавшие признание, прежде всего, у себя на родине. Лично мне в прошлом году с искусством Лоуренса Браунли довелось встретиться дважды: на премьерах россиниевских «Армиды» в «Метрополитен» и «Севильского цирюльника» в «Ла Скала» и впечатления оба раза были очень большие. Сара Кобурн, только начинающая осваивать Европу, напротив, была для меня загадкой – интерес подогревался еще и тем, что певице доверены в Москве целых два выступления: кроме плетневского фестиваля это еще и сольный концерт в филармонии, запланированный на весну 2012 года.

Выступления обоих певцов определенно не разочаровали. Браунли предстал не просто мастером, но виртуозом колоратурного пения: с первого же выхода, а им оказалась суперсложная и в театрах обычно купируемая ария Альмавивы «Cessa di piu resistere», чернокожий tenore di grazia сразил московскую публику наповал точностью и искрометностью сверхдлинных пассажей. Расчет оказался верным: ударная ария вызвала шквал аплодисментов, и в течение всего концерта певца после каждого номера вызывали на поклоны не по одному разу. К чести Браунли, он не кривлялся, и выходил к русским слушателям всякий раз – несмотря на загипсованную ногу, певец честно хромал из кулисы на авансцену и щедро по-голливудски улыбался.

Голос Браунли – безусловная ценность: матовый звук, тёмный тембр, мягкая атака – все это так непохоже на подавляющее большинство так называемых россиниевских теноров, у которых резкий, металлический призвук и визгливость (нередко еще и с характерным дребезжанием) на верхних нотах – обычное дело. Браунли же всегда, на протяжении всего диапазона сохраняет благородную округлость звука, сверхвысокие ноты берет нежнейшим, но прекрасно опертым микстом – ни тени пронзительности и металлоподобной назойливости а ля Хуан Диего Флорес.

Сравнение с прославленным и куда более известным у нас перуанским коллегой неизбежно – один репертуар, одна весовая категория. Чернокожий «коротышка» Браунли, безусловно, уступает красавчику Флоресу не только внешними данными, но и в яркости и звонкости звука, прежде всего тех же верхушек, то также очевидно и то, что совершенно спокойно выдержит с ним конкуренцию в мастерском владении колоратурной техникой. Это было изрядно продемонстрировано и в упомянутом номере из «Цирюльника», и в суперхитовой арии Тонио из «Дочери полка» Доницетти, исполненных легко и изящно, с настоящим блеском.

Выгодно отличается от собратьев по цеху Браунли еще одним. Он не только виртуоз колоратурной эквилибристики – он не менее убедителен в кантилене, его легато на долгом дыхании безупречно ровно и наполнено по тону, в больших, протяженных фразах его красивый и неожиданный у легкого тенора тембр расцветает особо, он прекрасно владеет искусством нагнетания звучности, его динамические оттенки разнообразны и убедительны. Элегическую меланхолию и драматическую достоверность Браунли с блеском продемонстрировал в арии и сцене Артура из беллиниевских «Пуритан» и в сверхпопулярном романсе Неморино из «Любовного напитка».

Его партнерша по московскому концерту Сара Кобурн – певица совсем иного плана. Несмотря на заявленный репертуар, представленный по большей части нежными, лирическими героинями бельканто, у Кобурн – отнюдь не легкое, и даже не чисто лирическое сопрано: в ее спинтовом звуке много силы и трагических красок. Начав со знаменитой каватины Розины, певица сразу заявила о себе решительным, энергичным пением. У Кобурн красивый, яркий голос, большой диапазон, уверенный верх и достойная колоратурная техника, но и ее Эльвира из «Пуритан», и Джульетта из «Капулетти и Монтекки», и Лючия, также напористы и уверены в себе, как и Адина из «Любовного напитка», и уже упомянутая Розина. В искусстве сценического перевоплощения и интонационного разнообразия Кобурн еще только ищет свою дорогу, в то время как чисто технически вокалистка уже вооружена изрядно.

Обаятельная или даже просто красивая молодая артистка, с лучезарной улыбкой а ля Рене Флеминг, элегантная и с безупречной фигурой, Кобурн сразу понравилась залу, который она с первой ноты пыталась не очаровать, а покорить, завоевать – в ее энергичных посылах можно было усмотреть даже некоторую степень агрессивности. Возможно, это было от волнения, с которым Кобурн удалось окончательно справиться с помощью Браунли в дуэте из «Пуритан». Лично мне в ее пении не хватало нежности и какой-то инфернальности, которые, как мне кажется, должны быть в лирических героинях бельканто. Чисто с технической точки зрения не слишком убедили всегда спетые на форте верхушки: точные по звуковысотности, но одинаково громкие – а хотелось, хотя бы иногда, нежных, эфирных, парящих пианиссими…

За пультом Российского национального оркестра стоял Джузеппе Саббатини – третья оперная звезда данного концерта. Прославленный в прошлом тенор, выступающий теперь исключительно как дирижер, - идеальный на подиуме партнер для вокалистов. Бывший певец, конечно, прекрасно чувствует, где надо подержать фермату, где певца поймать, где укротить звучность оркестра и как в целом подать коллегу наиболее выигрышно. Кроме того, ему самому родная стихия раннеромантического бельканто невероятно близка, и с ним РНО «купался» в этой музыке куда более искренне, чем с Томасом Зандерлингом за неделю до того. Но в отличие от маститого немца у Саббатини не сложился с оркестром идеальный контакт, музыканты далеко не всегда реагировали на посылы маэстро. Оттого несколько нервически прозвучала россиниевская «Тарантелла», излишне громогласно увертюра к «Норме», а в увертюре к «Капулетти и Монтекки», где блестяще справились со своей трудной задачей духовики, было впечатление, что оркестр ведет дирижера, а не наоборот.

В целом же данный концерт оказался на редкость удачным и сам по себе – большим подарком московским любителям прекрасного пения: такие программы и в таком качественном исполнении услышишь в Москве, прямо скажем, не часто.

Зато уж Реквием Верди, великое произведение итальянской музыкальной литературы, прозвучавшее на закрытии фестиваля РНО, в Первопрестольной исполняют нередко. Один из последних вариантов – от маэстро Гергиева весной этого года на Пасхальном фестивале. Но всякий раз это, по сути, оперное полотно привлекает в зал рекордное количество слушателей.

Для своего Реквиема Михаил Плетнев, а в финале форума за пультом оказался наконец-то сам маэстро, придумал международный состав солистов и тройную мощь московских хоров в лице Юрловской капеллы, Камерного хора Минина и Русского хора имени Свешникова. В составе солистов накануне концерта произошли существенные изменения – до Москвы не доехали прославленная болгарка Александрина Пендатчанская и американец Стюарт Нил. А вот с тройным хором у маэстро получилось всё – в апокалиптических фрагментах «Dies irae» громоподобие тройного шквала голосов обескураживало. Но еще большее впечатление произвели пиано, которых Плетнев добился от этой «трехглавой гидры» - мурашки забегали по коже, когда несколько сотен певцов едва слышно пропевали Requiem aeternam eis...

Впрочем, в этот вечер у Плетнева получилось вообще всё – и замены вокалистов дела не только не испортили, но, думается даже и улучшили. Реквием в исполнении РНО под водительством его худрука прозвучал необыкновенно свежо, искренне и прочувствованно. Если сравнивать с последним гергиевским вариантом, который был более чем достоин сам по себе, стоит отметить большую палитру динамического разнообразия и абсолютную убедительность не только драматических кульминаций, но и проникновенных лирических частей. Контакт между маэстро и его подопечными был просто невероятный – и из этого рождалась настоящая, большая музыка. В этом океане совершенства хотелось утонуть.

Международный (а формально он таковым остался и после замен) квартет солистов порадовал несказанно. Маленькое недоразумение по части интонации вышло лишь в архисложном женском дуэте «Agnus Dei», в остальном же вокал был на уровне интерпретации Плетнева. Феноменальным стал дебют в Москве украинки Людмилы Монастырской: молодая киевская примадонна только в этом сезоне заявила миру о себе, успешно дебютировав на сцене «Ковент-Гардена» в вердиевских «Аиде» и «Макбете» (на последний у нее был контракт, а вот в «Аиде» ей пришлось спешно, всего за несколько дней до премьеры заменить итальянку Микаэлу Карози), и понимаешь, что ее успех в Лондоне был не случаен. Роскошный, огромный, невероятный по силе (а соревноваться-то надо было, помимо коллег-солистов и оркестра еще и аж с тремя хорами!) и яркости голос Монастырской заставил вспомнить о лучших временах оперы, когда большие, красивые и одновременно техничные голоса не были чем-то из ряда вон выходящим. Вокал Монастырской – это настоящее национальное достояние Украины. Природа щедро одарила певицу, но и певица добавила к этому всё по-серьезному – фундаментальное дыхание, истаивающие пианиссими, абсолютная регистровая ровность и такая же абсолютная тесситурная свобода, мастерская акустическая проекция звука на зал и, наконец, проникающий в душу эмоциональный посыл. Браво, Людмила!

Хороша была и болгарка Мариана Пенчева – ее густое и местами, особенно в нижнем регистре, зловещее меццо добавило в исполнение темных, тревожный красок. Если в пении Монастырской было больше стихии, то у Пенчевой, при отлично звучащем голосе как таковом, техническая выделка была на первом плане. Ее умное, академичное пение прекрасно сочеталось с сочным саундом украинской коллеги.

Впечатляющей оказалась и мужская пара. В пении прославленного мастера Роберто Скандьюцци ощущалась не просто житейская мудрость, но какая-то поистине библейская глубина: весомость, значительность пропеваемых фраз, произнесенных с большим чувством и благородством, оставили большое впечатление. Впервые с искусством итальянского басам мне довелось встретиться одиннадцать лет назад в Вене, где его страдающий король Филипп остался, пожалуй, одним из самых ярких воспоминаний. Отрадно, что за эти годы могучий и благородный голос певца не поблек нисколько, а лишь прибавил в мастерстве и прочувствованности.

Открытием стал и венесуэльский тенор Акилес Мачадо: у певца красивый лирико-спинто, в котором, однако, есть и драматические краски, и убеждающая мощь звучания. Яркий, полетный, с металлинкой голос кроме своих исходных превосходных данных пленил еще и культурой пения, замечательной выделкой голосового материала, неоспоримой музыкальностью.

Третий фестиваль РНО завершен. И завершен великолепной кульминацией. Праздник для московских меломанов, каковым оказалась в целом вся фестивальная неделя, случившийся в самом начале концертно-театрального сезона, получился. Поблагодарим же за большое искусство маэстро и его коллектив и будем надеяться на не меньшие откровения на фестивале № 4 в будущем году.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru