15 октября артисты театра «Санктъ-Петербургъ опера» встречали публику на сцене Эрмитажного театра. Давали оперу Дж. Верди «Риголетто», уже укоренившуюся в репертуарном списке. Премьера постановки состоялась почти 15 лет назад, в 1997 году. К слову сказать, в этом году «Санктъ-Петербургъ опера» во главе с художественным руководителем, народным артистом России Юрием Александровым, открыла 25-й юбилейный сезон.

Оперная постановка осуществлена на итальянском языке. Напомним, что из-за нежелания политических проблем венецианские цензоры перенесли место действия из Франции в Италию. Главного героя — короля Франциска I — сделали герцогом, а шута Трибуле (также историческую фигуру) заменили на «нейтрального» Риголетто.

Тем не менее, этим персонажам удалось остаться яркими и узнаваемыми благодаря гениальной музыке Джузеппе Верди. А итальянский язык добавил опере изысканности и более точного восприятия эпохи салонной культуры XVII-XVIII веков.

Что же касается авторского замысла нынешней постановки, то некоторые «драматургические» нити здесь были натянуты по-своему, но, как ощущается, с неизменным уважением к старику Верди. В опере выдержана определенная камерность замысла. Известно, что ее предусматривал и сам Верди. У Г. Маркези читаем: «В более камерной обстановке герои снижены и вдвинуты в тесные рамки, почти невозможные, судя по их «статуарности», но при этом они приближены к зрителям (и в дальнейшем, даже предпочитая более обширное пространство, Верди будет использовать приём подобных ограничений для непосредственного воздействия на зрителей)»

Вот и здесь, на сцене Эрмитажного театра, постановка смотрелась очень по-вердиевски. Камерная сцена делала обозримыми всех певцов, небольшой по составу хор (они же придворная свита и танцоры) и конечно, оркестр (дирижер Роберт Лютер). Кстати, даже в самой оркестровой яме предусмотрен ряд для зрителей.

В чем же авторство постановки Юрия Александрова? Основная драматургическая нить постановки — тема «маски». Помимо того, что актеры буквально их носят, создавая при этом определенный сценический образ, они еще способны их снять. Так, Риголетто, приходя домой, снимает свой горб и маску как бутафорию, сценический образ, в котором его привыкли воспринимать другие. Герой предстает перед нами как «обычный» человек, любящий задеть за живое других и с ухмылкой поиздеваться. Идею масковости раскрывает и простая, на первый взгляд, сценическая бутафория — некий каскад дверей, из которых в разное время и появляются разные персонажи. Иногда они так и не решаются выйти за дверные пределы и исполняют свои сольные партии издалека (например, Джильда в финальном квартете), иногда пропадают в облаках дыма, который характеризует, очевидно, некое бытие «по ту сторону маски».

Вот на эту волшебную ниточку и нанизал режиссер все привычные нам оперные персонажи. Все герои оказались достаточно узнаваемы. Однако меня немного смутила фактура «необъятного» герцога и субтильного баса Спарафучиле. Будь моя воля, я бы поменяла их местами. Ведь обольстительный герцог должен быть строен и подтянут, а Спарафучиле — устрашать собственным видом, исторгая судьбоносные «нижние ноты».

Также, как мне показалось, артисты достаточно долго «раскачивались» и не пускали в зал «вердиевскую» энергетику. В оркестре тема проклятья прозвучала вяловато, валторны не строили в звучании. В первой балладе Герцога «Questa o quella per me pari sono» не было синхронности с оркестром, оттого соло прозвучало несколько тяжеловато. Ситуация изменилась при появлении баса Спарафучиле (Валентин Аникин), который в своем номере замечательно взял низкую ноту и после этого в воздухе возникла атмосфера умиротворения и гармонии.

Прекрасно прозвучал дуэт «согласия» Риголетто (Сергей Белоусов) и Джильды (Светлана Арзуманова) «Figlia! — Mio padre!» Теплота и доверительность отношений отца и дочери мастерски показаны в опере с помощью протяжной итальянской кантилены, вокальных интонаций, приближенных к бытовой речи и делающих их максимально открытыми для восприятия. Консонирующие гармонии терций и секст ласкали слух и настраивали на нужный градус.

Романтичный образ Джильды дополнила ее сольная ария «Caro nome che il mio cor». Номер был грамотно выстроен вокально, все колоратурные пассажи тщательно пропеты, единственное,— в каденциях немного не хватало широты дыхания, и верха оказались слегка задавленными. Но публика, безусловно, оценила прекрасную вокальную форму певицы заслуженными аплодисментами. Вообще абстрагированность от русской речи (а опера, напомним, шла на итальянском языке) всегда дает больше возможностей проникнуть непосредственно в сам музыкальный пласт, ощутить больше нюансов и тонкостей.

Во втором действии восторженную реакцию публики снискала ария Герцога (Сергей Алещенко) «Parmi veder le lagrime», которая показала во всей красе вокальные возможности персонажа героя-любовника. Единственный минус был в том, что соло на доли секунды расходилось с партией оркестра, которое выровнялось, наверное, только к последнему и триумфальному номеру в третьем действии — песенке Герцога «La donna e mobile». Но минус ставим, конечно, оркестру. Певец находится в великолепной вокальной форме. В определенные моменты мне показалось, что он так увлекся народностью итальянских интонаций, что перешел с округленной оперной манеры звукоизвлечения на более открытую и общедоступную, как мы бы выразились сейчас, «попсовую». Но эти нюансы лишь добавили шарма образу Герцога.

Отдельных слов заслуживает работа хора. Верди прозорливо наделил его звучание множеством разных красок. От изображения безликой толпы и далее становясь носителем зла, в последнем действии хор растворяется в имитации звуков ветра и грозы, предвещающих трагический исход событий. А ведь хор это по существу вокальный ансамбль из 10-12 человек, который взял на себя недюжинную нагрузку по наполнению звукового пространства яркими тембрами и гармониями. Поэтому говорим bravi и хору.

Трагическая линия в опере, тянущаяся от проклятия Монтероне (Николай Михальский) в первом действии, завершается двумя блистательными ансамблями в третьем действии — квартетом «Un di, se ben rammentomi» с участием Маддалены (Лариса Иванова) и терцетом «Somiglia un Apollo quel giovine», исполненным «фатальным» составом: Джильдой, Маддаленой и Спарафучиле. Они предвещают трагическую развязку сюжета. Для каждого персонажа наступает свой «момент истины». Вот что пишет М. Друскин о вокальных ансамблях оперы: «В музыке квартета с замечательным совершенством воплощены противоречивые чувства: любовное признание герцога, задорные, насмешливые ответы Маддалены, скорбные вздохи Джильды, мрачные реплики Риголетто. Следующая сцена, сопровождаемая хором за кулисами, поющим с закрытым ртом, проходит на фоне грозы, которая подчеркивает душевное смятенье Джильды; драматизм достигает апогея в тот момент, когда доносится беззаботная песенка герцога». Как известно, и сам Дж. Верди говорил, что в сюжете «Риголетто» его интересует именно психологическая драма героев.

Трагические звуки колокола сопровождают последнюю сцену прощания Риголетто с Джильдой, плавно переходящей в метафизическое состояние. Джильда одновременно и покидает нас и остается с нами. Что ж, в такие моменты в пору говорить о великой силе искусства, влияющей на сердца людей. Пожелаем же «Риголетто» долгой и интересной сценической судьбы.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru