Если вам жаль оперу, которую слишком часто низводят с полагающегося ей пьедестала Владычицы до ранга Золушки, ваш путь в этом году лежит на Вердиевский фестиваль в Парме и ее окрестностях. Фестиваль открылся «самой мелодраматической из всех мелодрам», и любители оперы могли присутствовать на красивейшем (быть может, самом красивом на памяти автора) «Бале-маскараде», в декорациях и костюмах ныне покойного Пьерлуиджи Самаритани.

На дворе кризис, о конце которого часто говорят, но который пока что-то не кончается. Так что часто прибегают в практике копродукции, перевозя спектакли из одного города в другой. Вот и пармский «Бал-маскарад» плавно переехал в соседнюю Модену, где его посчастливилось увидеть автору этих строк.

Красивый, даже более, изумительный по красоте спектакль. Но и праздник музыки состоялся! Если вокальный состав предстал достойным, то относительно дирижера Джанлуиджи Джельметти во главе оркестра Вердиевского фестиваля никаких сомнений возникнуть просто не могло. Старый лев с побелевшей гривой, грузно восседая на стуле, провел оперу с бушующей энергией, безупречным чувством темпоритма (темпы порой были преувеличенно быстрыми), сделав из вердиевской партитуры нечто очень компактно-отточенное и одновременно излучающее потоки света и нежности, так что прикрывание глаз от удовольствия было самым обычным делом. Особенно отличился Джельметти в ансамбле с хором, завершающем первое действие, терцете Ричарда, Амелии и Ренато во втором, ансамбле заговорщиков в первой картине третьего. Настоящее, высокое музицирование!

На сцене пармского театра «Реджо», а вслед – в театре «Комунале» имени Лучано Паваротти в Модене предстала постановка знаменитого сценографа Пьерлуиджи Самаритани, впервые вышедшая на суд зрителя в Парме в 1989 году. «Режопера» в те вечера получила выходной, и хотя автору не раз с пониманием и восхищением приходилось писать о нынешних постановках классических творений, она присоединилась к значительному количеству людей, испустивших вздох облегчения. На пармско-моденском «Бале-маскараде» ухо насладилось, а взору и вовсе предстал подлинный пир.

Читатель уже понял, что Самаритани не переносил историю запретной любви и мести в другие эпохи, так же, как и не мудрствовал лукаво, создавая декорации. Приемный зал губернатора Бостона и кабинет Ренато теми и остались, и на «l’orrido campo» с остатками развалившихся стен и покосившимися крестами пришла Амелия искать траву забвения, не говоря уже об ослепительных блеске и роскоши бального зала, в котором свершилось ужасное убийство. Интерьеры Самаритани явили чистоту и благородство линий, изысканное сочетание цветов, радующее глаз расположение источников света. Чистая красота – кто рискнет утверждать, что не нуждается в ней?

А вот о режиссуре (спектакль восстановлен Массимо Гаспароном, учеником и постоянным сотрудником Пьер Луиджи Пицци) говорить было трудно, если не невозможно. Превосходная, манящая «картинка» таковой и осталась, ибо не нашла достойной союзницы в лице режиссерской идеи. Детишек, одетых «под Оскара», скрипачки в малиновом платье, играющей беззаботную мелодию, под которую Ренато поражает Ричарда, маловато для того, чтобы «вытанцевался» спектакль.

Опасения и замирания сердца понятны, когда любитель оперы бросает взор на афишу, чтобы узнать, кто выступает в роли Ричарда, которая предъявляет высочайшие требования к исполнителю. Да еще дело происходит в театре «Комунале» в Модене, который ныне носит имя своего великого земляка Лучано Паваротти, который обожал «Бал-маскарад» и навсегда останется эталоном в том, что касается партии Ричарда. Что же, Эктор Сандоваль «проскочил». В активе у мексиканского тенора тембр, вполне соответствующий понятию о романтическом герое, искренность, увлеченность и даже наличие некоторой артистической харизмы. Выходной сольный фрагмент «La rivedrò nell’estasi» прозвучал несколько тускло, вокальная линия чуть резала слух неоднородностью. В баркароле второй картины первого действия и особенно знаменитом «E’ scherzo od è follia» Сандоваль реабилитировал себя, в потрясающем любовном дуэте показал способность увлечь слушателя. И снова тускло и неоднородно прозвучал романс, открывающий заключительный акт. Вырастет ли Эктор Сандоваль в настоящую звезду?

Молодая американка Кристин Льюис полностью заслужила горячий прием в убийственной партии Амелии. Голос лирико-драматического плана, теплый, но далекий от совершенства, неоднородный, с «царапающим» оттенком, как у многих цветных певиц. Но и достоинства певицы велики: большая музыкальность и ощущение драматического нерва музыки.

Опытный баритон Карло Гуэльфи явил Ренато грубоватого и мешковатого, хотя и убедительного. Его средний регистр звучен и крепок, а верхние ноты режут слух тремоляцией. И все же Гуэльфи удалось отвовевать ушедшую было из-под ног территорию: он отлично спел знаменитую арию «Eri tu che macchiavi quell’anima», многие места партии пленяли выразительностью, а в ансамблях его вокальная линия всегда была отчетлива и проникновенна.

Серена Гамберони – Оскар сияла как самая яркая звездочка спектакля: обаятельная, уверенная в себе, с теплым, искристым голоском. Прелестные арии, вложенные в уста Оскара Верди, чем-то напоминали янтарный мед, что медленно капает с ложки. Николь Пикколомини в роли Ульрики блеснула голосом ярким и звучным, но несколько огорчившим невыровненностью регистров.

Привычная картина осеннего пейзажа за стенами красивого театра и привычное ощущение осеннего времени, в которое вступила Владычица Опера: абсолютное преобладание пожилой и очень пожилой публики. Впрочем, пожилой оттенок носил и спектакль, такой красивый и такой статичный...

Фото: Roberto Ricci, Teatro Regio di Parma

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru