Этому артисту было посвящено уже много материалов на нашем портале. Но все интервью до сих пор были — переводными: с итальянского, немецкого, английского, французского. Интерес западных журналистов к баварскому тенору обусловлен не только его популярностью у самой разной публики, но и быстро распространяющимися среди пишущей братии слухами о незаурядном уме, такте и умении Йонаса Кауфмана нестандартно мыслить и интересно отвечать на любые вопросы на всех перечисленных языках без переводчика. Спрос на общение с ним у прессы так велик, что не стой на страже доверенное лицо, пресс-агент Томас Фойгт — так и пришлось бы с утра до ночи принимать Господину Тенору корреспондентов, не оставляя времени собственно для пения.
И всё же, прослушав и перечитав практически все материалы с сайта jkaufmann.info и биографическую книгу о Кауфмане «Meinen die wirklich mich» («Неужели это сделал я?»), я не нашла ответов на некоторые вопросы, родившиеся после многочисленных просмотров и прослушиваний его выступлений.
Подогревало и ехидство друзей-вокалистов: «Интервью с самим Кауфманом? А с английской королевой не хочешь?» Теперь, более чем через десять месяцев, прошедших с первого письма к его агентам, могу подтвердить — с Её Величеством, возможно, добиться контакта было бы проще, всё же она «пенсионерка» по возрасту, и имеет гораздо больше свободного времени.
Внезапный приезд Кауфмана в Санкт-Петербург дал шанс личной встречи, но, увы, возможность интервью была упущена по причинам организационной неразберихи и некоторой «секретности», сопутствовавшей его приезду. Про русские впечатления и планы артиста — в материале коллеги Екатерины Беляевой, которой удалось поговорить с Йонасом, пользуясь знанием немецкого и давним знакомством, вопреки всему и всем (см. здесь).
А в родном Мюнхене, где мне довелось побывать на оперном фестивале минувшим летом, ещё раз очаровавший воспитанностью и мягкими манерами дорогого врача-педиатра Йонас был непреклонен — все официальные контакты с любыми изданиями только через господина Фойгта. «Да перешлите мне вопросы по-английски, он Вам ответит!» — бодро обещал Томас Фойгт.
А далее — внезапная тревожная болезнь и операция Кауфмана, более чем на месяц выбившая его из привычной жизни. Затем — постановочная эпопея в Нью-Йорке, «Фауст», взбудораживший наше Интернет-сообщество первой прямой трансляцией в России 10 декабря. Вопросы были переделаны с учётом «момента», то есть «Фауста».
И чуть ли не впервые порадовала почти двухнедельная разница между Западным и Православным Рождеством. Как Вакула царские черевички в волшебную ночь перед Рождеством, так и мы получили долгожданные ответы отдохнувшего на каникулах тенора. Да здравствует чудо святой ночи!
Надеюсь, наши читатели не удивятся отсутствию «обычных» вопросов про становление, биографию, вокальные проблемы, имевшие место в молодости певца. Не хотелось и тривиально в сотый раз расспрашивать Йонаса про нетипичную для немца «латинскую» внешность или интересоваться, как он, бедненький, «уживается» с собственной красотой. Про всё это легко можно найти в Сети.
Итак, начнём с последней премьеры в Нью-Йорке, освещённой на страницах нашего журнала.
— Всем известно, что либретто «Фауста» Ш. Гуно лишь условно связано с гениальной поэмой И. В. Гёте. Считаете ли Вы, что теперешняя постановка в «Мет», перенос действия в ХХ век режиссёром Дезом Мак-Ануффом ближе к оригиналу, чем традиционно-романтическая трактовка?
— Я не думаю, что эта постановка ближе к Гёте, чем к Гуно. Мне кажется, режиссёр скорее искал способ донести сюжет оперы до аудитории, которой история ХХ века гораздо ближе, чем времена доктора Фауста. Его идея состояла в том, что один из ученых, создавших атомную бомбу — может быть, Роберт Оппенгеймер, может, кто-то еще — кончает жизнь самоубийством после того, как узнаёт о бедствиях Хиросимы и Нагасаки. История Фауста и Маргариты является своего рода видением в момент клинической смерти, с последующим несчастным концом.
— В сентябре, будучи в Стокгольме на праздновании 100-летия Юсси Бьёрлинга, в телевизионном интервью шведской певице Малене Эрнман, Вы полушутя заметили, что если сниматься в кино, то исключительно в роли «плохого парня», потому что всё время быть хорошим скучно. Фауст — далеко не положительный персонаж, он губит невинную девушку, Маргариту. Это хотя бы отчасти удовлетворяет Ваше желание сыграть отрицательного героя?
— Не совсем. Я имел в виду скорее героев вроде Яго или Скарпиа. Вот таких злодеев я бы действительно хотел сыграть, изобразить коварство и злобу в чистом виде. Фауст — иное дело. Он не плох сам по себе, но договор с дьяволом толкает его на ситуации, требующие дурных поступков. Это очень трудная задача — изобразить его симпатичным, несмотря на его нечестное поведение с Маргаритой, тем более, что либретто не дает нам даже намека, почему он бросил ее в трудную минуту.
— Собираетесь ли Вы смотреть новый фильм «Фауст» Александра Сокурова, снятый в оригинале по-немецки в Германии? Эта неординарная работа нашего элитного мэтра уже получила «Золотого Льва» в Венеции минувшим летом.
— Я еще не видел этот кинофильм, но он мне, безусловно, очень интересен. Вы знаете, фаустианский миф — это такое широчайшее пространство, там множество аспектов и трактовок, которые неисчерпаемы!
— Есть ли разница для Вас между рядовым спектаклем или прямой трансляцией по всему миру, которую смотрят одновременно два миллиона человек? Это Вас воодушевляет или пугает? Не мешают ли неизбежные в этом случае радиомикрофоны на теле?
— Меня прямая трансляция не вдохновляет как-то особо, но и не пугает. Я всегда стараюсь отдать максимум, независимо от того, слушает меня обычный зал, в котором, как в нью-йоркской «Метрополитен-опере», 4000 человек, или два миллиона. Конечно, если на сцене вдруг что-то идёт не так, как надо, это гораздо более раздражает, если происходит перед огромной массой людей. Поучаствовав уже в очень многих аудио и видеотрансляциях, могу сказать: рабочий ритм за кулисами обыкновенный, но напряжение на сцене, конечно, более интенсивное, чем в каждодневном спектакле. Я не думаю об этом в процессе спектакля, скорее, осознаю уже после окончания.
Микрофоны не мешают мне, если достаточно времени для изменения грима и причёски. В первом действии «Фауста» превращение старца в молодого Фауста должно быть очень быстрым, и я вынужден предельно осторожно обращаться со шнурами и радио-петличкой. Пожалуй, больше раздражают постоянные поправки костюма, парика и грима во время HD и телетрансляций.
— Про Ваше трепетное отношение к Джорджо Стрелеру, с которым удалось поработать в 1998-м году над «Cosi fan tutte» известно. Именно встречу с этим мастером Вы определяете как свой актёрский «прорыв». Но кто учил Вас сценической технике, пластике? Например, в видео «Кармен» из «Ла Скала» 2009-го года есть кадры репетиции, где Йонас Кауфман так лихо отплясывает с цыганами в таверне Лилас Пастья, что искренне жаль, что Вам редко удается танцевать на сцене. Насколько серьёзна была хореографическая подготовка у Вас в Высшей школе и нужна ли она вокалисту?
— У нас в Высшей школе Мюнхена был очень хороший преподаватель румыно-венгерского происхождения по сценическому движению, танцам и фехтованию. Его уроки здорово помогли мне. Я имею в виду, всегда лучше быть подготовленным заранее, чем позориться на глазах у всех. Из документального фильма о съёмках «Унесённых ветром» я узнал, что Кларк Гейбл страшно нервничал, когда надо было танцевать в кадре. Конечно, как дамский любимец, он должен был создавать образ прекрасного танцора, и это требовало от него больших усилий, потому что специальной хореографической подготовки у Гейбла не было. Похожих ситуаций я хотел бы по возможности избегать.
— Удивляет, даже поражает Ваша способность мгновенно выходить из образа сразу с падением занавеса. Только что умирающий Вертер или страдающий Лоэнгрин, щёлк — и сияющий улыбкой счастливого труженика современный молодой человек. В русской оперной, и вообще театральной, традиции старшее поколение актёров специально указывало молодёжи, что первый поклон — ещё в образе. Сама слышала, как коллеги укоряли Отелло, что он слишком радостный «убийца» на поклонах.
— Вы хотите сказать, что первый поклон должен быть с жестами и характером персонажа, которого только что играл? Мне это кажется довольно странным, тем более, если персонаж только что умер на сцене. Нет, после заключительного занавеса я опять Йонас Кауфман, и не имеет значения, одет ли я всё ещё в театральный костюм или нет.
— Не надоел ли Вам излишне натуралистичный кровавый грим в «Тоске» или «Вертере»? Как Ваши дети реагировали на замученного папу в мюнхенской «Тоске», крупные планы из которой бьют даже по взрослым нервам? Не кажется ли Вам, что это нарушает ту «правду условности» в опере, о которой писал Франц Верфель в своём «Романе оперы»? Знаю, что именно Вам «не слабо» сыграть страдание и по Станиславскому в чистой рубашке, а не с раскрашенным «клюквенным соком» лицом.
— Я уверен, что чересчур реалистичный грим не нужен в большинстве опер, но необходим в произведениях веризма, и особенно в «Тоске», сюжет которой просто требует кинематографического реализма. Только подумайте о сцене пытки во втором действии! Если мне не сделают каких-либо полос крови на лице и рубашке, ручаюсь, что вот тогда мои дети спросят впоследствии, что случилось гримом… Кроме того, если это смотрится немного слишком на крупных планах и трансляциях, следует иметь в виду, что «раскраска» делается и для зрителей в театре, сидящих достаточно далеко.*
— Нет ли желания сняться в фильме-опере? Допустим, «Лоэнгрин» к 200-летию Р. Вагнера в 2013-м в стиле «Властелина колец» или «Хроник Нарнии», чтобы и подросткам можно было показать. Или открывать рот под собственную фонограмму для Йонаса Кауфмана немыслимо?
— Синхронизация артикуляции к воспроизведению звука — вечная проблема, и, по большому счёту, это всегда заметно в фильмах-операх. Я предпочитаю вариант, когда из нескольких живых спектаклей монтируются наилучшие фрагменты и делается DVD. Сниматься в кино — это совсем другая история. Я бы очень хотел попробовать, но только без пения!
— Говорили ли Вам об особой инструментальности, то есть выровненности голоса, сходстве с тембром струнного альта? Или чувствуете «родство» с другим инструментом?
— Рената Скотто сказала, что мое пение напоминает ей виолончель темной окраской и линией легато.
— Идея, пришедшая в голову моего 14-летнего сына, глядя на Вашего Зигмунда. Что, если поступит предложение от компьютерной компании использовать Ваш облик и голос для создания музыкальной видеоигры по мотивам, допустим, «Кольца Нибелунгов»?
— Если такая игра приведёт в оперный театр молодёжь, подростков — это прекрасная идея, соглашусь охотно!
— Ваше отношение к студийным записям. Довольны ли Вы звучанием собственного голоса на CD? Честно говоря, последний сольный диск «Арии веризма» разочаровал плоским искусственным саундом в больших динамиках, но Ваш голос чудесно звучит в наушниках и на компьютере.
— Я не хочу обвинять звукорежиссёров и всех прочих, кто пытается создать самое лучшее звучание, но типичный «цифровой» звук — дитя нашего времени. Слушая свои студийные работы, сожалею, что эпоха аналоговых записей миновала. У них была особая «ура», которой мне ужасно не хватает сегодня. Но это — единственный ностальгический момент. Вообще я очень рад жить во времена Интернета и компьютера.
— Как раз, напоследок, про Интернет. Вы — один из самых «сетевых» оперных певцов. Как относитесь к изобилию Ваших выкладок на You Tube?
— Я весьма польщён, что на YouTube так много видеоклипов моих выступлений, концертов и телепередач, хотя наверняка среди них есть некоторые, которые мне не нравятся. К сожалению, у меня нет времени просматривать всё и реагировать на посты и комментарии. Но вообще, я очень рад, что есть такая вещь, как YouTube. Стоит начать смотреть, с трудом заставляешь себя остановиться. Постоянно находишь очень редкие материалы, связанные с великими певцами и актёрами, просто целый «остров сокровищ»!
Особая благодарность переводчикам: Августе Златкис (перевод вопросов на английский), Татьяне Беловой и Татьяне Манук (перевод ответов с английского).
На фото:
Йонас Кауфман (© Dietmar Scholz)
Йонас Кауфман после Лидерабенда 26 июля 2011г., Мюнхен. Авторское фото любезно предоставлено Екатериной Беляевой (публикуется впервые).
* Восприятие пристрастия Кауфмана к «боевой раскраске» несколько изменилось после посещения знаменитой Старой пинакотеки в Мюнхене, «на родине героя». Даже иконы 14-15 веков изобилуют откровенными изображениями ужасов мучений грешников и Страстями Христа и святых. Поражает наивность примитивного средневекового письма и дотошное смакование крови, ран, выпущенных кишок и т.д. И ведь на таком искусстве воспитывался не только Йонас и многие его западные коллеги, но и десятки поколений их предков! Заметьте, никогда не найдёте большого количества льющейся крови на византийских, и особенно русских культовых произведениях живописи. Возможно, это глубинная разница менталитетов, возникшая задолго до Станиславского, чьё начало кроется в Великой схизме 1054 года?