«Сказки Гофмана» в постановке Бархатова

Оперная режиссура достигла немыслимых высот... Сегодня, чтобы приблизиться к пониманию идей постановщика, совершенно недостаточно знать музыку, либретто оперы, историю её постановок. Напротив, такие знания подчас затрудняют следование за свободным полётом фантазии режиссёра.

Но, к счастью, современные демиурги новой оперной реальности не оставляют своих адептов один на один с конечным результатом своего творчества. Понять замысел художника помогают его интервью, театральные релизы и буклеты, статьи и рецензии сведущих журналистов.

Перед посещением новой постановки «Сказок Гофмана» Оффенбаха в Мариинском театре нужно непременно проделать немалую подготовительную работу.

«Сказки Гофмана» в Мариинском театре

Во-первых, посмотреть два американских и один французский кинофильм, вдохновлявших режиссера-постановщика Василия Бархатова.

Из «Сияния» Стэнли Кубрика по Стивену Кингу и «Игр разума» Рона Ховарда мы должны понять, что главный герой оперы поэт Гофман, так же как и персонажи этих фильмов, страдает шизофренией в острой форме.

«Обычных людей Гофман начинает воспринимать как героев своих фантазий», — подсказывает неискушенному зрителю режиссер.

«Гофман в моем спектакле — социопат. Он сидит в своей комнатке, избрав объектом любви девушку в окне дома напротив, за которой он наблюдает днём и ночью и которой придумал имя Стелла. Это уже напоминает «Соседку» Жана Трюффо», — продолжает Бархатов.

Во-вторых, внимательно прочитать синопсис, опубликованный в театральном буклете, из которого можно узнать массу интересных подробностей.

«Сказки Гофмана» в Мариинском театре

Например, о том, что советник Линдорф и юный Никлаус — всего лишь два alter ego, доброе и злое, в воспалённом сознании Гофмана. Или о том, что третье действие — «Джульетта» (данная постановка основана на версии Мишеля Кайе, в которой восстановлен авторский порядок актов (Олимпия — Антония — Джульетта), диалоги заменяют речитативы — прим. И.Ф.) — происходит не на балу в Венеции, а на рождественском представлении-маскараде в домашнем театре Гофмана.

В-третьих, желательно проникнуться ощущением того, что «спектакль Мариинского театра — едва ли не единственная из выпущенных за последние годы версий "Сказок Гофмана", не выглядящая "книжкой-раскраской"», и что «содержание [постановки] не исчерпывается частными режиссерскими ходами, а заключается в самой структуре действия — сообщающей незаконченной опере невиданную ранее целостность», изучив статью о морфологии нового спектакля.

Рецензент добросовестно вооружился необходимыми знаниями и теперь, не претендуя на полную достоверность, попытается перечислить наиболее яркие фантазии режиссёра.

Первый роман Гофмана происходит в вирутальной реальности. Под присмотром армии психиатров, Гофман в 3D-очках и датчиках, подсоединенных к компьютеру, пытается настигнуть постоянно ускользающую фотомодель-Олимпию, которую мы видим на большом экране. Довольно комично смотрится как он водит руками или танцует с медсестрой, видя в «волшебных очках» совсем другую картинку. Компьютерную девушку озвучивает певица с микрофоном, у которой по неизвестной причине периодически садится голос.

«Сказки Гофмана» в Мариинском театре

Музыка второго акта частично заглушается потоком воды, проникающим сквозь потолок холостяцкой квартиры Гофмана. Начинающая певица Антония предусмотрительно появляется в жёлтых резиновых сапогах и дождевике. В конце действия мы присутствуем на концерте ожившей матери Антонии — оперной примадонны. На ней — алое концертное платье, оркестром дирижирует виновник её смерти — доктор-шарлатан Миракль. Не в силах бороться с искушением сценой и славой, презрев любовь Гофмана и противопоказания врачей, Антония присоединяется к пению матери. Конец этой печальной истории известен всем...

Под звуки знаменитой Баркаролы из третьего действия к телу певицы Антонии, видимо пролежавшему на сцене весь антракт, поклонники возлагают цветы.

Дальше становится ещё «веселее». Персонажи прозы немецкого писателя-романтика Эрнста Теодора Амадея Гофмана (прототипа главного героя оперы) — Мышиный Король, Щелкунчик, кот Мурр — оживают и становятся свидетелями жутких сцен.

«Сказки Гофмана» в Мариинском театре

В начале Гофман убивает бывшего любовника куртизанки Джульетты Шлемиля, чтобы завладеть ключом от ее спальни. Потом Джульетта душит Гофмана, и его лицо отпечатывается на подушке в руках куртизанки, которая таким экстравагантным способом крадет отражение поэта.

Ну а дальше до этого только протекавшая, причем не только в переносном, но и прямом смысле, крыша [квартиры] Гофмана едет окончательно и бесповоротно вниз, грозя раздавить участников маскарада. На этой крыше расположились на кровати Джульетта и её новый любовник Питикиначчо. Желая отомстить за смерть Гофмана, сексуальный маньяк в свою очередь душит вероломную куртизанку.

В эпилоге с облаков захватывающих дух фантазий мы опускаемся на землю...

Прекрасная незнакомка Стелла, за которой Гофман наблюдал с помощью бинокля и приборов ночного видения на протяжении всего спектакля, съезжает с квартиры из дома напротив. На окнах её квартиры — надпись «Sale» («Продаётся»).

Опера заканчивается песенкой Гофмана: «Фрик-фрак! Клик-клак! Вот наш крошка Цахес!». Гофман одевает себе на голову картонную коробку, символизирующую голову Циннобера, тем самым превращаясь в маленького оборотня из повести Эрнста Теодора Амадея Гофмана...

«Сказки Гофмана» в Мариинском театре

Постановка Василия Бархатова представляет собой настолько яркий поток сознания, что невольно закрадывается подозрение, а не является ли сам Гофман альтер-эго режиссера?

Благодаря его объяснению, мы можем заглянуть в будущее и узнать о том, что случится с нашим героем после всех событий, обрушившихся на многострадальную голову.

«Из впечатлительного художника Гофман превратится в самого обычного человека — не способного, правда, провести границу между собственной фантазией и действительностью. Герой, пережив драму любви и поняв, что он, говоря условно, никакой не Джими Хендрикс (известный рок-гитарист — прим. И.Ф.), идет работать менеджером среднего звена и лысеет».

Надеемся, что ничего похожего с молодым талантливым автором постановки не произойдет. И та самая граница между его фантазией и тем, чем на самом деле являются оперные шедевры, не сотрется окончательно. Этого мы ему искренне желаем!

О музыкантах

Автору этих строк посчастливилось побывать на третьем спектакле премьеры 24 января, и он должен отметить то, что музыкальная составляющая была, в целом, на достойном уровне.

Дебют дирижера Михаила Татарникова в этой постановке (26 и 27 декабря дирижировал Валерий Гергиев) следует признать весьма успешным. Стилистически сложная партитура была озвучена хором и оркестром под его управлением темпераментно и качественно. Запомнилось соло скрипки на сцене в исполнении Михаила Рихтера.

Безусловной звездой вечера стал исполнитель роли Гофмана — тенор Сергей Семишкур, на артистизме которого держался весь спектакль. Сложнейшая партия была спета безупречно от начала и до самого конца. Такие звонкие и стабильные верхние ноты нечасто услышишь на отечественной сцене.

Вполне достойно в роли Никлауса выступила выпускница петрозаводской консерватории Юлия Маточкина, сумевшая преодолеть начальное волнение и, хоть и без куража, справиться с трудной партией. Хороши были исполнители партий второго плана Олег Сычев (Креспель) и Олег Лосев (Андреас, Кошениль, Франц, Питикиначчо).

Менее удачными по разным причинам оказались работы Сергея Алексашкина (Линдорф, Коппелиус, доктор Миракль, Дапертутто), Ларисы Юдиной (голос Олимпии), Анастасии Калагиной (Антония), Жанны Афанасьевой (Джульетта) и Андрея Илюшникова (Спаланцани, Шлемиль, Натанаэль).