Вот времена настали! Если не успел услышать-увидеть певца или певицу, даже родившегося и живущего с тобой в родной столице в юном почти студенческом возрасте, то часто первое знакомство происходит в аудио- и видеозаписи «оттуда», из дальнего зарубежья.
Яркий тому пример — Марина Поплавская. Эта молодая певица, хорошо известная европейским меломанам и завсегдатаям нью-йоркской «Метрополитен», в России пока имеет небольшую, но подчёркнуто-интеллектуальную команду поклонников среди Интернет-пользователей и молодых представителей «среднего класса», путешествующих по лучшим оперным домам Запада. Видео-записи её Елизаветы в «Дон Карлосе», Дездемоны, Донны Анны в «Дон Жуане», Амелии в «Симоне Бокканегре», и особенно, недавняя премьера в «Мет» — Маргарита в «Фаусте» Гуно, дают представление и о вокальном росте, а главное, об актёрской самобытности, непохожести на прочих примадонн.
Тем интереснее было, наконец, услышать молодую певицу живьём, сравнить свои сетевые и кино-впечатления с её звучанием в естественной акустике Зала Чайковского.
Первое и главное – не разочаровала! И, более того, у Поплавской как раз тот ценный тип голоса, который мало портит звукозапись, то есть, наяву это именно то, что ожидаешь услышать. Очень мягкое, матовое сопрано, абсолютно «струнное» по своей природе, с прекрасным звуковедением и яркими верхами.
Программа вечера была подобрана под стать артистке — нестандартно изысканна. В первом отделении звучали арии на французском языке. И если незапетая ария Матильды из «Вильгельма Телля» Дж. Россини хотя бы основной своей темой на слуху, благодаря популярной увертюре из той же оперы, то каватина Изабеллы из «Роберта-Дьявола» Дж. Мейербера – настоящее открытие для подавляющего большинства слушателей.
В этих двух номерах, разных по музыке, но сходных по стилистике и времени написания, чувствовалась некоторая неуверенность, сделанность на «живую нитку», причём как у солистки, так и у оркестра.
Причём, если у Марины невпетость компенсировалась отчасти её фирменным осмыслением текста, обыгрыванием его драматургически, то оркестровую игру «по складам» в несложном аккомпанементе к Матильде, или интонационно занижавший английский рожок в соло каватины Изабеллы нельзя объяснить иначе, как традицией наших музыкантов читать с листа на репетициях. А французская романтическая опера предполагает изящную отточенность всех партий.
Гораздо ярче прозвучала ария Елизаветы из оперы Дж. Верди «Дон Карлос». Знаменитая финальная «Сцена у распятия» — настоящий «конёк» Поплавской. Но и здесь она приготовила сюрприз, исполнив сложнейший номер на французском, как написано в первой редакции либретто этой оперы. Что такое переучивать много и хорошо впетую партию на другой язык, понять может только вокалист, хоть однажды это попробовавший. Кропотливейшая работа, чреватая в любой момент сюрпризами памяти, подсовывающей слова из первоначально выученного текста. Поэтому ощущение от этой, французской Елизаветы, вернувшейся к своему родовому языку Валуа, двоякое. Вокальная свобода несравнимо большая, чем в первых ариях, страдания и боль несчастной королевы переданы сдержанно и сильно, в том числе и жестом, пластикой. Но если итальянская Елизавета у Поплавской давно своя, по крови и духу, то француженка — пока ещё иностранка. Не связанный со словами оркестр как раз здесь был уверенней, тяжёлая медь в грозном хоральном вступлении протрубила, лишь чуть-чуть сфальшивив, наметившийся «раскосец» с солисткой перед репризой, на словах «Adieu…» вовремя преодолели благодаря мастерству дирижёра.
Единственный номер, давно и прочно входящий в репертуар певицы, открыл второе отделение концерта. Песня об иве и Аве Мария из «Отелло» Дж. Верди. Вот тут придраться просто не к чему. Чёрный пышный туалет первого акта Марина сменила на почти театральный кремово-струящийся костюм Дездемоны. Даже причёску из своих длинных золотистых волос привела в соответствие с картинами итальянского Возрождения. И концертный номер превратился практически в оперный фрагмент. Разве что на ложе не укладывалась в финале молитвы её Дездемона, но сыграно и спето было всё так, будто позади не первое отделение концерта, а три акта оперы: спасение от бури любимого и страстная ночь с ним, нелепая история с платком, незаслуженные оскорбления, позорище в храме. Даже английский рожок не подвёл, выводил слёзную тему чисто и сердечно.
И также гармонировало итальянское платье с Франческой да Римини С. Рахманинова. Очень неожиданное сопоставление, но в чём-то эти героини, безусловно, схожи.
Тесситурную арию «О, не рыдай, мой Паоло» впервые довелось слушать, как концертный номер. Прозвучала она у Марины светло, лирически, но позволю себе реплику: не хватало… Паоло! Когда знаешь и любишь с юности всю эту редко исполняющуюся оперу Сергея Васильевича, то досочинённый каданс оркестра кажется надуманным. Ведь после последней фразы Франчески «Я буду в вечности твоя...» следует не умиротворённая тоника, а острая модуляция и яростный вскрик Паоло: «Но что мне рай с его красой бесстрастной, когда бушует огнь в крови…»
Справедливости ради, это теноровое соло написано так высоко и трудно, что даже не представляю, кто бы мог сейчас в Москве достойно «подпеть» за Паоло. Единственная студийная запись этой оперы предательски подсовывает сознанию уникальный тембр Владимира Атлантова. Так что планка запроса слишком высока…
И завершало программу, наоборот, петое-перепетое всеми сопрано от мала до велика: Письмо Татьяны из «Евгения Онегина». Но и тут умудрилась Марина сказать своё, особенное. С этой партии она когда-то начинала свою карьеру в театре «Новая опера», готовила её под руководством Евгения Колобова. Записей того спектакля найти не удалось, а интересно было бы сравнить сейчас, наверняка, трактовка поменялась разительно.
Она не поленилась ещё раз сменить светлый наряд на бронзового цвета платье почти в пушкинском стиле. Удивила более мелкая непривычная фразировка, акцент на текст, речитатив, а не на кантиленные моменты. Возможно, кому-то это не понравится. Мне, напротив, стало жаль, что «Евгений Онегин» не входит в сегодняшний репертуар певицы, такой Чайковский с привкусом Мусоргского был бы оригинален!
Концерт состоялся в рамках филармонического абонемента оркестра Большого театра в Концертном зале им. Чайковского. Поэтому, коллектив, сопровождавший Марину Поплавскую, можно считать полноправным участником вечера.
Приглашённый маэстро Марко Замбелли оставил очень приятное впечатление. Как настоящий итальянец он хорошо чувствует вокал, всячески «подавал» солистке, поддерживал её. Его высокая худощавая фигура, длинные руки и горящие глаза упрямо взбадривали и разжигали наших маститых музыкантов. В целом игра оркестра Большого театра в этот вечер показалась много лучше других столичных симфонических коллективов, которые довелось слышать недавно аккомпанирующим певцам. Главное – солистку не глушили, не заставляли не по-джентельменски даму форсировать голос.
Из придирок к сольным оркестровым номерам. В открывавшей вечер увертюре к «Вильгельму Теллю» прекрасно начал соло виолончелист, но вступившие следом квартет виолончелей был интонационно неточен. В средней части было замечательное тутти, динамичное, с драйвом, но в финале шлягерную фанфарную тему, которую все музыканты знают как «сто грамм», струнные смазали, рикошет стаккато получился только в репризе.
«Размышление» из оперы Ж. Массне «Таис» — соло скрипки с оркестром. Музыкальность, вкус, школа у первого скрипача присутствовали, но сам тип такого звука принято называть «дамским». Увы, крупный сочный скрипичный звук становится всё большей редкостью. Но это – кому что милее.
Неожиданно здорово прозвучала увертюра к «Сицилийской вечерне» Дж. Верди. Удались и соло деревянных духовых в начале, и коварное ускорение в финале. Ещё бы побольше «мяса» в побочной партии у виолончелей – теме Монфора, но это как пожелание.
Почти «дежурное блюдо» для Большого театра – полонез из «Евгения Онегина» в начале был тяжеловат, но к середине всё стало «в ногу», реприза прошла на отлично. «Тонко» замечу, что так называемый «первый состав» оркестра Большого театра в эти дни гастролирует с балетом в Японии, где по праву разделяет всенародные восторги от «Спартака» Хачатуряна.
Всеобщее недоумение повисло в самом финале вечера. Публика, заполнившая Зал Чайковского на хорошие для подобных концертов три четверти, принимала Марину Поплавскую очень горячо, никак не хотела отпускать. Наличие бисов как бы предполагалось. Но здесь всех постигло разочарование, необъяснимое здравым смыслом. Понятно, что ни одна из программных пяти арий по смыслу или объёму не могла быть повторена. Тогда растроганная артистка, засыпанная цветами, трепетным от волнения голосом обратилась к залу, посвятила памяти своего покойного первого учителя Петра Павловича Тарасова русскую народную песню «Однозвучно гремит колокольчик..» Это была чистая импровизация, Марина спела а капелла, совсем иным звуком, задушевно, как в компании друзей.
После концерта ещё больше захотелось услышать «поющую актрису», как нередко называет Поплавскую западная пресса, не только с оркестром Большого, но и в спектаклях обновлённого Большого театра. Спасибо теперешнему руководству, что нашли возможность пригласить бывшую рядовую солистку уже в качестве международной «звезды» (как не подходит к ней это слово!) в этот непростой для театра период освоения исторической сцены. Будем надеяться, что её следующее появление в родной Москве не затянется на долгие годы!
Концертный зал имени Чайковского
Театры и фестивали
Марко Замбелли, Марина Поплавская
Персоналии
Симфонический оркестр Большого театра
Коллективы