«Новая Опера» продолжает радовать столичных меломанов всё новыми и новыми раритетами музыкальной сцены, правда, начиная с января этого года, публике предлагаются не новые театральные постановки, а концертные исполнения опер. Так, 16 марта, вслед за «Таис» Массне и «Ломбардцами» Верди, был представлен вечер одноактных опер, в программу которого вошли «Плащ» знаменитого итальянца Джакомо Пуччини (1858 – 1924) и «Персей и Андромеда» не менее знаменитого француза Жака Ибера (1890 – 1962). Что касается «Плаща» Пуччини, то, даже несмотря на его весьма редкие постановки на отечественной сцене, этот опус, в целом, знаком российским любителям оперы всё же достаточно неплохо.

Совсем иное дело – «Персей и Андромеда» Ибера. Пусть эта небольшая партитура и звучит меньше часа, сей проект «Новой Оперы» вполне можно назвать амбициозным, ведь эта опера была исполнена в нашей стране впервые.

Представленная на языке оригинала при поддержке Французского института в России, она открыла культурную программу фестиваля «Дни франкофонии – 2012» (16 – 31 марта), посвященного французскому языку и французской культуре. Что и говорить, творчество Ибера известно в России недостаточно полно – и на этот раз знакомство с еще одной его неведомой страницей оказалось приуроченным к 50-летию со дня смерти композитора.

Поначалу непроизвольно подумалось, что такие разные по своей музыкальной стилистике произведения, как «Плащ» Пуччини («Il Tabarro», 1918) и «Персей и Андромеда» Ибера («Persée et Andromède», 1921; премьера – 1929), объединены в рамках одного вечера явно искусственно. По большому счету, так оно и есть, но, при всей контрастности и совершенной противоположности выразительных музыкальных средств названных опусов, их всё же роднит некое единство сюжетного драматургического построения.

Реалистично кровавая драма «Плаща» (либретто Джузеппе Адами) замешана на дрожжах итальянского веризма, хотя ее сюжетной основой и послужила французская пьеса Дидье Гольда «Широкий плащ» («La houppelande»), а сама трагедия разворачивается на барже, пришвартованной к берегу Сены в Париже. Классический любовный треугольник – старый муж (Микеле, хозяин баржи), его молодая жена (Жоржетта) и молодой любовник жены (Луиджи, наемный грузчик на барже). Ревнивый муж убивает любовника жены и прячет тело под плащом. Во всей этой леденящей душу истории плащ является единственным атрибутом с аллегорическим подтекстом (символом семейного пристанища для двоих и в радости, и в печали). Всё остальное – реалистичная правда жизни и смерти.

Французское либретто «Персея и Андромеды» создано Нино (Мишелем Вебером) по новелле Жюля Лафорга «Персей и Андромеда, или Наиболее счастливое из трех» («Persée et Andromède ou le plus heureux des trois») из прозаического сборника рассказов «Легенды-моралите» («Moralités légendaires»). На этот раз новый любовный треугольник – уже самая настоящая аллегория от начала и до конца, аллегория известного древнегреческого мифа, но преломленного в весьма неожиданном философско-ироническом и поэтически «фантастическом» ракурсе (хотя по отношению к мифологии вообще выражение «фантастическая мифология» так же нелепо, как и, к примеру, выражение «мокрая вода»).

И всё же, в пределах устоявшихся воззрений мифа о Персее и Андромеде либретто оперы воспринимается прямо-таки фантастическим. Ни либреттиста, ни композитора любой из двух потенциально возможных исходов судьбы красавицы Андромеды, прикованной к скале в ожидании верной гибели, удовлетворить не может: ни участь жертвы морского чудища (в опере – монстра Катóса), ни спасение Персеем, супружество с которым является фактически неизбежной платой за освобождение. И возникает нечто третье – то, в чем и заключена вся интрига сюжета!

Герой, в облике которого отчасти наблюдается и нечто комическое, и определенно ироническое, по-прежнему убивает чудище, но Андромеда, вместо того, чтобы последовать за Персеем, влюбившимся в нее с первого взгляда, начинает оплакивать Катóса, а Персей, сын Зевса, не привыкший делать предложение дважды, на своем Пегасе гордо удаляется прочь. Только сейчас Андромеда понимает, что искренне любит Катóса, который всё время ее заточения на необитаемом острове был добр к ней, рассказывал удивительные сказки и даже… играл с ней в шахматы – одним словом, нежно любил ее. Слезы Андромеды оживляют Катóса – и он из ужасного монстра вдруг превращается в прекрасного принца.

Итак, в сюжетах обеих опер внутри любовных треугольников происходят убийства соперников. Финал «Плаща» – ужас бытового убийства на почве ревности, финал «Персея и Андромеды» – убийство на почве жажды обладания, но убийство сменяющееся неожиданным воскрешением и чудодейственной трансформацией убиенного. Микеле убивает Луиджи на вполне «законных» основаниях. Напротив, Персей (параллель с Луиджи) убивает Катóса (параллель с Микеле) «вопреки закону», ведь Андромеда (параллель с Жоржеттой), как ни крути, была принесена в жертву Катóсу вполне «законно», но на этот раз ей повезло не с Персеем, а с самим чудищем.

Весь ужас трагедии «Плаща» заключен в том, что из любовного треугольника продолжают жить двое, у которых нет будущего. Напротив, красота мифологической аллегории «Персея и Андромеды» рождает идиллию вечного счастья двух, казалось бы, сюжетно непримиримых антагонистов (при этом самоустранившийся Персей даже и не подозревает, какую неоценимую услугу этим двоим он оказал своим «подвигом»)…

Переходя, собственно, к музыкальной стороне обсуждаемого вечера, первое и главное, чему следует, прежде всего, воздать по заслугам, это потрясающие работы маэстро Яна Латама-Кёнига, его вдохновенные творческие озарения относительно интерпретаций двух так непохожих друг на друга оперных партитур. Как известно, в мировой дирижерской табели о рангах есть имена номенклатурные, и неноменклатурные. Конечно же, всё это – чистой воды «политика» и PR, и зачастую между причислением к номенклатуре и высотой планки профессионализма музыканта корреляции может и не наблюдаться. Что же касается маэстро Яна Латама-Кёнига, то он – маэстро однозначно неноменклатурный, но в том, что перед нами – Художник от музыки с большой буквы, сомневаться абсолютно не приходится!

В одном моем интервью с Яном Латамом-Кёнигом – тогда он уже активно сотрудничал с «Новой Оперой», но еще не был ее главным дирижером – речь среди прочего зашла о музыке Ибера, которая исполнялась в программе концерта маэстро на сцене Большого зала консерватории с Национальным филармоническим оркестром России. Тогда на тему «Персея и Андромеды» Ибера мы «набрели», что называется, невзначай, но, в свете недавней премьеры концертного исполнения в «Новой Опере», давние рассуждения дирижера об этом произведении для нас особенно интересны:

«Несколько лет назад оркестровые произведения Ибера, исполненные в концерте – “Балладу Редингской тюрьмы” и “Сарабанду для Дульсинеи” – я записал на одном CD вместе с оперой Ибера “Персей и Андромеда”. Эта работа с Филармоническим оркестром Страсбурга была удостоена ряда наград музыкальной критики. Опера Ибера – совершенно фантастическое, изумительное произведение, небольшое по продолжительности: всего 40 минут звучания! Это единственный, насколько я знаю, музыкальный опус для сцены, в котором играют… в шахматы (смеется)! Это более чем оригинальная французская переработка древнегреческого мифа! Андромеда – пленница на острове, удерживаемая Чудовищем, с которым у нее складываются весьма «интересные» отношения. Чудовище учит играть ее в шахматы (продолжает смеяться). И, в конце концов, когда появляется Персей, довольно-таки нелепый и неуместный персонаж этой оперы, который вроде бы должен вызволить пленницу, Андромеда решает остаться с Чудовищем, который превращается в прекрасного принца (смеется еще сильнее). Весьма странная опера! Несколько лет назад я дирижировал ею в Палермо».

Я до сих пор живо помню тот веселый задор, те иронические интонации, то упоение, с которым маэстро говорил об этом сочинении Ибера. И я не сомневаюсь, что публика, собравшаяся на нынешнем концертном исполнении, без труда смогла уловить в оркестре тот удивительный симбиоз яркого импрессионизма и выпуклой гротесковой иронии, ту высокую музыкальную поэзию и ту самую элегантную изысканность французского мелоса, что это позволило ей раствориться без остатка в такой весьма необычной и, на первый взгляд, действительно немного странной музыке… В то же время это было растворение в музыке колоритной, сочной и очень «здоровой» с точки зрения «правильного и сбалансированного музыкального рациона». Это была та музыка, от которой просто хотелось жить и которая производила эффект поистине терапевтического воздействия, поднимая жизненный тонус и улучшая настроение…

Опера «Персей и Андромеда» была исполнена под занавес вечера, а подготовительным «адреналином» к ее восприятию и стал пуччиниевский «Плащ». И в эстетике веризма маэстро был великолепен и убедителен: сильные кровавые страсти в его оркестре кипели, но не перехлестывали, пульсировали во всей своей достоверности, психологической обнаженности и глубине, но ни разу не зашкаливали, не переходили границу музыкального. С последними, полными драматизма, тактами «Плаща» после сковывавшего напряжения хотелось выдохнуть полной грудью и издать спасительное «Уууфф!». С последними, полными просветления, тактами «Персея и Андромеды», наоборот, хотелось набрать в легкие побольше воздуха и воскликнуть «Ах!», настолько сильным было волшебство художественного впечатления…

Итак, в этот вечер «всему голова» был именно дирижер, который смог увлечь за собой как оркестрантов, так и певцов. И они не просто пошли за ним: меня не покидало сильное ощущение, будто бы вся команда единомышленников внимала маэстро с полужеста и с полуслова. Вообще, надо отметить, что на сей раз сложился просто замечательный вокальный ансамбль, из которого в первую очередь хочется отметить Елену Поповскую (Жоржетта) и, в особенности, потрясающе органичную Викторию Шевцову (Андромеда).

Вполне достойные «творческие заявки» в партиях своих персонажей – «мужских вершин» соответствующих любовных треугольников – оставили Артем Гарнов (Микеле) и Евгений Ставинский (монстр Катóс), Николай Ерохин (Луиджи) и Александр Богданов (Персей). Нельзя не отметить в положительном смысле и исполнительницу двух партий второго плана Татьяну Табачук (Фругола в «Плаще» и главная нереида Тéтис в «Персее и Андромеде»).

Наконец, в завершение этих заметок нельзя не сказать о том, что если в период кризиса, когда оперные театры испытывают особый финансовый дефицит на создание новых постановок, «Новая Опера» и впредь продолжит линию подобных концертных исполнений, то от этого, несомненно, в выигрыше окажутся все: и театр, и его труппа, и публика. И особенно – меломаны, которые всегда по достоинству способны оценить появление в афише раритетных, малорепертуарных названий.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru