«Вертер» Жюля Массне в последние годы не часто появлялся на отечественных оперных подмостках, как, впрочем, и другие произведения знаменитого французского романтика, столетие со дня смерти которого отмечает в этом году весь музыкальный мир. Кое-что для популяризации его многочисленных сценических детищ делал Пермский театр оперы и балета – на его сцене шли даже такие незаигранные оперы как «Золушка» и «Клеопатра». Но в целом внимания к Массне было явно недостаточно: лишь в последние годы в этом направлении заметны некоторые подвижки, правда, пока очень небольшие, единичные акции, как то, например, постановка «Дон-Кихота» в Мариинском театре или «Золушка» в учебном театре Академии Маймонида.
У Театра Станиславского и Немировича-Данченко есть свои заслуги перед Массне. Когда-то много сезонов подряд здесь шла изумительная постановка «Манон» с Галиной Писаренко и Анатолием Мищевским в главных партиях, ставшая легендой московской оперной сцены. Во-второй половине 1990-х Борис Покровский сделал здесь совершенно раритетную «Таис», к сожалению продержавшуюся в репертуаре не слишком долго. И вот очередь дошла до «оперы номер один» в наследии великого француза – до «Вертера», премьера которого состоялась в театре на Большой Дмитровке осенью 2009 года.
Спектакль Михаила Бычкова едва ли можно назвать удачей – и об этом было уже много сказано в прессе, включая развернутую публикацию и в нашем журнале. Очевидная претенциозность, совсем нескромные претензии на новаторство, вылившиеся в надуманные сценические решения и невнятную сценографию (Эмиль Капелюш), делают этот театральный продукт достаточно скучным и невыразительным, а порою и откровенно нелепым: ничего криминального, оскорбительного здесь, конечно, нет, но и особого впечатления он не оставляет. Тем не менее, спектакль живёт в Театре Станиславского уже третий сезон, в него вливаются всё новые и новые артисты, выступают и иностранные гастролёры.
Поводом к нынешней рецензии стали планировавшиеся вводы в него новых артистов и дирижёра. Правда, с дебютом Марии Максимчук за дирижёрским пультом пока придётся повременить: в последний момент в театре что-то переиграли, и в итоге спектакль вёл маэстро Феликс Коробов, дирижёр-постановщик «Вертера». А вот две центральные партии обрели новых исполнителей: Наталья Владимирская предстала Шарлоттой, а Нажмиддин Мавлянов – её романтическим поклонником.
Образы романа Гёте совсем непросты для воплощения. Поведение обоих центральных персонажей весьма противоречиво, оно не вписывается в традиционную траекторию романтического любовного пыла, которым, безусловно, охвачены и Вертер, и Шарлотта. Между героями существует сильное притяжение, сильные чувства – и вопреки здравому смыслу, руководствуясь лишь нормами общественной морали и какими-то надуманными этическими представлениями, они делают всё, чтобы не быть вместе – вопреки логике, вопреки любви. Понять их непросто было и двести лет назад, не говоря уже о сегодняшнем зрителе. Тем сложнее для артистов оказаться сценическими достоверными, суметь передать все тонкие нюансы переживаний и мотивов, коими руководствуются их персонажи.
Наталье Владимирской сдержанность чувств, жертвенность ради долга удаётся передать сполна: её Шарлотта не столько холодна, сколько внутренне сосредоточенна, сконцентрирована на своей личной драме невозможности реализации своего предназначения – любить того и быть любимой тем, к кому стремится её душа, всё её существо. Однако в опере помимо убедительного драматического рисунка необходим ещё и вокальный образ, а здесь у Владимирской пока не всё получается. Её густое, тёмное меццо красиво и звучно, но не лишено недостатков, в частности, неприятного тремоло (особенно на верхах) и значительной заглублённости звука, что способно достаточно быстро утомить слух. Устранить эти дефекты – наипервейшая задача, но и кроме этого акустически Шарлотта Владимирской уж больно мрачна и подавлена от первой ноты до последней – не хватает светлых, нежных интонаций, в иных местах более лёгкого звучания.
Вертер Нажмиддина Мавлянова намного более удачен. Также как и Владимирская узбекский тенор артистически вполне гармоничен в этом образе – молодого, красивого, возвышенного, но неудачливого любовника. По сравнению с прежними Вертерами Театра Станиславского – пародийно субтильными Михаилом Векуа и Артуром Чаконом-Крусом, чрезмерно корпулентным Сергеем Балашовым и неврастенично-нагловатым Антоном Ивановым – герой Мавлянова безусловное попадание в десятку. И не только по внешним данным: само существование в образе Вертера намного более естественное – сквозь нерешительность и интеллигентскую робость, являющихся характерными признаками гётевского персонажа, у Мавлянова проступают черты мужественного и благородного героя, не только и не столько истеричного нарцисса, сколько натуры жертвенной. Мягкая, «кошачья» пластика в драматических кульминациях вдруг оборачивается резкостью и порывистостью, естественная скупость движений – экзальтированной жестикуляцией. Артист не просто строго следует рисунку роли, но привносит в него своё личностное начало, персональное обаяние.
Но более всего убедителен Мавлянов прежде всего вокально. Для этого южного голоса, взращённого на итальянской музыке, тонкости французского стиля, тем более стиля Массне, представляют определённую проблему. Надо сказать, что в этом рядовом, лишённом премьерной истерии спектакле (напомним, что в прошлом сезоне артист пел две большие премьеры театра в первом составе, то есть по определению находился под пристальным вниманием критики и публики, что, конечно, составляло немалую трудность), Мавлянову удалось максимально преодолеть итальянскую роскошь своего вокала и подать партию очень культурно и стильно, на полутонах, на очень сдержанных, скруглённых эмоциях. Помимо красоты собственно голоса приятно удивила его «причёсанность», аккуратность вокализации, стремление петь нежно и красиво. Не многим, даже большим певцам, удаётся после Верди хорошо петь Массне – мастерство Мавлянова это уже позволяет. При этом артист не утерял яркости кульминаций, почти все опасные верхние ноты получились впечатляющими и удачными, паре из них, быть может, несколько не хватало округлости и свободы (например, в хитовых строфах Оссиана первая кульминационная верхушка, кстати, спетая в предписанной режиссёром абсолютно неудобной позе, получилась лучше, чем вторая), но остальные были просто на вес золота.
К безусловным достижениям данного спектакля необходимо отнести маститого Андрея Батуркина в партии Альберта, как всегда притягательного благородством и мужественностью, прекрасного ансамблиста, а также удивительно непосредственную и яркую по звуку Евгению Афанасьеву (Софи). Феликс Коробов предстал более тонким интерпретатором Массне, нежели в премьерной серии трёхлетней давности: было меньше форте, меньше напряжённого звучания, появилась напевность, любование богатой колористикой партитуры, что дало спектаклю хорошую музыкальную основу – выросший на ней Массне действительно был похож на Массне, и, казалось бы, по всем формальным признакам проходной «Вертер» таковым не стал.
Фото В. Лапина с официального сайта театра
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения