Мы продолжаем обзор текущего репертуара оперных театров. Сегодня вниманию читателей предлагаем взгляд рецензента на «Пиковую даму» Большого театра. Статья носит полемичный характер. Возможно, не каждый согласится с такой оценкой фокинской постановки 2007 года. Впрочем, главной темой этого материала была все-таки работа исполнителей — певцов и дирижера.
К премьерам, конечно, готовятся особо, и премьеры у нас, в Большом театре случаются интересными. К рядовым спектаклям тоже готовятся, но уже не так интенсивно, как к премьерам, и это сильно заметно. От этого они много теряют, в связи с чем мне даже не себя как слушателя жалко («Верните мне мои деньги за входной билет!» — я кричать, конечно, не буду), а сами эти спектакли.
«Пиковую даму» Валерия Фокина в Большом театре в своё время не критиковал только не видевший, но тут уж ничего не поделать: работа хоть и с претензией, но довольно топорная. Впрочем, моей маме нравится: мама любит, когда в опере на сцене ничего не происходит. Мне – не нравится, но дело даже не в монотонности мизансцен и траурном антураже: меня смущает какая-то жуткая «гармоничность» трафаретного оформления и столь же трафаретного прочтения режиссёром ключевых образов и коллизий. Есть в этой автономной авторской гармонии что-то пренебрежительно оскорбительное для самого произведения, и это меня страшно напрягает. Сам этот схематизм буквально сочится высокомерным дилетантизмом постановщика, не способного к полноценному осмыслению именно оперной драматургии. Сейчас уже не верится, что я видел на сцене Большого театра классическую постановку Бориса Покровского. Надеюсь, кому-нибудь всё же придёт в голову убрать из репертуара эту фокинскую продукцию, заменив на что-то более достойное и соответствующее драматургической глубине музыки Чайковского. Но речь, собственно, не о постановке.
Начнем с оркестра. За пультом стоял сам Василий Синайский, но этот факт никак положительно не влиял на то, что происходило в оркестровой яме. Валторны выдавали грубый сухой звук, ударные так увлекались тупой долбёжкой, что было страшно за венецианскую штукатурку, межгрупповая несобранность музыкантов зашкаливала (особенно в сцене «Гром, молния, ветер», в которой настоящие гром с молнией и завыванием ветра больше походили бы на музыку Чайковского, чем то, что творилось в оркестре). Отдельной печали заслуживает динамическая разбалансированность групп: медь глушила порой даже барабаны, а струнных красот местами не было слышно вовсе. Чем нашему оркестру так не угодил Чайковский, я не знаю, готов предположить, что на других спектаклях этой серии показов всё звучало поинтеллигентнее, но меня сие уже не коснулось. Замечу лишь, что трактовка Плетнёва, серьёзно раскритикованная профессионалами, была на порядок тоньше, корректнее, умнее и эмоциональнее, чем то, что получилось у Синайского. Иными словами, музыкальная сторона спектакля деградировала. Впрочем, вокальная тоже.
Едва ли не вся номерная структура «Пиковой дамы» состоит из законченных концертных шлягеров, и наряду с «Травиатой» и «Кармен» она является одной из самых узнаваемых, хоть и не самых популярных, к сожалению, классических опер. Эта узнаваемость очень мешает непосредственному восприятию вокала, потому что сравнения с другими исполнениями возникают сами собой, и сравнения эти чаще всего беспощадны. С другой стороны, даже если абстрагироваться от эталонных записей прошлого (а я ещё на свою голову перед спектаклем переслушал несколько арий в исполнении Владимира Атлантова, Тамары Милашкиной, Елены Образцовой), назвать основные причины посредственного исполнительского уровня будет несложно. Но по порядку.
Как всегда, был хорош детский хор мальчиков: ярко, звонко, молодцы. Взрослый хор тётенек-гувернанток прозвучал вяло-рыхло-вроссыпь. И даже мужской хор, традиционно блиставший в «Пиковой», пребывал сегодня в каком-то беспросветном миноре.
Из солистов отметить стоит Эльчина Азизова, с большой чёткостью и внятностью исполнившего партию Томского (до сих пор не понимаю, почему в этой постановке купирована его песня в последнем акте) и Константина Шушакова, прекрасным отшлифованным вокалом озвучившего нотный материал партии Елецкого. У Азизова в монологе про «Венеру московскую» всё прозвучало прекрасно, кроме финальной фразы, на которую певцу не хватило дыхания. В остальном все было корректно. У Шушакова, кроме технической выделанности, я бы отметил благородный тембр и… абсолютно невнятную драматургическую составляющую исполнения. Бесцветность роскошной фразы, завершающей знаменитый квинтет в Летнем саду, - «Небес чарующая прелесть» - говорит о том, что певец либо не понимает, о чем поёт, либо просто не способен что-либо выразить своим волшебным голосом. И тут я даже не знаю, что лучше: драматическая убедительность на более слабом вокальном материале или эмоциональная бесцветность на базе столь серьёзных вокальных данных, которыми обладает Шушаков. Вот взять, например, Вячеслава Войнаровского, прекрасно сыгравшего Чекалинского: вроде бы певец давно уже перешел на прозу, а смотреть интересно, цепляет. И не так может быть и страшно, что вокала там уже никакого, зато образ на месте. В общем, спорная тема, но актуальная. Очень понравился артист Молодёжной оперной программы Олег Цыбулько в небольшой партии Сурина: плотный тембр, прекрасная артикуляция, устойчивый звук.
Татьяна Ерастова была органична в партии Графини, но почему-то в душу сделанный ею образ не запал. Видимо, слишком моложавый получился образ, не инфернальный и уж точно не соответствующий виду «осьмидесятилетней карги», хотя знаменитые воспоминания прозвучали с трогательной, даже наивной ностальгией.
Татьяна Моногарова в партии Лизы достойно прозвучала только в дуэте Лизы с Полиной, а Мария Горцевская (Полина) была хороша в дуэте с Лизой. Собственно, на этом вокальные достижения центральных женских образов почему-то закончились. За то, что звучало дальше, было как-то неловко. У Горцевской в «романсе, любимом Лизой», проявилась какая-то любопытная фразировка, верха были грубоватыми. У Моногаровой в голосе слишком много воздуха, почти вегетарианское отсутствие «мяса» и тотальное отсутствие дикции (я, наизусть помня едва ли не всю оперу, был в шоке от того, что не узнавал произносимые ею слова, настолько это было не похоже на слова вообще).
Михаила Агафонова в партии Германа я слышал впервые. Исполнение получилось противоречивым. Однозначно хорошо было то, что делалось на легато, опертое на большое дыхание: ровная завершенность фраз, эмоциональная увесистость и корректность. Отменно прозвучал небольшой дуэт с Елецким из 1-го акта.
Ощутимая форсировка открытых гласных в этой партии скорее допустима, но пара заметных «подъездов» к верхним нотам и зажатость закрытых гласных несколько смазали впечатление от вокала артиста. Самым неудачным местом стала клятва «Гром, молния, ветер»: интонирование было крайне вольным, а верха криминально химозными. Вместе с тем бриндизи «Что наша жизнь? Игра» прозвучало едва ли не безупречно: плотно, корректно, с насыщенными верхами.
Отдельно стоит отметить работу суфлёра (жаль, в программке его фамилии не указано): ему удавалось перекричать не только солистов, но и оркестр Синайского, за что ему большое человеческое спасибо, - хоть что-то было понятно из того, о чем пели на сцене. Я бы вообще суфлёрскую будку к залу развернул: солистам, судя по тому, какая каша у них во рту, оно вообще без надобности, а вот зрителям понимать, о чём речь, всё-таки немаловажно.
В остатке – одни осадки… А ведь я не самый капризный слушатель, и на спектакль пришёл в прекрасном расположении духа, накануне купив на официальном сайте театра билет всего за пятьдесят рублей. Оно, конечно, невелика потеря, но как-то непривычно по отношению к Большому театру применять известную формулу: «Что платите, — то и имеете»…
Фото — Дамир Юсупов / Большой театр
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения