Мы завершаем сегодня публикацию серии статей о Цюрихской опере, где побывал наш корреспондент Игорь Корябин.
Гала-концерты от Йонаса Кауфмана на сцене Цюрихской оперы отменились настолько неожиданно и легко, насколько ожидаемо и трудно было нашему журналу получить аккредитацию на них. Как пояснили в пресс-службе Цюрихской оперы, именно на эти мероприятия аккредитация СМИ (как сложившаяся десятилетиями форма взаимоотношения между театром и прессой) просто отсутствовала. На всё остальное — пожалуйста, милости просим (и надо сказать, в этом отношении пресс-служба сработала очень отзывчиво), а вот на «Кауфман-гала», извините, нет — помочь ничем не можем.
Ну, нет — так нет! Тем более, что планируя провести неделю в Цюрихе, номинальную возможность посетить еще и это неординарное мероприятие я рассматривал просто в качестве бонуса, хотя и, несомненно, приятного. Главными же в моих намерениях были те события, о которых речь уже шла (премьера «Полиевкта» Доницетти и ряд других спектаклей текущего репертуара). Но ведь для кого-то названная отмена, конечно же, носила характер «вселенской катастрофы», ведь армия фанатов этого певца во всем мире просто неисчислима!
Отдавая должное «творческой мастерской» Йонаса Кауфмана, но относясь к ее достижениям весьма избирательно, причислить себя к фанатам этого певца, которые следят за каждым его шагом и знают о нем абсолютно всё, конечно же, не могу. И, как следствие, я так и не удосужился узнать ни соображения, по которым на Кауфмана решили не пускать прессу, ни причину внезапной отмены концертов. Эта отмена для меня, как для зрителя, в течение недели посещавшего спектакли Цюрихской оперы, обнаружилась как-то очень буднично и тихо. Дня за два-три до объявленного события я с удивлением обнаружил расклеенные у входа в театр и у касс афиши сольного (в сопровождении фортепиано) концерта Эдиты Груберовой, но на его дату 11 мая, совпадавшую с датой анонсированного выступления Йонаса Кауфмана, я даже сразу и не обратил внимания! Это неудивительно, ибо ни одного объявления от отмене нигде просто не было: со сводных афиш упоминание концерта-«призрака», конечно, не уберешь, но многочисленные афиши концерта выдающейся примадонны бельканто нашего времени создавали полную иллюзию, что это мероприятие было запланировано заранее.
Не разбудила мою бдительность и афиша возле кассы с портретом Лео Нуччи, которая также появилась совсем недавно, но всё оказалось до банальности простым: если первый из двух гала-концертов Йонаса Кауфмана (вечерний) заменили на рецитал Эдиты Груберовой, то дневную репризу концерта (13 мая) — на гала-концерт Лео Нуччи. Еще в Москве, решив не биться головой в закрытую дверь, на 11 мая я нашел для себя альтернативу — концерт Цюрихского «Тонхалле-Оркестра». И как мое сердце не изнывало от неожиданно подвернувшейся, но так и не реализованной возможности услышать Эдиту Груберову в камерном формате, в этот вечер я решительно направился в концертный зал на другую сторону Цюрихского озера …
И вот через день я снова сижу в Оперном театре, но вместо одного «гала» (причем, в костюмированном виде и с элементами вполне «цивильного» сценического оформления) дают уже другой. Вместо актов и картин из «Кармен», «Богемы» и «Тоски», в которых должен был всех сразить наповал несомненно харизматичный Йонас Кауфман, были представлены сцены из опер Верди: первая картина второго акта «Травиаты», второй акт «Риголетто» и финальные сцены из «Симона Бокканегры». И в них роль главной звезды вечера на этот раз отводилось маститому Лео Нуччи, творческое долголетие которого на оперной сцене само по себе, конечно же, поразительно, но меня как слушателя на протяжении последних лет оно, честно говоря, совсем не поражает. Предвижу гневные возражения, но я высказываю свою собственную точку зрения. Для меня высокий уровень исполнительской планки итальянских баритонов связан, прежде всего, с такими именами, как Пьеро Каппуччилли и Ренато Брузон. И при всей мастеровитости, при всей необходимой «итальянскости» стиля, многоопытности и просто небывалой вездесущности на мировой оперной сцене, в моем «пантеоне» оперных певцов Лео Нуччи в компанию к названным двум исполнителям безоговорочно не вписывается.
Оговорки вызывает (раньше — в меньшей степени, сейчас — в большей) очень холодный, свербящее сухой тембр голоса этого певца, с недостатком «бархата» и объемной наполненности вокальной фактуры, что делает его особенно уязвимым в проникновенно мягких кантиленных эпизодах. При всём при этом Лео Нуччи на сцене действительно царил: величественности манер, жестов, общей культуры сценического поведения у него не отнять. Создавая на редкость убедительную иллюзию вокальной респектабельности, ему удалось произвести очень даже эффектное впечатление в арии Жермона (правда, стретта после нее оказалась купированной:* c испытаниями мелкой техникой и подвижностью звуковедения свою судьбу певец благоразумно решил в этот раз не искушать). Меньший эффект произвела знаменитая ария Риголетто, в которой недостаток «мясистости» звучания был ощутим наиболее сильно, зато дуэты с Виолеттой и Джильдой (в особенности, большой развернутый из «Травиаты») в целом, с технической точки зрения, оказались сделанными вполне грамотно. Однако вопрос ведь не в том, как это сделано, а что это исполнение рождает в твоей слушательской душе. На этот раз разум говорил мне, что услышанное в целом было очень достойно и профессионально: даже на верхних границах диапазона названных партий певец практически не пасовал, весьма искусно преодолевая все вокальные рифы… Но душа моя молчала: рационально просчитанная правильность просто не вызывала во мне никакого трепета.
Конечно же, надо отдавать себе отчет и в том, что сама «шлягерность» и «легкость» музыкального восприятия эффектных фрагментов представленных баритональных партий из «Травиаты» и «Риголетто» склоняла к примирительной благосклонности. Однако в финальном монологе Симона Бокканегры за красивую мелодию уже не спрячешься. Создавалось парадоксальная ситуация: с точки зрения певческой техники партия Симона Бокканегры, конечно же, не изобилует теми чисто вокальными ухищрениями, с которыми любому певцу приходится иметь дело в «Травиате» и «Риголетто», но именно пробуксовка звучания обсуждаемого исполнителя на mezza voce, а также недостаточная гибкость и пластичность штрихов piano так и не позволили ему создать в финале вечера психологически акцентированный вокальный портрет оперного героя: с музыкальной точки зрения он был нарисован недостаточно живописно, как-то очень формально и обыденно… И всё же игра стоила свеч! Стоила хотя бы еще и потому, что за пультом оркестра Цюрихской оперы стоял Нелло Санти — и мой ранее обнародованный пиетет к этому легендарному маэстро не теряет своей актуальности и на этот раз. Добавить просто и нечего, хотя с чувством нескрываемого удовольствия я всё время буду теперь вспоминать, что за один концерт-спектакль под управлением этого мэтра мне удалось услышать на театральной сцене интерпретации фрагментов сразу трех шедевров Верди!
Этот концерт стоило посетить еще и потому, что он стал маленьким «бенефисом» Петра Бечалы. Всё-таки прозвучавшие арии Альфреда и Герцога Мантуанского — это тот материал, в котором есть что попеть. Несколькими днями ранее Бечалу мне довелось услышать и в качестве солиста одного из филармонических концертов, которые имеют обыкновение регулярно проводиться на сцене Цюрихской оперы. Его программа для театральных подмостков была весьма экзотичной: «(Не) сон в летнюю ночь» («(K)ein Sommernachtstraum») Альфреда Шнитке, несколько песен Рихарда Штрауса в оркестровом сопровождении и «Offertorium» (концерт для скрипки с оркестром) Софии Губайдулиной. За дирижерским пультом стоял Кристоф фон Донаньи. Должен признаться, ни музыка Шнитке, ни музыка Губайдулиной никогда не являлись зоной моих слушательских пристрастий, но на этот раз я был просто поражен роскошной ювелирной работой маэстро, добившегося от оркестра поистине феерического звучания, наполненного россыпью ажурных нюансов, из которых слагались психологически захватывающие музыкальные интерпретации. Кроме этого, я открыл для себя и новое исполнительское имя: изысканно филигранное соло на скрипке подарила публике Ханна Вайнмайстер.
Однако требующий более «спинтового», более «металлизированного» звучания «тяжелый» вокальный романтизм Рихарда Штрауса для исконно лирической (возможно, еще лишь только на первых стадиях – лирико-драматической) фактуры голоса Петра Бечалы, на мой взгляд, оказался чужд самóй его чувственно легкой природе. Благородное звучание этого тенора всегда разливает саму красоту, но на этот раз она просто утонула в плотной оркестровке. Напротив, вокальные портреты названных ранее вердиевских персонажей Пётр Бечала нарисовал просто мастерски как с технической, так и с артистической стороны. Это и был как раз тот случай, когда моя слушательская душа просто не могла не трепетать от музыкального удовольствия, притом что в оркестре Нелло Санти утонуть певцу абсолютно невозможно: утонуть же в музыке и в пении Петра Бечалы довелось как слушателю мне – и этот «омут» оказался просто восхитительным!
Хороша была и Ева Мей в партии Виолетты: на мой взгляд, это просто одна из ее коронных ролей (когда-то давно эта певица просто поразила меня в постановке «Травиаты» на фестивале в Мачерате: с большой теплотой вспоминаю об этом и по сей день). Если в «Царе-пастухе» интерпретация Евой Мей партии Элизы была воспринята мною очень спокойно, хотя и с явным расположением, то на этот раз фрагмент из «Травиаты» снова подарил моей слушательской душе настоящий музыкальный праздник. В партии Джильды была задействована неизвестная мне до этого китайская певица Сен Гуо, а в партии Амелии Гримальди – испанка Изабель Рей. Исполнением обеих можно было остаться вполне довольным, хотя в представленном фрагменте Изабель Рей особо и развернуться было негде (в то время как у Сен Гуо был хотя бы дуэтный «хит» с Лео Нуччи). Остается лишь сказать, что Риккардо Дзанеллато предстал в образе Якопо Фиеско, голосистый тенор-итальянец Фабио Сартори – в образе Габриеле Адорно, а еще один итальянец, потрясающий баритон молодой певческой генерации Массимо Каваллетти, – в партии Паоло Альбиани. Двух последних певцов я очень хорошо помню по постановке «Ла Скала» 2010 года. Именно тогда на Массимо Каваллетти я впервые и положил свой «слушательский глаз»… И возможно, что сейчас в рамках обсуждаемого концерта в Цюрихской опере выход на одну сцену «звездного ветерана» Лео Нуччи и «перспективного юниора» Массимо Каваллетти говорит о том, что преемственность баритональной итальянской традиции в мировом оперном процессе всё же не потеряна…
* Надо заметить, что эта стретта No, non udrai rimrpoveri в постановках «Травиаты» купируется довольно часто.
На фото: Лео Нуччи