О романе аббата Прево и вызванной им к жизни пленительной музыке Массне нетрудно написать и самому. Автор настоящих заметок предпочитает склонить голову перед великими и воспользоваться их словами, которые в том, что касается красоты, не уступают роману и опере. Итак, Альфред Мюссе об образе Манон:
Манон! Чудесный сфинкс, сирена из сирен!
О Клеопатра в фижмах! Ты прекрасна
В бесславии своем...
Клод Дебюсси о музыке Массне: «Музыка г-на Массне трепещет волнением, порывами, объятиями, желающими перейти в вечность. Его гармонии похожи на руки, его мелодии — на затылки...». Так что идущие на оперу «Манон» просто обязаны предвкушать наслаждение.
На этот раз законные ожидания оправдались. Пришедшие на спектакль в театр «Ла Скала» испытали наслаждение, хотя поклонников прежде объявленных «звезд» Натали Дессей и Анны Нетребко постигло немалое огорчение: ни одна из них на миланской сцене не появилась, и на их место заступила певица из Албании Эрмонела Яхо. В скобках заметим, что «Манон» в «Ла Скала» — копродукция лондонского «Ковент-Гардена», нью-йоркской «Метрополитен-оперы» и «Театр-дю-Капитоль» в Тулузе.
Весьма неудачно показавшаяся ровно год назад в «Травиате» в Арена ди Верона (голос, не отличающийся красотой тембра, недостатки техники, неумение двигаться на сцене), албанское сопрано взяла уверенный реванш в миланской «Манон». Нет, чуда не произошло, если природа не одарила вас неповторимым тембром, вы должны заставить безупречно функционировать иные ваши качества или... заново изобрести себя. Возможно, роль Манон больше подходит к индивидуальности Эрмонелы Яхо, как возможно и то, что за год она выросла как певица и как актриса.
Особенно как актриса; недостатки, столь бросавшиеся в глаза в веронской «Травиате», кажутся преодоленными. Яхо достаточно хороша собой, в наш гламурный век это качество, несомненно, ей засчитывается. Но певице удается показать весьма сложный персонаж во всем его развитии: она убедительна и как девочка, этакая серая мышка, из-под скромного обличия которой неудержимо рвется жажда жизни и удовольствий, и как нежно влюбленная в своего кавалера молодая девушка, и как шикарная кокотка, чуть ли не царица Парижа, и как почти дьявол в юбке, вынуждающий благородного Де Грие попытать счастье в игре, и как перенесшая страдания и унижения, полная непереносимой грусти и близкая к концу женщина. Голос Эрмонелы Яхо не слишком интересен, тускловат, в прежние времена ее звукоизвлечение окрестили бы «утробным». Все эти недостатки остаются при ней, но певица завоевывает слушателя как в двух первых ариях героини, нежных и легких, как облачко, так и в знаменитом прощании «Adieu, notre petite table», где ее интерпретация достигает высокой драматической выразительности. Виртуозные пассажи и сверхвысокие ноты — слабое место албанской певицы, и как бы ни пленяла она красивой внешностью и дивным нарядом в третьем действии, ее гаммы приблизительны, если не смазаны, а верхнее «ре» граничит с криком. Зато сцена в Сен-Сюльпис — триумф Яхо, ей удается найти равновесие между пронзительным драматизмом и cоблазнительной женственностью, перед которой никто не может устоять.
Сценография Шантал Тома весьма проста, порой намечена пунктиром и именно оттого хороша и функциональна. Никакой имитации реальности — а всего лишь напоминания и намеки. Почти пустое пространство, окруженное панелями, изображающими домики с окошками,— намек на постоялый двор в Амьене; скромное жилище юных любовников на улице Вивьен, напоминающее плохо сбитый скворечник,— комнатка, где негде повернуться, ведущие в нее кривоватые лестницы, хрупкая дверь. Внизу неизменно стоят господа, одетые в черное, только и ждут, чтобы клетка освободилась и соблазнительная красотка перешла в их собственность. Полон света и ощущения бездумного счастья третий акт с проходом элегантно одетых кокоток, напоминающим показы моды. Остроумным образом используется идея наклонности: в Кур-ла-Рейн гуляют по наклонным панелям, в сцене в игорном доме стоят хромоногие столы, в сцене в семинарии Сен-Сюльпис задействованы падающие колонны, все это способствует созданию особой динамичности, сродни нервному напряжению. Почти полностью «раздета» последняя картина, под безнадежным серым небом пустая, ведущая в никуда дорога, освещенная мертвым светом фонарей.
Режиссер Лоран Пелли работает в прекрасном контакте со сценографом: стиль режиссуры столь же легкий, изящный, ненавязчивый, блестки остроумия, необходимая нервность. Не имитация реальности, а создание новой, театральной ее сестры (действие оперы перенесено из времен Регентства в эпоху рождения шедевра Массне, последние десятилетия девятнадцатого века; Пелли не только постановщик, но и художник по костюмам, пленяющих безупречной элегантностью линий и красотой цветовой гаммы). В кипящем энергией и пронизанном духом приключения первом действии забавнейшим образом обставлена разгрузка чемоданов прибывших на постоялый двор, когда носильщики, как в стоп-кадре, замирают на мгновение в соответствии с музыкальными акцентами. Прогулка кокоток в Кур-ла-Рейн дает безутешный портрет общества, состоящего из жадных и безмозглых женщин и готовых попросту наброситься на женское мясо мужчин. В мрачной церкви Сен-Сюльпис стоит кровать Де Грие, на ней кавалер вновь познает объятия Манон и с нее же влюбленные скатываются на пол. Как не признать их правоту?? Мизансцены продуманы и весьма эффектны, работа с певцами-актерами очевидна и тщательна. Победа, Лоран Пелли!
Дирижер Фабио Луизи дебютирует в миланском храме оперы. «Манон» под его управлением имеет полностью заслуженный успех. Луизи проводит длинную и трудную оперу с неослабевающим артистическим волнением, ни разу не впадая в жеманность и сентиментальность, но сосредотачиваясь на поисках разнообразных красок и тончайших лирических и драматических оттенков. Почти совершенная интерпретация, полная жизни, блеска, высокого драматизма и пронзительной нежности.
Мэтью Поленцани, обладающий «голоском» очень нежным и тонко воспитанным, не может не завоевать симпатии. Часто этот «голосок» звучит бестемброво, часто проскальзывают слишком открытые ноты. Но молодой тенор может похвастаться высочайшей музыкальной культурой, владение вокальной светотенью, проникновением в секреты верных акцентов, не говоря уже о безоглядной артистической щедрости, с которой он обрисовывает свой персонаж. Поленцани настоящий Де Грие, элегантный, нежный, страстный, жертвенный, порабощенный «сфинксом» Манон и преданный ей до трагического конца.
Убедительны и отлично вписываются в спектакль все прочие исполнители, начиная с Рассела Брауна — Леско и кончая тремя кокотками Пуссетт, Жавотт и Розетт (Симона Михай, Луиз Иннз, Бренда Паттерсон). Гийо де Морфонтен — Кристоф Мортань и Де Бретиньи — Уильям Шимелл — превосходные актеры, несколько грешащие излишней карикатурностью, и небезупречные вокалисты. В критическом вокальном состоянии предстает Жан-Филипп Лафонт в важной партии графа Де Грие.
«Манон, чудесный сфинкс, сирена из сирен»...
Фото: Brescia e Amisano © Teatro alla Scala