«А я ведь каждую секундочку умираю»
(из книги Михаила Дымова «Дети пишут Богу»)

20 июня 2012 года на главной сцене Мариинского театра состоялась очередная премьера в рамках фестиваля «Звезды белых ночей». Была представлена сценическая версия «Реквиема» Джузеппе Верди режиссера Даниэле Финци Паски.

Сочинение Джузеппе Верди «Реквием», которое часто называют двадцать седьмой оперой композитора, давно утвердилось в мировом музыкальном репертуаре. В нем есть определенная особенность, отличающая его от канонических заупокойных месс. Это невероятная близость его мелодий и форм к поздним операм композитора, прежде всего «Аиде».

Канонические части «Реквиема» при этом воспринимаются как череда сольных арий, хоровых эпизодов, драматических финалов, потрясающих оркестровых решений. Одним словом, еще одна история, рассказанная языком великого Верди.

Постановка, безусловно, обещала быть интересной. Слегка ощущалась напряженность премьерного вечера с обилием представителей масс-медиа. Генеральная репетиция «Реквиема» также была сдвинута с полудня на 17 часов. Таким образом, труппа Мариинки пережила в тот день многочасовой премьерный марафон. При входе в зал зрители смогли увидеть Даниэле Финце Паску, разместившегося на одной из банкеток под прицелом нескольких фотокамер. Лицо его наряду с легкой усталостью излучало умиротворенность и спокойствие. В общем, атмосфера располагала к тому, чтобы внимать и вслушиваться во что-то новое и необычное.

Итак, в чем же особенности данной режиссерской концепции?

В своем интервью Даниэле Финце Паска размышляет о том, что «Реквием» подобен молитве, посредством которой у хора и солистов есть возможность поразмышлять о смысле человеческой жизни. При этом картины, которые возникают на сцене, не носят описательный характер. Они призваны выстроить диалог между человеческой душой и ее представлением о Боге.

Тема эта, с одной стороны, хорошо знакома каждому из нас, в том числе и по произведениям мировой оперной классики, а с другой стороны, напоминает о пугающем факте бренности человеческого бытия — хотя в некоторых культурах принято провожать в последний путь с улыбкой. Чем более кризисная ситуация развивается в мире, тем сильнее человечество пытается найти способы для умиротворения и просветления того, что в духовных текстах именуется душой. В определенной степени и наш сегодняшний герой — Даниэле Финци Паска продолжает эту линию размышлений. Вот так он раскрывает тему светлого восприятия смерти в одном из интервью:

«Мне кажется, что зачастую в попытках говорить о жизни, о жизни и смерти — выбираются мрачные краски. Быть свидетелями драмы не означает обязательно видеть эту драму в кровавых тонах. Всегда есть место для чего-то светлого, светоносного. Я рассказываю истории всегда трагические, но пытаюсь это делать с легкостью. Это — необходимость, человечество в этом нуждается».

Как же эта тема была передана сценически? Пустоту сцены начинают заполнять ангелы, появляющиеся прямо из зала, хор с завязанными глазами (как некий символ отдаления от Бога, неумение почувствовать Его волю), символизирующий представителей различных сословий первой половины XX века; наконец, ребенок, парящий на шаре и наблюдающий за реакцией людей, их представлениях о суде Божьем.

Некоторые сценографические эффекты были совершенно потрясающими. В «Sanctus» на уровне «неба» было сделано некое трехмерное пространство, где находились ангелы, они жили там своей жизнью, перемещались в атмосфере света и радости. В завершающем эпизоде части «Agnus Dei» образ другого мира был представлен в виде причудливых зеркал, дающих невероятный эффект самой возможности человека видеть и ощущать духовный мир. Тема «мира отраженного» также была заявлена и в «Recordare», где ангелы изображаются танцующими, а в «Lux aeterna» и вовсе передвигающимися на велосипедах под свет прожекторов. В «Ingemisco» зеркала имеют гипертрофированный вид, сцена фактически оголена. Лишь соло тенора взывает «Я воздыхаю подобно преступнику: вина окрашивает мое лицо. Пощади молящего, Боже».

Отдельно была выделена символичность красного цвета. Хор появляется на сцене с завязанными глазами. Глаза покрывают повязки красного цвета. Вот что об этой идее говорит сам режиссер:

«Вплоть до “Offertorio” (“Приношение даров”) глаза у хора завязаны, они не видят даже свет, который держат в руках. Но уже на “Lacrymosa” (“Слезный день тот”) они начинают осознавать, что их окружают ангелы, которые пытаются их успокоить».

«Красная» тема как некий символ Судного Дня появляется и в части «Liber scriptus», где квартет солистов появляется на фоне соответствующего цвета. Наконец, центральный символ «Реквиема» — образ ребенка (в исполнении Алисы Бердичевской), висящего на шаре и наблюдающего за происходящим — решен в бело-красных тонах. Это неземное, «подвешенное» состояние максимально продлено в постановке и представлено в двух номерах «Confutatis» и «Offertorius». Наконец, в завершающем «Libera me» идея греховности и возмездия трансформируется в «вечный свет», который постепенно насыщается синими оттенками.

Тему сольного исполнительства также стоит осветить с режиссерскими ремарками. С одной стороны, солисты олицетворяют некие просветленные души:

«Они выходят из массы хора, но у них более ясные и сильные голоса. И они принадлежат к тем душам, которые уже сняли с глаз пелену, которые быстрее научаются видеть, возможно, понимают, что не нужно так уж бояться тайн».

С другой стороны, в «Реквиеме» нет сценических образов как таковых. Как говорит режиссер, «есть просто удивительные образы, попытка вступить в легкий, светлый диалог с той драмой, о которой поется в «Реквиеме».

В этот вечер режиссерский и актерский замысел реализовали солисты Виктория Ястребова (сопрано), Злата Булычева (меццо-сопрано), Сергей Семишкур (тенор), Илья Банник (бас). За дирижерским пультом — маэстро Валерий Гергиев.

В первой части прозвучал вокальный квартет «Kyrie eleison, christe eleison», настраивающий на идею просветления. После зловещего «Dies Irae» и туттийных звучаний медно-духовой группы мы погружаемся в соло баса «Tuba mirum spargens sonum». Его солирующие пассажи наполнены драматизмом: «Какой трепет будет, когда судья придет, правдиво все рассудит».

Выразительность нижнего регистра продолжилась в соло меццо-сопрано следующей части «Liber scriptus proferetur». Партия прозвучала насыщенно, глубоко, в середине были заострены напряженные нисходящие интонации гармонического минора. Взволнованные пассажи скрипок, как бы суетящихся на одном месте, вторили тревожным интонациям хора и солистов.

В более спокойные, медитативные тона была окрашена следующая часть «Quid sum miser». На фоне фаготов прозвучало соло сопрано, то прорывающееся к просветленному мажору, то уходящему опять в минорную сферу. Пронзительные верхи солистки и трио без сопровождения оркестра завершили этот эпизод «Реквиема».

В части «Salva me» зазвучали излюбленные терцовые нисходящие ходы Верди, окрашенные субдоминантовыми гармониями. Высказывания начал хор, затем постепенно к ним присоединились бас, сопрано, меццо-сопрано и тенор. Подобное сопоставление голосов и хора мы уже встречали в «Аиде» в эпизоде, где тема жрецов противопоставлена мольбам о жизни главных героев.

Просветленная часть «Recordare» в фа-мажоре порадовала богатым соло меццо-сопрано. Это соло воспринималось совершенно как оперная ария, все признаки были налицо — кантилена, богатая техника дыхания и придыхания, обилие вокальных пауз, фразировка. Также особо выделена была яркая каденция в исполнении двух сопрано «Ante diem rationis».

Далее мы впервые познакомились с сольной партией тенора «Ingemisco», его выразительные секундовые интонации в медленном темпе ярко сочетались с верхним регистром и были дополнены соло трубы в оркестре. Соло баса в «Confutatis» было подчеркнуто речитативными интонациями, которые подхватила затем вновь вернувшаяся тема из «Dies Irae».

Соло квартет в «Offertorio» осуществил прорыв в зависающие интонации, уводящие как бы в никуда, в другое пространство. Струнная группа оркестра максимально заполнила диапазон партитуры — от «гудящих» низов до «кричащих» верхов.

Через часть «Hostias», окрашенную вокальной мелизматикой и светлыми интонациями, мы продвигаемся к торжественному хоровому номеру «Sanctus». Проведение голосов в диалогической манере подвело нас к финальному разговору о смысле жизни. Вокальные темы в «Agnus Dei» (соло сопрано и меццо-сопрано) представлены форшлагами, подобно преображенной теме возлюбленной из «Фантастической симфонии» Берлиоза. Но интонации при этом здесь носили светлый трагический оттенок.

В «Lux aeterna» драматические интонации солирующего трио еще более сгустились. Завершающая фуга «Libera me» прошла в стреттной форме, как бы резюмируя все идеи сочинения, представленные ранее. Одинокое проникновенное соло сопрано явилось символом человеческой души, ее молчаливого разговора с Всевышним, молитвенным состоянием. По-баховски просветленно, в до-мажоре заканчивается это величайшее произведение. Полтора часа спектакля прошли на едином дыхании.

Безусловно, версия уже полюбившегося российской публике режиссера Даниэле Финци Паски достойна стать полноправным участником сценического репертуара Мариинского театра. Ведь размышлять на темы смысла человеческой жизни надо не только в церквях, мечетях и синагогах. По мнению режиссера, «старые театры, как и корабли,— максимально приближены к Раю».

Фото: mariinsky.ru

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru