С хорошим настроением шел я июльским вечером на «Лючию» в театр Станиславского, ибо перефразируя великого поэта можно с полным основанием утверждать: послушать Доницетти – все равно что «горло прочистить, дыханье укрепить».

Уже три сезона минуло со дня премьеры этой постановки. Тогда в партии Эдгара, или, как нынче принято аутентично говорить – Эдгардо, блеснул Алексей Долгов. Но Долгов давно уже «далече», а спектакль продолжает жить. И сегодня основной целью моего визита в театр стал ввод на эту роль Нажмиддина Мавлянова. О нем и разговор.

Этот тенор не перестает удивлять меня своим творческим ростом и стилистической широтой. Вот уже скоро два года, как он впечатляюще дебютировал на московской сцене в «Силе судьбы». После Альваро ему покорились такие разные партии, как Хозе и Вертер, Альфред и Гофман. А ведь певцам с отчетливо выраженной итальянской голосовой природой, к коим принадлежит Мавлянов, трудно даются партии французского репертуара, особенно такие изысканные как Гофман и Вертер (Хозе в данном случае не в счет - эта роль достаточно хорошо адаптируется к итальянской манере и успешно освоена артистами такого плана). За примерами далеко ходить не надо. Неубедительный вертеровский опыт «короля» теноров Франко Корелли говорит сам за себя. Как образно заметил в разговоре со мной сам Мавлянов, здесь Корелли своим драматическим звукоизвлечением и темпераментом буквально «мочит» своего героя. Конечно, на ум сразу приходит универсальный Пласидо Доминго, в репертуаре которого успешно уживались различные по амплуа роли «всех времен и народов». Но это редкое исключение, да и можно ли назвать ограненный блестящей музыкальностью голос этого испанца и его гибкий темперамент вполне итальянскими?

И вот теперь Эдгардо - классика итальянского бельканто, один из пиков вокального мастерства. Забегая вперед скажу без обиняков – Мавлянов уверенно восходит и на эту вершину.

Но, прежде чем подробнее остановиться на его выступлении в «Лючии», позволю себе еще несколько замечаний общего характера. Слагаемых карьерного успеха Мавлянова, на мой взгляд, два. Прежде всего – сами вокальные данные, характер голоса. Как мне довелось уже писать, «он представляет собой счастливое сочетание лирической природы со спинтовой осязаемостью, достигаемой при помощи тембральной густоты, обертонов, лишенных, однако, излишних «агрессивных» добавок, замутняющих чистоту звуковой эмиссии». К этому можно добавить, что голос артиста, начинавшего свой творческий путь с легкой грации россиниевского Альмавивы, плавно укрепляется, «дрейфуя» в лирико-драматическую сторону, создавая, таким образом, все более широкий базис для многоцветья репертуарной палитры. В этом сочетании двух начал важен вектор – от лирического к драматическому! Попытки обратного, как показывает история, малоперспективны. Не менее важны и пределы такой эволюции. Где будет сделана остановка? Радамес, Манрико? Не дай Бог, Отелло? Известно, чем закончилась попытка Карло Бергонци одолеть мавра.

Но вряд ли Мавлянову грозят риски с этой стороны. И тут как раз уместно сказать о втором слагаемом его успеха – достойной уважения способности к трезвой самооценке и самосовершенствованию. Восхищает не только то, как вдумчиво артист осваивает новые партии, а как он неустанно шлифует старые… Но сегодня речь о новой.

Итак, Эдгардо. Партия, в которой есть всё – проникновенная кантилена и взрывная ажитация, лёгкая кружевная «ткань» и мясистая «подкладка». И главное – необыкновенная красота музыки. Почти все лучшие мелодии оперы, пожалуй, вложены композитором в уста этого героя. Кто только из знаменитых не пел Эдгардо! От нежнейшего Феруччо Тальявини до мощного Марио дель Монако (был в его творчестве и такой эпизод), от пленительно аристократичного Альфредо Крауса до страстно порывистого Франко Бонизолли. Таков уж центральный характер партии, во многом определяемый не только тесситурой, но и отсутствием чрезмерной и самодовлеющей колоратурной виртуозности, дающий возможность подступа к ней с разных певческих флангов. Особую трудность, конечно, представляют отдельные сверхвысокие ноты, такие, например, как ми-бемоль в Verranno a te sull' aure (2-я часть дуэта с Лючией) или альтернативный вариант с до-диезом в финальной кабалетте Tu che a Dio spiegasti l’ali. Петь их «живьём», а не в студийных записях, мало кто отваживается. Мавлянов тоже их не исполняет, и совершенно правильно делает, ибо ничем иным, нежели данью моде или желанием поразить публику, их необходимость не продиктована.

В качестве примечания на полях следует заметить, что исполнительские традиции «Лючии» вообще замусорены – купюрами (особенно досталось бедному Раймондо), «транспортом» и, мягко говоря, различными тесситурными излишествами. Дополнительную «смуту» в эту вариативность внесла и французская версия 1839 года. К сожалению, некоторые попытки очистить «авгиевы конюшни» весьма противоречивы. Характерный пример: запись «Лючии» 1976 года с неубедительной, особенно на верхах, Кабалье (спойте-ка каватину на полтона выше!), но замечательным ранним Каррерасом (Philips, дирижер Х.Лопес-Кобос).

Но вернемся к Мавлянову. Певцу есть что продемонстрировать в «Лючии» и без «цирковых» нот. Первая возможность проявить себя – уже упомянутый дуэт c главной героиней в финале 1-го акта. Начальные фразы g-moll'ного Larghetto Sulla tomba Мавлянов исполняет с подлинно итальянской ламентозной интонацией, сочетающей в себе скорбь со страстностью. Его неспешная прерывистая фразировка безупречна. В дальнейшем вокальный рисунок дуэта, следуя за оркестром, становится более оживленным, завершаясь восторженной и наполненной воздухом мелодией в си-бемоль мажоре. Как часто приходится наблюдать у вокалистов при таких стилистических сдвигах неровности звуковедения, регистровые «швы» и другие интонационные огрехи, вызванные попытками преодолеть технические барьеры! Ничего этого нет и в помине у Мавлянова – мы не ощущаем трудностей, только выверенный звуковой посыл и элегантная легкость (не легковесность!).

Итак, проверку на стильность Мавлянов с успехом прошел. А как быть с драматизмом? В этой роли он наиболее ярко проявляется в двух эпизодах: финале 2-го акта, а также дуэте Эдгардо и Энрико в начале 3-го (жаль, что театр не избежал распространенного соблазна подсократить эту сцену, обрывающуюся на словах Ivi t’uccidero).

Скажем лаконично: и этот тест Мавлянов также прошел успешно. Душераздирающая сцена с кольцом (возгласы Rispondi! и Maledetto sia l’istante) проведена на едином дыхании с высоким эмоциональным накалом, при этом не мешавшим четкой вокализации, что принципиально важно для белькантового репертуара. В дуэте врагов Мавлянов показал завидное мастерство речитации (Orrida è questa notte) и голосовую гибкость (Qui del padre ancor respire).

Момент истины для тенора настает в финале оперы, где он «царствует» безраздельно. Выдержать напряжение масштабной сцены, включающей в себя речитатив и арию Tombre degli avi miei… Fra poco a ricovero и завершающейся уже упомянутой кабалеттой, способен далеко не каждый. Именно здесь на премьере дыхание несколько раз подвело Долгова. Не таков Мавлянов, выносливость которого оказалась высокой пробы. И даже пара едва заметных шероховатостей были из разряда тех, которые случаются на сцене, придавая происходящему более живое и непосредственное звучание…

Опера – искусство ансамблевое. Артист в спектакле взаимодействует с партнерами, дирижером. При всем том, что другие солисты в этот вечер были вполне достойными, все же в этом аспекте к нынешнему спектаклю есть претензии, которые не могли не отразиться и непосредственно на впечатлении от мастерства Мавлянова. В первую очередь это касается звукового баланса в ряде сцен. Так в секстете голос тенора иногда терялся. В меньшей степени это касалось других эпизодов. Полагаю, что основная причина, все-таки, не в Мавлянове. Чрезмерный демонизм не знающего полутонов Дмитрия Степановича (Раймондо), несколько агрессивная звукопись Ильи Павлова (Энрико), «нервная» манера Евгении Афанасьевой (Лючия), прибегающей частенько для «борьбы» с фиоритурами к лобовой атаке верхних нот, создавали, подчас, атмосферу дисгармонии. Не исключаю, что и слишком энергичный темп того же секстета, предложенный Вольфом Гореликом, сыграл здесь свою роль…

Итак, в лице Нажмиддина Мавлянова мы имеем сегодня весьма качественного певца с большим потенциалом. Как долго он будет обретаться в Москве, не упорхнёт ли «птичка певчая» – вот в чем вопрос?

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru