В этот день на подступах к Концертному залу имени Чайковского было не протолкнуться: концертное исполнение «Евгения Онегина» Чайковского на IV Большом фестивале РНО вызвало небывалый ажиотаж. У автора этих строк даже создалось впечатление, что московские меломаны просто устали от миланских «Дон Жуанов», показанных на сцене Большого, на которых, с точки зрения вокальных открытий, на этот раз ловить было особо и нечего… Подумалось, что в начале нового концертного сезона слушатели просто элементарно соскучились по нашему родному, по русской оперной музыке. Заявленный состав солистов – лишь за исключением исполнительницы главной партии Дины Кузнецовой – был нам весьма хорошо знаком и никаких сомнений не вызывал. А то, что названная артистка (наша бывшая соотечественница) позиционировалась теперь как певица из США, несомненно, создавало определенную интригу.
В концерте принял участие Московский государственный камерный хор п/р Владимира Минина, но главным брендом этого исполнения, конечно же, стало имя Михаила Плетнева, занявшего место за дирижерским пультом возглавляемого им оркестра.
Имелись ли какие-либо сомнения по части оркестра? По части оркестра как такового – никаких, но по части действительно первоклассного симфонического коллектива, которому предстояло исполнить оперную партитуру, определенные сомнения были. И основаны они на достаточно представительной статистике оперных проектов РНО, причем, состоявшихся как вне рамок обсуждаемого фестиваля, так и в его программе. И первой «фестивальной ласточкой» вспоминается скучнейшее и весьма рутинное исполнение «Волшебной флейты» Моцарта, когда единственный раз фестиваль (самый первый в 2009 году) прошел на Новой сцене Большого театра. На следующий год, уже в Концертном зале имени Чайковского, по линии фестиваля исполнили «Золушку» Россини. Эта работа в чисто оркестровом плане хотя и оставляла некоторые вопросы к дирижеру (в обоих случаях за пультом стоял Михаил Плетнев), по сравнению с «Волшебной флейтой» предстала в качественно новом, позитивном свете: и по сей день она вспоминается довольно-таки оптимистично. И если бы не поставленная под музыкальным руководством маэстро «Пиковая дама» Чайковского на Новой сцене Большого театра, в свое время вогнавшая публику в тяжелый, недвусмысленно симфонический «летаргический транс» (правда и Оркестр Большого театра – вовсе не РНО!), то я, собираясь на обсуждаемого «Евгения Онегина», точно оставил бы все сомнения еще перед входом в зрительный зал.
И хотя сделать это мне так и не удалось, все мои сомнения исчезли буквально с первыми тактами музыки. Стало понятно, что в данном случае особая педантичность дирижера, его особо пристрастная углубленность в вопросы темпоритмики, нюансировки и качества оркестрового звука нашли с лирическими сценами Чайковского дружественный язык – язык весьма необычный, захватывающий, увлекательный. Вопрос о темпах – это ведь всегда вопрос без ответов, ибо, как говорится, «привычка свыше нам дана…». По моим ощущениям, и на этот раз темпы были непривычно замедлены (иногда – немного, иногда – в большей степени), но с общим лирическим настроем и вдохновенной красотой мелодического рисунка это нисколько не конфликтовало. На этот раз оркестровая оперная составляющая правила свой победный бал – и сему празднику музыки, увы, не способствовала лишь интерпретация партии главной героини.
Дина Кузнецова родилась в Москве и после окончания с отличием училища при консерватории по классу фортепиано дальнейшее музыкальное образование (по классу вокала) получила в США. Судя по представленному резюме, перед нами – певица достаточно именитая, ибо успела выступить уже на многих престижных сценах Европы и Америки: тут и Венская, и Берлинская, и Баварская государственные оперы, «Ковент-Гарден» и Английская национальная опера, Опера Сан-Франциско и Лирическая опера Чикаго, нью-йоркская «Метрополитен-опера» и Глайндборнский фестиваль… И естественно ставить под сомнение зарубежные достижения певицы, свидетелями которых мы не были, мы не в праве, поэтому будем вести речь исключительно о том, какое впечатление произвело ее исполнение партии Татьяны на фестивале в Москве.
Итак, по большому-то счету впечатление от исполнения этой благодатнейшей – но и коварной! – партии русского оперного репертуара оказалось весьма и весьма скромным, и в итоге осталось лишь недоумение, если не сказать – разочарование. Это явно лирическое от природы сопрано с характéрной «металлинкой» в тембре, практически без обертонов и устойчивой середины, изо всех сил пыталось убедить нас в том, что перед нами если и не драмсопрано, то хотя бы сопрано лирико-драматическое. И в сцене письма Татьяны певице это в определенной степени удавалось. Получился очень даже интересный, занимательно свежий и далекий от академических канонов романтический образ, правда его вокальной линии однозначно недоставало элементарной красоты звучания и элегантности нюансировки. При отсутствии уверенной середины контраст между штрихами piano и forte воспринимался нарочито искусственным, да и явная ограниченность певческого диапазона голоса исполнительницы досадно проявилась уже на этом этапе. Закономерно поэтому, что драматический финал оперы вылился для певицы в вокальное фиаско: финальная сцена без чувственной экзальтации, без драматической насыщенности вокального посыла – и, опять же, при явных тесситурных ограничениях – предстала просто эрзацем оперного воплощения…
Всё это приходится констатировать с грустью, ведь в обсуждаемом концертном исполнении были задействованы замечательный Онегин (Игорь Головатенко) и поистине прирожденный Ленский (Алексей Татаринцев). Оба певца – солисты столичной «Новой Оперы». Игорь Головатенко – баритон скорее драматический, но благородство его тембра и царственность интонации просто попадают в десятку образа его лирического персонажа, аристократически тонкого и наделенного огромным внутренним интеллектом. Тенор Алексей Татаринцев – один из тех редких художников, кто, обладая удивительным по красоте и тембральной насыщенности лирическим звучанием, не просто демонстрирует слушателю свой голос, но каждый раз рассказывает историю, тонко передает психологическую коллизию своего героя. Так было и на этот раз. После восторженного оцепенения, произведенного исполнением знаменитой «музыкально-поэтической» арии Ленского, тревожно-щемящего канона Онегина и Ленского и финальных слов пятой картины оперы «Убит? – Убит…» я поймал себя на мысли, что опера для меня по большому счету на этом и закончилась, хотя предстояла еще сцена петербургского бала с хрестоматийной арией Гремина и финальный дуэт Татьяны и Онегина.
Если «сообщение» Гремина Онегину на тему того, «что любви все возрасты покорны», в исполнении солиста «Геликон-Оперы» Станислава Швеца прозвучало не доверительно интимной лирической зарисовкой, а громко призывным агитационным лозунгом (причем, при неожиданно плохой артикуляции!), то роскошная финальная фермата Онегина в заключительной сцене оперы на фразе «Позор, тоска: вот жалкий жребий мой!» просто заставила-таки на мгновение забыть, что с Татьяной ему в вокальном отношении на этот раз явно не повезло… По всем приметам, это был не бенефис примадонны, не Татьянин день… Но зато это концертное исполнение стало тройным творческим бенефисом маэстро Михаила Плетнева, баритона Игоря Головатенко и тенора Алексея Татаринцева… Чем не картина «Три богатыря», написанная музыкальной кистью русской оперы!..
Фото: rno.ru
Большой фестиваль РНО, Концертный зал имени Чайковского
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения