По мне, если планировать визит в одну из европейских столиц, первым делом необходимо увязать планы вояжа с посещением местного оперного театра. Знакомство с архитектурными и художественными достопримечательностями – дело, конечно же, само собой разумеющееся, но меломану без посещения оперного театра просто не обойтись никак! В Бухаресте я никогда не был – не довелось, хотя желание побывать там всегда имелось большое. Остается оно и сейчас, но после того, как в Москве я посетил оперный гала-концерт солистов Национальной оперы Бухареста – он состоялся в начале октября на сцене Большого зала консерватории в рамках «Дней духовной культуры Румынии в России» – мой меломанский задор послушать «что-нибудь интересненькое» в стенах Национальной оперы Бухареста охладел ровно наполовину, хотя и не исчез совсем. Не исчез, так как коллекционирование оперных театров мира, в которых ты побывал, – занятие, на самом деле весьма и весьма увлекательное!

Мой же «половинчатый скепсис» станет понятным, когда я скажу, что из четырех румынских солистов, услышанных в Москве, по-настоящему впечатлили только двое, а двое других оставили в душе лишь ощущение неподдельно искреннего недоумения… Казалось бы, для участия в такой значимой международной акции должны отбираться лучшие творческие силы, поэтому с качественностью впечатлений на уровне всего пятидесяти процентов смириться было очень непросто, однако пришлось… И поэтому начну с самого «трудного», но неизбежного – с того, что разочаровало. Лишь после этого остановлюсь на том, что порадовало, и только в самом конце нашего разговора скажу о том, что просто оставило равнодушным и не вызвало никаких эмоций вообще, – об оркестре, который в этот вечер следовало рассматривать просто как «аккомпанемент певцам», и не более того…

Итак, «разочарование номер один» – баритон Ионуц Паску, обладатель небольшого, малополетного голоса, в «зажатом» звучании которого не удалось обнаружить ни намека на интонационную выразительность, ни кантилены. Вовсе не удивительно поэтому, что в «Прологе» из «Паяцев» Леонкавалло исполнитель просто «завалил» верхние ноты, превратив такой выигрышный номер в эрзац без вкуса, стиля и итальянского музыкального аромата. Непонятно, зачем в таком случае вообще было браться за этот «крепкий орешек» мирового баритонального репертуара?! Еще одним сольным номером в исполнении Паску стал монолог из третьего акта оперы «Панэ Лесня Русалим» («Pană Lesnea Rusalim») румынского композитора Пауля Константинеску (1909–1963). Естественно, что в своей родной стихии певец сразу же почувствовал себя, как рыба в воде, однако стóит отметить, что речитативно-мелодекламационный стиль музыки этого номера в принципе и не мог вызвать тех непреодолимых проблем, что поставил перед исполнителем «Пролог» из «Паяцев».

Услышать сей «раритет» Константинеску было, конечно же, интересно, но когда сталкиваешься с этой музыкой впервые, то хотя бы в нескольких словах хотелось бы узнать, о чем эта опера, что означает ее название, монолог какого персонажа мы услышали, а также о чем он пел. В отсутствие всего этого нам фактически предложили попробовать музыкальный «консерв» без инструкции по его употреблению, за что и хочется адресовать упрек в адрес организаторов мероприятия. Это тем более удивительно, ведь к нынешним «Дням духовной культуры Румынии в России» был издан роскошный иллюстрированный буклет с информацией о мероприятиях и участниках, однако ни на его страницах, ни в прилагавшейся к нему программе места для важной слушательской информации так и не нашлось. Неужели организаторы концерта с румынской стороны не заинтересованы в популяризации своего национального композиторского достояния?

Если случай с баритоном Ионуцем Паску – тяжелый, но в принципе рецензируемый, то в отношении сопрано Ирины Иордэкеску – «разочарования номер два» – не знаю даже, честно говоря, что и делать: воспоминания о трех сольных номерах, исполненных певицей (вальс Джульетты из «Ромео и Джульетты» Гуно и две арии из опер Пуччини: второе ариозо Лиу из «Турандот» и вальс Мюзетты из «Богемы», до сих пор вызывают у меня устойчивое отторжение, ибо никакой конструктивной критике эти трактовки быть подвергнуты просто не могут: они явно выпадают как из сферы следования элементарным канонам академического звуковедения, так и из сферы понимания исполнительницей музыкальной стилистики представленных произведений. Когда у сопрано «на середине» слышишь одно землистое глухое звучание, когда «низы» на окончаниях музыкальных фраз «проглатываются» вовсе и когда время от времени вместе с взятым дыханием в начале новой фразы вдруг только на forte прорезается некая тембральная краска, а затем наступает очередной коллапс, то приобщение к подобной вокализации превращается в серьезное испытание для меломанского уха. Судя по списку оперных героинь, представленных певицей, Иордэкеску – сопрано лирическое, однако при описанной манере звуковедения ни о какой лирике и тонкой вокальной настройке речи быть просто не могло.

Всё кардинальным образом переменилось, когда с арией «In questa reggia», звучащей из уст главной героини оперы Пуччини «Турандот», на сцену вышла сопрано Сильвия Сорина Мунтеану. Этот номер мы услышали после «Je veux vivre» Гуно в исполнении Иордэкеску – и контраст впечатлений был настолько разительным, что я даже растерялся от неожиданности! Из краткого резюме буклета я с удивлением узнал, что свою оперную карьеру в середине 90-х годов прошлого века певица начинала как меццо-сопрано. Сегодня представить это себе практически невозможно, ведь ее нынешнее звучание – это очень яркое и звонкое лирико-драматическое сопрано спинтовой окраски, но никак не драмсопрано в чистом виде. Этот голос, не поражая своей мощью, тем не менее, властно – в положительном смысле слова – прорезает слух на fortissimo, демонстрируя уверенное звучание «наверху» и убеждая в мастерстве опытной вокалистки. Этот голос хорошо звучит и на середине, правда густоты нижнего регистра не обнаруживает, но, впрочем, наблюдаемого затемнения низов – для эффекта полноценного художественного восприятия – в общей регистровой иерархии звучания певицы оказывается вполне достаточно. В своей выходной арии Принцесса Турандот в интерпретации Мунтеану предстает надменно холодной и отчаянно жестокой – и не почувствовать это, что называется, кожей просто невозможно! «Io son l’umila ancella» – это уже ария главной героини из оперы Чилеа «Адриенна Лекуврёр». Она и стала вторым номером, исполненным певицей, причем, на ее лирически просветленный и акцентировано драматический голос эта ария вообще легла просто идеально, явив полное растворение в стиле исполняемой музыки.

Четвертый участник гала-концерта – молодой лирический тенор Ионуц Хотеа. Именно этот исполнитель и оставил о себе самое теплое воспоминание, хотя поначалу, как и к любому незнакомому тенору, я отнесся к нему с некой настороженностью, ибо с тенорами, как известно, разочарований обычно бывает больше всего. Первоначально планировалось, что Ионуц Хотеа споет четыре сольных номера, но, к моему «негодованию, не знающему границ», арию Ромео «Ah! Lève-toi, soleil» из «Ромео и Джульетты» Гуно заменили на оркестровую пьесу. В результате в исполнении певца мы услышали лишь три арии, но, впрочем, и это количество оказалось достаточно представительным. Сначала прозвучал знаменитый романс Неморино «Una furtiva lagrima» из «Любовного напитка» Доницетти, затем – сцена и пленительный романс Надира «Je crois entendre encore» из «Искателей жемчуга» Бизе, и в завершении – «La donna è mobile», просто не на шутку популярная у нас песенка Герцога из «Риголетто» Верди.

Как говорится, сколько лирических теноров, столько и разных голосов. Звучание Ионуца Хотеа предстало скорее умеренно спинтовым, чем сладко лирическим, и оно прокладывало себе вокальную дорогу к сердцам слушателей не широкой поступью, а четко отмеряемыми и досконально просчитываемыми шагами. В масштабах Большого зала консерватории голос певца не смог удивить объемностью, но его всё же несколько большей чем, «точечной» фактуры при наличии спинтовости вполне было достаточно, чтобы не утонуть в оркестре и создавать стилистически адекватные интерпретации как итальянского, так и французского репертуара. Конечно, были определенные проблемы и с тесситурой, но я каждый раз поражался, как этот прекрасно выученный и – вопреки распространенной байке о легкомыслии теноров – чрезвычайно вдумчивый и умеющий держать ситуацию под контролем исполнитель с честью обходил подводные камни и острые рифы тенорового бельканто. Как видите, я вовсе не склонен к созданию идеального портрета этого исполнителя, но не заметить в нем яркую артистическую личность, поющую не ноты, а музыку, было невозможно! И если вокальные хиты, вложенные композиторами в уста Неморино и Герцога Мантуанского, мы слышим достаточно часто, то романс Надира из «Искателей жемчуга» возникает в концертных программах реже, поэтому этот «гимн любви» в удивительно трепетном и музыкально тонком, рафинированном исполнении Ионуца Хотеа стал, конечно же, самым главным хитом обсуждаемого гала-концерта.

Когда я слушал Ионуца Хотеа, то вдруг вспомнил, что в 2008 году румынская супердива Анжела Георгиу для участия в своем оркестровом рецитале на сцене Михайловского театра в Санкт-Петербурге пригласила другого молодого румынского тенора Влада Мирицэ, который, выступив в классическом оперном репертуаре, не произвел на меня абсолютно никакого впечатления, совершенно четко обозначив свою вокальную нишу «микрофонного» тенора с явно эстрадным уклоном à la Басков (разница лишь в том, что наш «золотой тенор» продолжает «рубить в микрофон» свое излюбленное разухабисто-горловое звучание, а более чем скромный эстрадный голосок Влада Мирицэ едва держался тогда на головном резонаторе: как сейчас, не знаю, ибо более его судьбой не интересовался). И вспомнил я об этом лишь потому, что, в отличие от услышанного тогда Мирицэ, Хотеа – это, как ни крути, настоящее академическое звучание лирического тенора, дальнейшая эволюция которого, скорее всего, будет происходить по лирико-драматическому сценарию: между прочим, в YouTube уже сейчас в его исполнении можно найти даже арию Калафа!

В программу обсуждаемого гала-концерта вошли не только сольные номера, но и два дуэта – Леоноры и Графа ди Луна из «Трубадура» Верди, а также Лакме и Малики из «Лакме» Делиба. В первом из названных дуэтов Мунтеану предстала как настоящее лирико-драматическое сопрано, и на этот раз страсти ее героини «кипели» уже с подлинной итальянской экзальтацией, при этом звучание голоса певицы было очень естественным, подвижным, интонационно выверенным. Напротив, ее партнер Паску всю вокальную отдачу этого страстного номера лишь только «старательно» девальвировал. В так называемом «цветочном дуэте» из «Лакме» Сильвия Мунтеану весьма творчески «изображала» меццо-сопрано, а партию сопрано «иллюстрировала» Иордэкеску. Я не оговорился – именно иллюстрировала, а не исполняла в полном смысле этого слова. И всё же сей удивительно нежный лирический дуэт, прозвучавший без купюр и со всеми повторами от первой до последней ноты, слушать было приятно, ибо когда голоса обеих певиц сливались, многие моменты весьма проблемного звучания Иордэкеску «прикрывались» красивой звуковой палитрой Мунтеану.

Наконец, под занавес вечера мы услышали достаточно популярный номер «Музыка» из оперетты «Дунайские волны» Джордже Григориу (1927–1999), еще одного румынского композитора: на этот раз он был распет на четыре голоса, то есть всеми участниками концерта. Напрашивается аналогия: в качестве финального хита наших оркестровых гала-концертов мы частенько слышим коллективное исполнение «Застольной» из вердиевской «Травиаты», так что с «Музыкой» Григориу мы получили возможность представить, как это, в принципе, может происходить в румынском национальном варианте. Этот отдельно взятый номер из цельного произведения, конечно же, меломанам хорошо известен и давно уже воспринимается, как самостоятельный опус, но всё же очень бы хотелось понять и его статус в контексте музыкального спектакля (оперетты). Почему бы в программе вечера было не дать краткую справку и на этот счет?

В заключение остается лишь сказать, что весь вечер на сцене был Московский симфонический оркестр, место за дирижерским пультом которого занял наш молодой, но уже хорошо известный маэстро Михаил Татарников. Достаточно упомянуть, что с начала этого года в качестве музыкального руководителя и главного дирижера он возглавляет Михайловский театр. Одним словом, весьма перспективный и многообещающий музыкант. Однако «обещать», что Московский симфонический оркестр в этот вечер будет звучать, как симфонический в прямом смысле этого слова, а не как всего лишь коллективный «аккомпанирующий инструмент», он мог едва ли. В силу этого исполнение трех оркестровых пьес мы просто приняли, что называется, к сведению, особенно увертюру к опере Россини «Сорока-воровка», которая в буквальном смысле мощно грянула в начале второго отделения.

В первой же части вечера два номера представили румынскую композиторскую школу. Открыла концерт финальная часть сюиты «В западных горах», автором которой является Марциан Негря (1893–1973), а в середине второго отделения – в качестве, как уже отмечалось, замены одного из запланированных вокальных номеров – в переложении для оркестра прозвучала известнейшая «Hora staccato» Григораша Динику (1889–1949). Исполненные миниатюры, несомненно, заслуживают к себе репертуарного внимания, но обсуждаемое мероприятие было заявлено именно как оперный гала-концерт, поэтому досадно, что арию Ромео в исполнении Ионуца Хотеа мы так и не услышали…

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru