Гала-концерт, посвященный 100-летию Екатеринбургского театра оперы и балета

«Мне не дожить до векового юбилея театра,
Но от всего сердца желаю ему жить вечно!»

Из творческого завещания певицы Марии Ростовской,
участницы 1-го сезона Екатеринбургской оперы

Прекрасный теплый и солнечный день подарила нынешняя осень Екатеринбургу и его юбиляру — Екатеринбургскому государственному академическому театру оперы и балета.

Театр ведет свою родословную с 12 октября 1912 года, когда на открытии его первого сезона была исполнена опера М.И.Глинки «Жизнь за царя». И вот, в первый день второго века жизни коллектива 13 октября 2012 года на его сцене состоялся праздничный гала-концерт, приуроченный к этой памятной дате.

Иван Козловский и Сергей Лемешев, Григорий Пирогов и Ирина Архипова – какие имена! Они выходили на эту сцену и вписаны в славную историю театра, который и сегодня успешно продолжает свою творческую деятельность. Об этом и многом другом говорил в своем вступительном слове Святослав Бэлза. После традиционных поздравлений театру и вручения наград началось представление, в котором выступила труппа театра и приглашенные солисты.

Торжественные действа «по случаю» часто превращаются в гламурные мероприятия с помпезной атрибутикой, лишенной внятной художественной идеи. Не таков был этот концерт, отличавшийся яркой зрелищностью и продуманной режиссурой. Под стать им была и его музыкальная программа, включавшая в себя как очень популярные номера, так и весьма изысканные гурманские «блюда», не часто встречающиеся в такого рода представлениях. Не нужно искать в этой программе многозначительной символики, будь то особая национальная идея или экскурс в репертуарную историю театра. Все проще и, в то же время, убедительнее – нам была продемонстрирована великая объединяющая сила мирового искусства в его прекрасных классических оперно-балетных образцах – от барочной старины (Монтеверди) до 20 века (Орф).

Но был в концерте один ход «на грани фола» - молодежь, которой он адресован в первую очередь, назвала бы его «фишкой». В трех эпизодах программы прозвучали произведения Д.Гершвина, Ж.Тибо и Ф.Сартори. Некоторые из гостей, с которыми мне довелось побеседовать в антракте, выражали по этому поводу недоумение – зачем, мол, высокое искусство разбавлять легкими жанрами? Пафос, полагаю, состоял в том, что искусство нужно делить не на высокое и низкое, а на хорошее и плохое. И доказательством служили эстрадно-джазовые шлягеры столь высокого качества из разряда evergreen, что всякие сомнения в справедливости такой классификации отпадали. К тому же постановочно эти номера были обыграны весьма изобретательно: фортепианный драйв гершвиновской темы When do we dance из мюзикла «Тип Тоуз» сопровождался юмористическими ускоренными кинокадрами в стиле ретро, изображающими мельтешащую публику, пришедшую в театр и спешащую занять места в зрительном зале; при звуках прозрачно-трогательной мелодии Time to say goodbay Франческо Сартори (солисты И.Боженко, И.Валиев) дети на экране рисовали здание театра; а респектабельно-возвышенная тема My way Жиля Тибо (Comme d’habitude во французском оригинале), прославившаяся благодаря Фрэнку Синатре, была подана в ораториально-хоровой аранжировке и также с участием солистов (Н.Бабинцева, Ю.Девин, В.Захаров).

Вообще, режиссеру юбилейного представления Игорю Ушакову удалось соединить в единое целое ликование дня сегодняшнего с элегической грустью о былом, патетику и юмор, академический лаконизм оформления балетного дивертисмента с пышной барочной театральностью старинной оперы. Еще несколько слов о кинопроекции, сопровождавшей весь ход представления и несшей существенную смысловую нагрузку. Использование «как бы» старой пленки с мелькающими на экране дефектами перфорации – нельзя сказать, чтобы слишком уж оригинальное – стало, тем не менее, весьма эффективным и действенным художественным средством: перед нами прошли и трехвековая хроника постройки знаменитых оперных театров мира, и история екатеринбургских постановок, и впечатляющая своим техническим волшебством визуальная метаморфоза фотографии первой труппы театра, постепенно превратившейся в коллективный портрет труппы нынешней.

Но все-таки главной в концерте стала собственно оперно-балетная программа, открывшаяся роскошным по красоте барочным кунстштюком – знаменитой арией Альмирены Lascia ch'io pianga из «Ринальдо» Генделя в неподражаемом исполнении солиста Челябинского театра оперы и балета Артема Крутько. Его контратенор тембрист, что позволяет голосу литься полнозвучно и естественно, без излишнего фальцетного «привкуса», который неизбежно сопровождает такого рода вокал.

Пожалуй, я отступлю от хронологического повествования и завершу рассказ о великолепной барочной «старине» в программе. Почти вся она отличалась большим вкусом и в то же время отсутствием чрезмерной «учености».

Еще один раз выпала удача послушать Крутько в финальном дуэте Нерона и Поппеи Pur ti miro из «Коронации Поппеи» Монтеверди, где его достойной партнершей стала солистка екатеринбургского театра О.Пешкова.

Рондо «Пляска дикарей» (Danse des Sauvages) из «Галантных Индий» Рамо – яркий оперно-балетный микст – своей нервической энергией зажег публику. Единение двух видов искусств в одном театре нашло здесь свое яркое художественное символическое преломление (исполнители – Н.Мокеева, О.Бударацкий и балетная труппа).

И, наконец, сверхмодная нынче ария Анастазио Vedro con mio diletto из оперы Вивальди «Юстин» («Джустино»), которую по всему миру распевают все, кому не лень, во главе с Ф.Жарусски. Вот тут строгий вкус, возможно, слегка изменил авторам концерта. Впрочем, дело свое этот номер сделал – остинатные ритмы и бесконечные «слёзные» секвенции безотказно подействовали на зал, замерший от восторга. Справедливости ради нужно добавить, что исполнителям этой арии Т.Никаноровой и К.Ковалевской удалось продемонстрировать благородное «инструментальное» звучание голоса, избежать излишней и столь соблазнительной чувственности. В этом им помог Камерный ансамбль Уральской консерватории (дирижер А.Шабуров).

Классическая оперная программа состояла из двух частей – сольной и ансамблевой. Последняя была столь же трудна, сколь и хороша. Слушая харизматический Квартет из «Риголетто» Bella figlia dell’amore я невольно думал – мастерство ансамблевого музицирования и музыкальность не менее важны в таком деле, нежели вокальные данные. Все солисты, ведомые тенором Ильгамом Валиевым (Герцог), выполнявшим по воле Верди своеобразную роль «запевалы», отменно справились со своей задачей. Ни одна фраза, мотив не потерялись в труднейшем сплетении партий. Это в равной мере касается сопрано Ирины Боженко (Джильда), меццо Надежды Бабинцевой (Маддалена) и баритона Юрия Девина (Риголетто), давшего им своеобразную опору в более низком регистре.

Виртуозный вихревой Квинтет из «Кармен» Nois avons en tête une affaire ни в чем не уступал вердиевскому ансамблю. Надежда Бабинцева, теперь уже в заглавной роли, вместе с четверкой контрабандистов (О.Пешкова, Н.Карлова, Н.Любимов, Д.Розвиев) смело ринулись в бой и победили. Трактовку отличала высокая техническая слаженность и светлый колорит звучания. Не исключаю, что дополнительную роль в этом сыграло наличие двух теноров в партиях бандитов Данкайро и Ремендадо. Такая практика существует и, на мой взгляд, выгодно отличается от традиционного сочетания баритона с тенором.

Секстет Chi mi frena из «Лючии ди Ламмермур» Доницетти принадлежит к вершинам оперного искусства бельканто. Он требует от исполнителей максимальной самоотдачи и убедительных вокальных качеств (певучести, прозрачности звукоизвлечения, регистровой ровности) в первую очередь у тройки протагонистов (Эдгардо, Энрико, Лючия). В целом секстет прозвучал хорошо, однако, вопросы к исполнителям возникли (Д.Зуев, И.Валиев, Е.Дементьева и др.). Ансамблевое звучание в отдельные моменты казалось тембрально суховатым, а динамические оттенки резковатыми. Впрочем, эти стилистические придирки не заслонили главного – в целом осмысленного музицирования.

Сказать, что моцартовский стиль весьма непрост, и раскусить этот «орешек» не каждому по зубам – значит не сказать ничего. Музыкальное кружево зальцбургского гения с его совершенством формы и благородством звучания всегда трудно давалось российским певцам с их традиционной приверженностью к крупному вокальному штриху и пафосной задушевности содержания в ущерб форме. Здесь же полная противоположность – изящная филигранность, мягкие полутона, «точечное» - без крупного помола - интонирование, умение сочетать стремительность с плавностью, строгость с предромантическим флёром – такие качества воспитываются поколениями. Кое-что на этом пути уже сделано отечественной школой, но массового характера не приобрело. Все эти проблемы отчетливо проявились в исполнении ансамбля из финала «Свадьбы Фигаро», прозвучавшего немного разухабисто и от этого обыденно, хотя и без провалов. Выделять кого-либо из многочисленных участников ансамбля не имеет смысла.

Апофеозом 1-го отделения стала завершающая его финальная картина из «Иоланты» Чайковского (Н.Карлова в заглавной партии). Такое режиссерское решение можно только приветствовать. В сочетании с массовым хоровым финалом всего концерта на музыку Триумфального марша из вердиевской «Аиды» здесь можно было усмотреть любопытную метафору – оба финала ансамблевые, но первый представляет собой сумму индивидуальностей, а второй – коллективное единение. Чем не модель современного театра, где общность и коллективный дух складываются из индивидуального мастерства каждого участника художественного процесса?

Сольный раздел вечера включал в себя Каватину Нормы Casta diva из одноименной оперы Беллини, две арии из «Севильского цирюльника» Россини (Фигаро и Базилио), арию Тонио из оперы «Дочь полка» Доницетти, Мелодию Леоноры из вердиевской «Силы судьбы», ариозо Канио из «Паяцев» Леонкавалло и, наконец, арию Мельника из «Русалки» Даргомыжского. Все принадлежат к оперным хитам и ко многому обязывают.

Зачин был сделан арией Нормы в исполнении известной певицы Елены Панкратовой, уже сделавшей весьма успешную карьеру на Западе. У нее большой драматический голос, а репертуар включает такие мощные партии как Турандот или Абигайль. Характер партии Нормы коварен. Для такого рода ролей в немецкой классификации голосов по системе Fach даже предназначен особый тип – «драматическое колоратурное сопрано». Драматическое наполнение здесь нужно огранять стилистикой бельканто, причем в беллиниевском духе. Мало кто умел это делать так, как несравненная Мария Каллас. Панкратова продемонстрировала хороший голос, уверенную эмиссию, однако белькантовости недоставало…

Девять «до» в арии Тонио, да еще и с неканоническими украшениями в виде сверхвысоких «ре» - какое пиршество для оперного гурмана! Солист Новой оперы Дмитрий Трунов уверенно взял все эти высоты, но достаточно ли этого для восхищения? Вряд ли, мы же не на стадионе. Нужно еще и обаяние образа, которого, увы, не было.

И вообще, в этот вечер многие приглашенные солисты (но были и исключения) испытывали дефицит одухотворенности. Они словно отбывали повинность. При этом с вокалом было все более или менее в порядке.

Вот и Дон Базилио Станислава Швеца выглядел чересчур академичным. Монотонность темпов и актерской пластики мешали зрителю получить полноценное удовольствие.

Удачнее оказалось выступление Дмитрия Зуева из Театра Станиславского и Немировича-Данченко – его Фигаро был весел и лукав, голос подвижен. А вот техника как раз в одном случае дала небольшой сбой во вставном «прыжке» на «до» через октаву.

Леонора в исполнении Елены Поповской оставила двойственное ощущение. Музыкальность и техника певицы сомнений не вызвали. Только душевной страсти и тепла хотелось побольше.

Ариозо Канио Смейся, паяц!.. Знаменитые рыдания Карузо сделали из этого образа идола, а саму вещицу донельзя заигранной. Зачем ее петь в концертах? Разве если уверен, что твой тенор неподражаем и вызывает обмороки у восторженных дам и их кавалеров. Список этих теноров операманам известен. Надеюсь, понятно к чему я клоню – Роман Муравицкий, уже многие годы обретающийся в Большом театре, в него не входит. Если же говорить о конкретном выступлении певца, то оно оказалось не без технических изъянов, особенно при переходе к нотам верхнего регистра. В качестве примечания хочу добавить, что оркестровая постлюдия к ариозо была купирована, что вызывает сожаление.

Восхитил Владимир Маторин. Мастерство народного артиста и сценический опыт оказались самой высокой пробы. Так и хочется воскликнуть – поучиться бы надо многим молодым такой концентрированной самоотдаче! Ария Мельника в его исполнении звучала колоритно, темпераментно и, главное, качественно.

Нашлось место в представлении и для хоровых номеров, среди которых были Хор цыган из «Трубадура» Верди, «O Fortuna» из «Кармины Бураны» Орфа, уже упомянутый Триумфальный марш из «Аиды». Отечественное хоровое искусство традиционно сильно, что в данном случае было явлено более чем убедительно. Очень трогательным оказалось выступление детского хора театра, задорно исполнившего польку И.Штрауса «Трик-трак».

Наш обзор подходит к концу. Нельзя кратко не упомянуть о балетных номерах концерта, хотя это искусство и не профильное для нашего журнала. Жемчужиной вечера стал дуэт из балета «Манон» на музыку Массне в исполнении примы Мариинского театра Дианы Вишневой и Георги Смилевски из Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Украсили концерт и па-де-де из балета Баланчина «Драгоценности» (солисты Ольга Смирнова и Семен Чудин из Большого театра), а также дивертисмент из «Дон Кихота» Минкуса.

Добрых слов заслуживает оркестр театра под управлением главного дирижера Павла Клиничева. Вместе с ним в концерте принимал участие и Михаэль Гюттлер (Германия). Впечатление не испортила даже досадная купюра быстрой части балетной сюиты «Танец часов» из «Джоконды» Понкьелли. Оркестровое сопровождение было музыкальным, аккуратным и корректным по отношению к солистам. Вот что значит – театральный коллектив, а не филармонический!

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru