Концерты, которые время от времени случаются на театральной оперной сцене, широкая публика, как правило, посещает менее охотно, тем более, когда речь идет о вокальных вечерах, то есть о концертах не под оркестр, а в сопровождении фортепиано. Однако, когда появился анонс подобного концерта в «Новой Опере», в котором были заявлены два участника – меццо-сопрано Виктория Яровая и баритон Илья Кузьмин, – мне подумалось, что именно к этому концерту публика, скорее всего, свой интерес обязательно проявит. И не ошибся: 3 ноября, в назначенный день, зал был полон и принимал своих любимцев очень тепло.

Под аккомпанемент фортепиано (концертмейстер – Светлана Радугина) звучала самая разная музыка – оперная и неоперная, камерная и некамерная, бравурно-виртуозная и лирико-романтическая, итальянская и русская, испанская и немецкая… Но к подобной репертуарной эклектике вряд ли стóит уж так придираться, ибо в этот вечер исполнители как раз и ставили перед собой задачу вынести на суд зрителей именно то, что обычно остается за привычными рамками их театрального репертуара.

Так, Виктория Яровая подготовила невероятно вкусную в музыкальном отношении подборку из пяти итальянских оперных арий Генделя, Россини и Доницетти, а также вокальный цикл Мануэля де Фалья «Семь испанских народных песен». Илья Кузьмин избрал на этот раз исключительно камерную исполнительскую стезю, представив вниманию публики вокальный цикл Малера «Песни странствующего подмастерья» и шесть романсов Рахманинова. И лишь во время финального биса оба исполнителя, несомненно, рожденные под счастливой оперной звездой, блистательно предстали, наконец, в замечательном оперном ансамбле – дуэте Розины и Фигаро «Dunque io son… tu non m’inganni? … Di Lindoro il vago oggetto» из «Севильского цирюльника» Россини.

Делиться своими собственными впечатлениями от концерта я начну с Ильи Кузьмина, в определенном смысле, пожалуй, уже старожила этих подмостков, ведь к труппе «Новой Оперы» Виктория Яровая присоединилась, можно сказать, относительно недавно. Но прежде, чем начать целевой разговор о каждом исполнителе в контексте их совместного выступления, всё же позволю себе буквально несколько ремарок относительно их творческих биографий.

Практически вся исполнительская карьера Ильи Кузьмина связана с театром «Новая Опера», куда он был принят в 2000 году сразу же после окончания Российской академии музыки имени Гнесиных: сначала он стал стажером, а затем был переведен в основной состав. Сегодня, имея в своем арсенале порядка полутора десятков партий первого положения и множество партий в оригинальных театрально-концертных проектах театра, этот ведущий баритон труппы, обладатель голоса удивительно чувственной «тембральной пластичности» и редкостной проникающей в душу теплоты, предстает одним из весьма стилистически утонченных и эмоционально рафинированных исполнителей. Его несомненно здоровый артистический кураж бесподобен в любом амплуа, будь то философствующий, беспрестанно мятущийся Гамлет в одноименной опере Тома (первая большая театральная роль), безудержно заходящийся в своих амбициозных порывах сержант Белькоре в «Любовном напитке» Доницетти или, к примеру, обаятельнейший гротесково-комичный камердинер Дандини в россиниевской «Золушке». Это всего лишь отдельные штрихи к портрету артиста, что приходят на память в первую очередь, но я, к примеру, до сих пор не могу забыть его феноменальную интерпретацию вокального цикла «Зимний путь» Шуберта, подготовленного и исполненного им в Москве, теперь уже можно сказать, с легендарным Важей Чачавой…

С тех пор воды утекло, конечно, немало, и нынешнее погружение публики в атмосферу немецких – очевидно, точнее сказать, австро-немецких – романтических грез уже предстало незабываемым вокально-артистическим откровением весьма мастеровитого интерпретатора-профессионала, явилось подлинной музыкально-психологической фреской поэтической души, характера, снедаемого муками неразделенной любви. Вообще, классический немецкий романтизм в произведениях вокально-камерного жанра, как правило, достаточно сух, отстраненно холоден и педантично рационален, но «Песни странствующего подмастерья», пожалуй, стоят неким особняком – возможно, оттого, что Малер тексты всех четырех номеров цикла написал сам, а некоторые темы этого сочинения перекликаются с сочным и ярко мелодичным романтизмом его Первой симфонии.

В «Песнях странствующего подмастерья» композитор аллегорически воспользовался приемом собственной реминисценции, представив себя молодым художником-скитальцем (лишь подмастерьем в искусстве), духовное мироощущение которого отягощено еще и приступами навязчиво-мучительной любви. Если подходить совсем уж утилитарно, то в каждой из четырех частей цикла («Когда любимая выходит замуж», «Утром гулял я в поле», «В руках моих блестящий кинжал», «Голубые глаза моей любимой»), в принципе, рассказывается об одном и том же, но при этом внутреннее состояние романтического героя исследуется, конечно же, с разных ракурсов. И для каждого из них Илья Кузьмин находит свои особые интонационные, тембральные и ритмические краски, рождая в душе слушателя какое-то большое и светлое, какое-то необыкновенно солнечное чувство…

Тот же самый свет, но уже свет загадочной русской души, страдания которой всегда полны обреченной безысходности, наблюдали мы в тот вечер и в камерной вокальной лирике Рахманинова. Если говорить в терминах «музыкальной терапии», то малеровский цикл оказал на меня явно «согревающий» эффект, в то время как все шесть исполненных романсов Рахманинова («Она, как полдень, хороша» на слова Минского, «Всё отнял у меня» на слова Тютчева, «На смерть чижика» на слова Жуковского, «Ночь печальна» на слова Бунина, «В молчаньи ночи тайной» на слова Фета, «Я был у ней» на слова Кольцова) наполнили сердце не романтически безоблачным пареньем высоких поэтических сфер, а щемящим чувством всепоглощающей романтической тоски – чувством, кажется, пытающимся познать свою природу изнутри себя, а оттого «надрывающим душу» еще больше. На сей раз, благодаря невероятной артистической отдаче исполнителя, определенно имела место «резонансно-дистанционная кардиостимуляция» зала, воздействие на слушателей в самом позитивном и благодатно эмоциональном свете вокального посыла.

За исключением одного из перечисленных опусов - романса «На смерть чижика» - все исполненные миниатюры, в силу своей традиционной репертуарности, предстали очень известными и популярными, но они отнюдь не казались «запетыми и заигранными». О романсе «На смерть чижика», пожалуй, скажу несколько слов отдельно, ибо, должен признаться, услышал его в живом исполнении впервые. Вполне подпадая под очерченные выше общие критерии, эта прелестная вокальная миниатюра всё же несет на себе и заметный оттенок жанрово-бытовой вокальной зарисовки, использует приемы игровой харáктерности. И в полном соответствии с этим исполнитель, умело балансируя на грани харáктерного и трагического, наполняет ее необычайно тонкой музыкальной синкретикой.

В отношении Виктории Яровой расхожая формула «нет пророка в своем Отечестве» лично для меня сработала вовсе не потому, что уникальных возможностей этого роскошного колоратурного меццо-сопрано я по достоинству так и не оценил в родных пенатах. Всё гораздо банальнее: я просто не смог этого сделать физически, ибо случилось так, что впервые в жизни я услышал Викторию Яровую в 2009 году на фестивале в Пезаро в молодежной постановке «Путешествия в Реймс» Россини (партия Маркизы Мелибеи). Правда, в афише она была заявлена в тот момент как Виктория Зайцева (под своей девичьей фамилией). Это имя мне тогда ничего не сказало, но я его запомнил, ибо не запомнить удивительной красивый и тембрально наполненный голос певицы было просто невозможно.

А уже на следующий год, когда в рамках основной фестивальной программы певица получила ангажемент на партию Сивено в опере Россини «Деметрио и Полибио», я снова встретился с ней в Пезаро, на этот раз – не только как зритель и слушатель в уютном зале Teatro Rossini, но и как журналист, взявший у нее интервью. Правда, еще до этого нового ангажемента моя «мимолетная встреча» с исполнительницей в Москве всё же состоялась на концертном исполнении «Итальянки в Алжире» Россини на сцене Большого зала консерватории. И хотя певица была занята во второстепенной партии Зульмы, несомненно, эта игра стоила для нее свеч, ведь за дирижерским пультом того эксклюзивного проекта стоял сам маэстро Альберто Дзедда!

Упомянутое пезарское «Путешествие в Реймс» имело место в 2009 году, именно в тот год, когда, после окончания Музыкального училища при Московской консерватории и обучения в 2007 – 2008 годах в Центре оперного пения Галины Вишневской, певица, тогда еще Виктория Зайцева, дебютировала в «Новой Опере». Этот дебют, правда, состоялся в роли второго плана – партии Дуняши в «Царской невесте» Римского-Корсакова, поэтому автора настоящих заметок сие обстоятельство может вполне извинить за то, что он его не заметил. В репертуаре певицы на этой сцене были и другие небольшие роли в спектаклях, и участие в ряде концертно-театральных проектов, но первая большая партия – да еще такая благодатная в вокальном отношении, как партия Анджелины в «Золушке» Россини! – была спета ею на сцене «Новой Оперы» лишь в конце января 2011 года.

Но то была еще промежуточная semi-stage версия, а премьера полноценного спектакля состоялась лишь на следующий сезон осенью того же года. И не преминуло случиться просто обыкновенное музыкальное чудо: стилистически выверенная, психологически наполненная и феерически выверенная интерпретация этой партии стала подлинным украшением премьеры, а мы, наконец-то, впервые услышали в этих стенах настоящую россиниевскую певицу! Если в лабиринте Интернета вы вдруг случайно набредете на этот обзор о премьере, то в данном случае ошибиться просто невозможно: предусмотрительный автор явно обозначил связку Зайцева – Яровая. Однако если в каких-то иных материалах вы вдруг встретите имя Виктория Зайцева и поймете, что речь идет о колоратурном меццо-сопрано и солистке «Новой Оперы», то можете не сомневаться: это и есть Виктория Яровая, героиня нашего нынешнего повествования.

В рамках обсуждаемого концерта на сцене «Новой Оперы» в исполнении Виктории Яровой звучала и музыка Россини: известнейшей каватиной Арзаче «Ah! Quel giorno ognor rammento» из оперы «Семирамида» певица словно продолжила галерею брючных персонажей-травести, начатую ей партией Сивено. Но если образ Сивено, персонажа самой первой оперы совсем еще молодого Россини, выдержан композитором пока что в обтекаемо общих музыкальных традициях жанра классической оперы seria, то Арзаче – персонаж уже самый что ни на есть узнаваемо россиниевский, и исполненная певицей выходная ария – всегда желанная музыкальная жемчужина в репертуаре колоратурных меццо-сопрано и контральто. Виктория Яровая просто, легко и свободно купается в этой музыке: моменты подлинного наслаждения маленьким шедевром Россини, извлеченным из гигантской оперной фрески под названием «Семирамида», заставляют полностью обратиться в слух и всецело внимать вокальным трелям, податливо-пластичному звуковедению певицы, ее легким верхним нотам и завораживающе глубоким, бархатным низам: мощная вокальная энергетика этого мужского образа, наполняемого аурой сильной женской души, просто не отпускает вас на всём протяжении этого роскошного номера…

Знаменитые речитатив и ария Леоноры «Dunque fia vero, oh ciel! Desso... Fernando! … Oh, mio Fernando! Della terra il trono» из оперы Доницетти «Фаворитка» – еще один лакомый репертуарный кусочек как меццо-сопрано, так и драматических сопрано. И здесь абсолютно чистая энергетика женского образа в трактовке Виктории Яровой находит такие тонкие психологические краски, такие изысканно вокальные оттенки драматических порывов героини, что, в отличие от каватины Арзаче, энергетика этой музыки, кажется, проникает не в кровь, а в душу. И обе эти арии, представляющие золотое итальянское бельканто XIX века, кажутся просто созданными для природных возможностей голоса исполнительницы.

Но я с огромным интересом прослушал и всю тройку генделевских арий – арию Руджеро «Sta nell’Ircana pietrosa tana» из оперы «Альцина», арию Ринальдо «Cara sposa, amante cara» из «Ринальдо» и арию Ксеркса «Crude furie degl’orridi abissi» из одноименной оперы. В отсутствие в наше время певцов-кастратов, которым в оригинале эти партии предназначались, мы совершенно уверенно, если только за них не берутся современные контратенора, говорим что это всё примеры мужских персонажей-травести: исполнение их меццо-сопрано предстает вполне оправданным и естественным. Первая и последняя ария – типичные образцы арий di bravura c большим количеством виртуозных колоратурных пассажей, и, в общем-то, для самогó состояния ажитации, выраженной в их музыке, абсолютно без разницы, что в первой ей подвержен заколдованный мифологический рыцарь Руджеро, пытающийся противостоять чарам волшебницы Альцины, а в последней – «архидревний» персидский царь Ксеркс, погрязший в своих любовных авантюрах: при несомненно разных мелодических рисунках и сюжетных оперных коллизиях эти сиюминутные внутренние состояния героев практически одни и те же. А вот структура второй арии более интересная: краткая бравурная вспышка ее центрального раздела, обрамляется в начале и в конце типичным жалобным стенанием в стиле lamento: рыцарь Ринальдо оплакивает потерю возлюбленной Альмирены, похищенной у него волшебницей Армидой.

Гендель, понятно, – совсем еще не Россини: если все эти «барочные экзерсисы» XVIII века чрезмерно «пересушить» и спеть отстраненно холодно, сие, возможно, и создаст «праздник рассудка», но вряд ли праздник души. Виктория Яровая создает именно праздник души, наполняя «своего Генделя» такими тонкими смысловыми, интонационными и ритмическими нюансами, такими удивительными градациями музыкальной страсти и нежности, что не остается сомнений в одном: и Гендель – это тоже ее композитор, хотя при этом генделевские колоратуры и звучат у певицы с меньшей тембральной и эмоциональной наполненностью, чем россиниевские. Зато в «Семи испанских народных песнях» Мануэля де Фалья постоянное сочетание, соревнование и взаимопроникновение страсти и нежности друг в друга создают одно большое ощущение чего-то первозданно яркого, свободного, безудержно порывистого. Никакой меланхолии здесь нет и в помине, исполнительские вокальные краски необычайно свежи, а их палитра многообразна, как сама природа, и изменчива, как сама жизнь…

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru