Концертное исполнение опер всё чаще привлекает наше внимание, также как и меломанов во всём мире. Именно в условиях концерта возможно наилучшем образом «расслушать» музыкальные достоинства партитуры, не отвлекаясь на нередко неоправданные режиссёрские ходы. Сегодня в центре нашего внимания — опера редкая и прекрасная, каждое исполнение которой становится настоящим событием в оперном мире. Для нас это исполнение особенно интересно, поскольку две главных партии в нём доверены русским певцам.
В Лионе стартовал совместный проект Лионской национальной оперы и парижского Театра Елисейских полей — «Пуритане» Винченцо Беллини в концертном исполнении. В главных партиях выступили российские певцы Дмитрий Корчак и Ольга Перетятько.
Весь день 13 ноября я, начиная с самого утра, провёл в приподнятом настроении от того, что вечером мне предстояло слушать музыку Беллини – композитора, которым я издавна восхищаюсь.
И не просто Беллини, а «Пуритан» - его последний шедевр, в котором он впервые обратился к правдоподобному историческому сюжету, а также продолжил своё стремление к укрупнению формы, к сквозному развитию музыки (в «Пуританах» практически нет традиционных оперных номеров – арий, дуэтов, хоров и т. п. - «в чистом виде») и значительно усилил роль оркестра. Всё это вместе позволило ему выйти на совершенно новый для своего времени уровень психологической правды в опере. Иначе говоря, в «Пуританах» уже есть всё то, к чему оперные композиторы будут с таким трудом и так постепенно приближаться в течение всего дальнейшего XIX века. «Пуритане» - взгляд 33-летнего композитора в будущее. В то будущее, в котором ему не суждено было принять участие.
Моя радость предвкушения усиливалась ещё и тем, что дирижировать оперой должен был итальянский маэстро Эвелино Пидó – едва ли не самый крупный современный специалист по Беллини, недавно получивший на родине композитора в Катании престижную премию «Золотой Беллини», вручаемую за вклад в пропаганду творчества композитора.
Любя Беллини, я могу только приветствовать то, что Лионская опера обращается к его творчеству уже второй год подряд. В прошлом сезоне это были «Капулети и Монтекки», теперь вот «Пуритане». Надеюсь, это славное начинание будет продолжено. И даже хорошо, что оперы Беллини даются здесь в концертном исполнении. Беллини – он такой... такой искренний, такой беззащитно-наивный. Ему абсолютно не свойственны ирония, нарочитая театральность, двойное дно и рассованные по карманам кукиши – то есть всё то, что составляет наиболее сильные стороны современной оперной режиссуры. Пускай же его дают в концертных исполнениях! Пока что. До лучших времён.
Зал Лионской оперы был, как всегда, полон. Однако состав публики был несколько иной, чем обычно: относительно мало молодых лиц (как правило, весьма тут многочисленных), а людей очень пожилых, напротив, непривычно много. Видимо, здешняя молодёжь не слишком интересуется концертными исполнениями, предпочитая «экшн», а старики, наоборот, не жалуют современные режиссёрские эксперименты.
Концертные исполнения – вещь, вообще говоря, специфическая (и, на мой взгляд, несколько противоестественная, вроде чтения пьесы по ролям). Артист, органично воспринимаемый в оперном спектакле, в концертном исполнении может обнаружить полную несостоятельность. И наоборот: хороший певец, украшающий концертное исполнение своим участием, может оказаться беспомощным актёром и «завалить» спектакль. Что же касается публики и критики, то им концертное исполнение даёт наилучшую возможность посудачить, как в старые добрые времена, о том, «кто как сегодня пел», тем самым, уподобляя искусство спорту, а артистов – скотине на сельской ярмарке.
Я всё это не люблю и даже от души презираю, поэтому не буду ходить вокруг да около и сразу откровенно признаюсь: мне исполнение очень понравилось. Более того, я просто в восторге. Начиная с самых первых тактов, во мне поднималась волна счастливого недоумения: почему звук такой качественный и вообще стереофонический? Где шипение и скрежет? Разве сейчас так играют – в таких бодрых темпах, с таким воодушевлением, с такой верой в эту музыку? Это же старомодно! Оказывается, играют. И, если делать это искренне, то старомодность оборачивается новой свежестью. Ваш покорный слуга капитулировал почти что сразу: первые слёзы восторга навернулись на его глаза уже в конце открывающего оперу хора солдат. Эта чудесная музыкальная картина пробуждающегося города с перекличкой нескольких групп хористов чем-то напоминает аналогичную сцену из «Лоэнгрина», только... только лучше: тоньше, интеллигентнее, не так громоздко и претенциозно. Да простят меня фанаты Вагнера.
Оркестр Лионской оперы, основанный в 1983 г. Джоном Элиотом Гардинером, в очередной раз подтвердил свою репутацию одного из лучших оркестров Франции: оркестра-хамелеона, умеющего в Массне быть французским до мозга костей, в Моцарте и Шёнберге – как будто только что приехавшим из Вены, а в итальянских операх – неподдельно итальянским. То же самое касается и хора, уже почти двадцать лет возглавляемого англичанином Аланом Вудбриджем: великолепная дикция, исключительная музыкальность и полная вовлечённость в события оперы.
Ну-с, хочешь не хочешь, а надо поговорить и о солистах. Всё-таки опера, как-никак. Тем более, концертное исполнение. Почти весь состав был итальянским, но две главные партии – Артур и Эльвира – достались певцам из России.
Партию Артура исполнил Дмитрий Корчак. О его пении мне трудно судить объективно, так как администрация Лионской оперы подложила публике небольшую свинью, объявив перед самым началом концерта, что «мсье Корчак» неважно себя чувствует и находится не в лучшей форме, за что театр приносит свои извинения. Это очень по-французски, здесь так регулярно делают, что мне кажется крайне неправильным. Если болеешь – бери больничный; если не взял больничный – работай и не жалуйся. Я так считаю. Тем более что Артур – партия невероятно сложная, и в зале после такого объявления многие заволновались. Это как если бы в цирке объявили: «Уважаемая публика, мы целую неделю забывали покормить льва, но сейчас наш дрессировщик всё-таки попробует засунуть голову ему в пасть».
Обошлось. Да, местами чувствовалось, что нашему вокалисту приходится нелегко (особенно поначалу), но партию он допел без приключений, все верхние ноты взял. Между прочим, знаменитый Джованни Рубини, для которого писалась эта партия, не стеснялся брать высокие ноты фальцетом. Сегодняшняя практика такой способ звукоизвлечения считает малоприемлемым, что ещё больше усложняло Корчаку задачу. Да, порой эти верхние ноты звучали резковато, да, порой тембр его голоса больше походил на характерный, нежели на лирический тенор. Но это опера, а не скачки, а певец – человек, а не лошадь, так что я больше не хочу продолжать эту тему. В дополнение к героическому персонажу французской публике был явлен героический вокалист, что, в общем-то, тоже неплохо. От души надеюсь, что на последующих исполнениях «Пуритан» в Париже и Лионе Дмитрий чувствовал себя лучше и был вообще безупречен.
Тем более что в драматическом плане к нему никаких претензий предъявить нельзя. Даже внешне Корчак с его слегка отпущенными вьющимися волосами казался сошедшим со старинного английского портрета. Глядя на него, действительно, хотелось пожалеть о том, что исполнение концертное. Артист вполне жил жизнью своего персонажа. Когда в финале первого акта он затянул Se il destino a te m'invola, o mia Elvira, o amor mio santo, в этом было столько горечи, столько обречённости, что беднягу Артура стало невероятно жалко. А когда в ответ на это из-за сцены послышался радостный хор спешащих на свадьбу гостей, то сила драматического контраста получилась сопоставимой, скажем, с повтором песенки Герцога в финале «Риголетто», только... только лучше: тоньше, интеллигентнее, не так откровенно и в лоб. Да простят меня фанаты Верди.
Вкратце о выступлении российского артиста можно сказать так. С партией он справился достойно, с ролью – вообще прекрасно (даром, что исполнение было концертное). Но был ли он тем чародеем и гипнотизёром, каким должен быть тенор в итальянской опере? Наверное, всё-таки нет. Не в этот вечер.
Что же касается итальянцев, то они были... Не то чтобы лучше «наших» - нет, не лучше. Но как будто бы с другой планеты. В этой музыке они чувствовали себя не просто как рыбы в воде, а как рыбы в воде с идеальной температурой, солёностью и pH.
Баритон Пьетро Спаньоли в партии Ричарда сразу же положил публику на обе лопатки своей выходной колоратурной арией Ah per sempre io ti perdei. Мало того, что всё прекрасно спел, так ещё и с тем лукавым озорством в глазах, которое вербально можно было бы выразить так: «Нет, ну понаписал, ну понаписал! Посмотрите только! Украшений-то, украшений! Как у девчонки какой-нибудь! Ну, что ж – споём, раз надо».
Но при этом переглядывании с публикой Спаньоли – вот он высший пилотаж! – не забывал и раскрывать образ самого сэра Ричарда. Образ вышел довольно нестандартный, над суровым пуританским полковником в нём доминировал отвергнутый страстный воздыхатель – этакий печальный Пьеро. Возможно, этого Ричарда и можно было бы слегка упрекнуть в недостатке воинственности, но уровень исполнения был таков, что артист был мог позволить себе пойти на небольшой манёвр, оставаясь вполне убедительным.
Однако ещё больше восхитил меня другой итальянец – Микеле Пертузи, один из самых выдающихся Фальстафов современности (запись этой оперы с его участием получила «Грэмми»). Здесь прославленный баритон выступил в басовой партии сэра Джорджа Уолтона. Наверное, пуристы (не путать с пуританами!) сказали бы, что голос певца слегка высоковат для этой партии. Действительно, крайние низы звучали у него довольно бледно, а один раз ему даже пришлось прибегнуть к приёму, который на жаргоне отечественных вокалистов называется «шубой по печке». Ну и что с того? Ну и что с того, если это было так невыразимо, недосягаемо прекрасно! А уж когда он запел арию Cinta di rose, то стало ясно: вот она та самая, настоящая, знаменитая беллиниевская кантилена, когда мелодия течёт ровно и плавно и, кажется, не прервётся никогда. Изредка, впрочем, Пертузи всё же прерывал её, но не для того чтобы «подворовать» дыхание, а только лишь затем, чтобы, когда этого требовала драматическая выразительность, аккуратно выделить то или иное слово, ту или иную фразу.
А уж финальный дуэт второго действия Спаньоли и Пертузи исполнили вообще выше всяких похвал. Казалось, знаменитое соло трубы возникло в оркестре потому лишь, что к нему привела вся логика предыдущего музыкального развития. Это была подлинная кульминация всей оперы, и это было потрясающе – даже не знаю, кого больше благодарить: композитора, дирижёра или обоих вокалистов.
Ещё один замечательный певец, Уго Гальярдо, выступил в маленькой партии лорда Вальтера Уолтона. Сицилиец, то есть земляк Беллини, и обладатель сочного, рокочущего баса. «Послужной список» у Гальярдо довольно солидный – интересно было бы услышать его в партии побольше.
Таким образом, главными героями вечера для меня оказались низкие голоса. Но лионская публика была иного мнения: итальянским мэтрам она отдавала почтение, а молодым (и, надо сказать, весьма симпатичным) влюблённым Артуру и Эльвире – предпочтение. Когда Ольга Перетятько и Дмитрий Корчак вышли на заключительные поклоны, публика, в дополнение к овациям, дружно затопала ногами. Казалось, ещё немного, и здание оперного театра рухнет. Что в очередной раз напоминает нам, зачем вообще публика ходит в оперу, даже если это концертное исполнение: не чтобы слушать, а чтобы сопереживать.
Так и должно быть. Ведь со временем подробности этого концерта выветрятся у всех из памяти. Это естественно и неизбежно. Но что останется, что запомнится? Уж конечно не вокальные огрехи. И даже не вокальные успехи. Лично мне запомнится то, как Перетятько спросила у Корчака: Dunque m’ami, mio Arturo?.. Si?.. Запомнится этот взгляд, эта интонация, полная надежды, мольбы и боязни поверить в собственное счастье. Я глубоко убеждён, что именно в таких моментах и спрятано настоящее волшебство оперного искусства. Именно ради них люди пишут, поют и слушают оперы. А всё остальное – просто техника.
Одним словом, удача. В целом – большая и бесспорная артистическая удача.
Театры и фестивали
Винченцо Беллини, Дмитрий Корчак, Ольга Перетятько
Персоналии
Произведения